Страна не стремится избирать современный путь развития цивилизации, к примеру, о телевидении там узнали только к концу века.

Но при этом в ней живут поистине счастливые люди.

Тибетские хроники XVIII века сохранили множество имен этого загадочного государства, среди них: Спрятавшаяся Святая Страна, Южная Долина Целебных Трав, Лотосовый Сад Богов.

Современники же выделяют две наиболее популярные версии: Бху-Утан — «горная страна», либо Бхот-Ант — «юг Тибета». При этом сами бутанцы всегда называли свое государство Друк Юл, что в переводе означает «Страна Дракона-Громовержца» (вероятно, это связано с сильными грозами, которые случаются в данной местности довольно часто).

Археологические раскопки свидетельствуют о том, что цивилизация на территории Бутана зародилась в глубокой древности — примерно во втором тысячелетии до нашей эры. Однако сведений об истории государства до наших веков практически не дошло.

Известно, что первыми европейцами, посетившими страну, были португальцы. На дипломатический «контакт» с другими государствами королевство вышло лишь в конце XVIII века.

Несмотря на то, что Бутан считается «страной третьего мира», народ его здравствует и процветает, а связано это с тем, что экономическое развитие страны измеряется не «внутренним валовым продуктом», а «валовым национальным счастьем».

Это единица измерения качества жизни бутанцев, которая включает в себя прежде всего сохранность морально-нравственных ценностей.

Придумал ее четвертый король Бутана в 1972 году, он был убежден: «счастье народа важнее процента ВВП». Кстати сказать, «валовое национальное счастье» в стране планируется заранее, на пять лет вперед, при этом прогресс осуществляется крайне медленно, дабы не разрушить культурные и семейные ценности, приверженность буддизму и первозданность природы.

Первое, что отличает страну — это чистота. На каждом шагу стоят урны. Местные жители очень обеспокоены экологией своей страны, поэтому даже в самом бедном районе королевства нет мусора, в отличие, например, от соседствующих Индии или Непала.

Еще одна колоритная особенность — это здания, внешне напоминающие малахитовые шкатулки.

В 70-х годах действующий монарх издал указ о том, что все сооружения (начиная от жилых домов и заканчивая аэропортом) должны быть расписаны традиционными орнаментами. С тех пор так и повелось.

Восемьдесят процентов населения Бутана — это сельские жители, поэтому жизненный уклад здесь деревенский. Жилые дома все однотипные, имеют по три этажа: на первом располагается хлев, на втором — кухня, спальня и молельная, а на третьем — чердак для сушки сена и хранения ненужного хлама.

В каждом жилище повсюду развешаны портреты короля и его супруги, жители Бутана искренне любят и почитают их всем сердцем. На крыше дома обязательно должен развеваться традиционный флаг — хатаги (это полотна белой ткани с молитвами).

Все бутанцы в обязательном порядке придерживаются национального дресс-кода, на местном языке он называется Дриглам Намжа. Мужчины должны носить гхо (тяжелый халат длиной до колен, подвязанный поясом), а женщины — блузки, поверх которых накидывается прямоугольный кусок ткани (кира).

В городе Паро располагается один из важнейших буддийских объектов в мире — монастырь Такцанг («гнездо тигра»), построенный на скале высотой более одного километра. Это самый известный памятник Бутана.

Еще одна не менее привлекательная реликвия королевства — Курджей Лхакханг — храм, возведенный вокруг пещеры с отпечатком тела буддийского гуру Ринпоче на стене. Он находится в городе Джакар.

Путешествующий по Бутану заметит также на территории всей страны большое изобилие дзонгов (древних крепостей), которые сегодня служат резиденциями гражданской и монастырской администрации каждого района.

Природа в Бутане поражает своим великолепием. Здесь насчитывается девятнадцать горных вершин высотой более семи километров, среди них священная гора Джомолхари и высочайшая точка Королевства Бутан — гора Кула-Кангри.

Климатические условия разнятся в зависимости от того, в какой части страны вы находитесь: от теплых и влажных джунглей на юге (на границе с Индией), до вечных ледников на севере (на границе с Тибетом).

В западной, центральной и восточной частях погода скорее напоминает европейскую. С каждым годом все больше и больше туристов открывают для себя экзотические красоты Бутана. Однако приезжих по-прежнему здесь немного.

— Да, — думал я. — В этой сказочной стране можно будет почерпнуть немало полезного и немного попрорицать. А затем отправиться в Тибет, где заняться этим по полной программе.

Столь радужные размышления прервало очередное сообщение, донесшееся из динамиков — начиналась регистрация на Тхимпху.

Я расплатился с официантом, дав ему щедрые чаевые, на что тот довольно осклабился «мерси», после чего взял свой дипломат, спустился вниз и направился к стойке регистрации.

Там уже находились несколько десятков пассажиров, у которых поочередно проверяли паспорта с билетами две миловидные девицы с ногами от плеч и в коротких мини юбках.

Процесс занял не более пятнадцати минут, далее последовал таможенный досмотр — поверхностный и формальный, вслед за чем всех пригласили к выходу на взлетную полосу, у которого вылетавших ждали два яркой окраски автобуса.

Ведомые сопровождающей мы погрузились в них, гармошки дверей бесшумно закрылись, и транспортные средства мягко покатили один за другим по серому бетону.

Спустя непродолжительное время они встали у белоснежного «Конкорда», хвостовое оперение которого было расцвечено колерами французского национального флага.

К описываемому времени это был один из лучших воздушных лайнеров, используемых на дальних магистралях, с крейсерской скоростью более двух тысяч километров в час и дальностью полета сверх семи тысяч.

У борта лайнера уже стоял трап, мы выгрузились, и посадка началась.

Кукольного вида стюардесса, взглянув на мой билет, кивнула изящной головкой с прической «а — ля гарсон», предлагая войти в салон, после чего я ступил на борт воздушного судна.

Оно впечатляло размерами и комфортом.

Пассажирский отсек с двумя рядами кресел, увенчанных белоснежными чехлами, терялся вдали, все было отделано хромом и пластиком, под ногами пружинила ковровая дорожка.

Мое место оказалось в средней части самолета, крайним справа у иллюминатора. Я сунул дипломат в ячейку ручной клади у подволока[118], после чего уютно расположился в кресле.

Соседом сбоку оказался высокий, средних лет латинос[119], с орлиным профилем и в темных очках, угнездивший на коленях футляр со скрипкой.

— Буэнас тардес, амиго[120], - улыбнулся он, перехватив мой взгляд. — После чего добавил на французском, — я музыкант, лечу в Бутан на гастроли.

— Похвально, — кивнул я. — Желаю удачи. И тоже изобразил улыбку.

Вскоре посадка закончилась, трап укатил в сторону, а стюардессы совершили предполетный ритуал. Одинаковый во всех авиакомпаниях мира.

Далее на переборках зажглись таблички «но смокинг», послышался свист запускаемых турбин — лайнер плавно покатил к месту старта.

Там он на минуту встал (свист моторов перешел в рев), чуть задрожал корпусом и стал набирать разбег, все убыстряясь.

Еще несколько секунд — под крылом поплыла взлетная полоса, потом зелень рощ, которые сменила бескрайняя синева моря…

Турбины умиротворяющее гудели, стюардессы, мило улыбаясь и играя бедрами, развозили на тележках напитки с сувенирами, в салоне царили спокойствие и благодушие.

Я посетил приятно пахнущий фиалками туалет «Конкорда», где воспользовался писсуаром, а когда одна из стюардесс оказалась рядом, попросил у нее коньяк. Который стал смаковать, рассматривая воздушное пространство.

За иллюминатором плыл воздушный океан, а под ним расстилалась бесконечность облаков, принимающих самые фантастические очертания. Воздушные замки сменялись человечьими профилями голов, те превращались в диковинных зверей с птицами и так далее.

Коньяк приятно расслаблял, оторвавшись от созерцания мироздания я зевнул, поставил пустой бокал на откинутый перед собой столик и уснул. Под гул турбин и убаюкивающий свист вентиляции.

Мне снился сказочный Бутан, и я в золотой одежде ламы, проповедующий пастве небывалое.

Тысячи людей с благоговением внимали, в перерывах я изрекал мантры[121], состояние было близкое к оргазму.

Потом кто-то из верующих громко заорал: «Всем сидеть! Не двигаться! Это угон!».

Видения исчезли.

На сиденье сбоку от меня лежал открытый футляр скрипки, а рядом, в проходе, высился латинос, потрясая в руке куцым израильским «Узи»[122] с торчащим из рукоятки магазином.

У открытой двери кабины пилотов, направив туда браунинг, что-то орал второй, араб в белом балахоне, а в хвостовой части, демонстрируя в руке гранату, скалился третий — здоровенный негр. У меня по коже пошли мурашки.

— Ни х… себе, — прошептали губы, а мозг стал лихорадочно соображать, что делать.

— Сиди тихо не рыпайся, — тут же дал внутри совет чекист. — Как в таких случаях учили.

— И запоминай их приметы, что б потом дать показания властям, — добавил прокурор. — Это важно.

— Не, лучше дай бандиту рядом в лоб, — возбудился шахтер. — Что делают, суки!

— А потом вырви ствол и с «Варягом» вперед! — призвал моряк.

Внутри все смешалось в противоречиях.

Как результат, Готье попытался вскочить и тут же получил от латиноса удар сионистской железякой по голове. Там вспыхнуло и погасло.