Глава сорок восьмая

Не угадал Зырянов: среда выдалась ясной и не слишком морозной. Видимость была отличной, для стрелка лучшего и желать не надо.

На «Форде» добрались до соседней с баней улицы. Жук молча глядел в окно, у Женьки тоже не было желания разговаривать. Вышли из машины и пошли к чердаку по старому маршруту: через двор. На хорошую погоду из подъездов высыпали женщины с колясками. Кто-то из них наверняка узнал проходивших по прошлому скандалу.

Жук и Зырянов были одеты почти одинаково: в яркие оранжевые, видные издалека куртки и спортивные шапочки. На Женьке была светлая, на Жуке — синяя. Темные брюки заправлены в высокие берцы. Оба несли на плечах спортивные сумки.

— Перед отъездом на Кипр надо бы костюмы купить, — прервал долгое молчание Женька.

Жук не ответил, только губы чуть дрогнули в улыбке.

— Думаю, надо взять строгие белые костюмы, раз мы «белые стрелки», согласен?

— Да, — нехотя процедил Жук.

— У нас сегодня общая работа. Я думаю, после этого мы станем друзьями. Нам нечего делить и нечего скрывать друг от друга, так?

Женька ждал, что напарник все же раскроется, но опять увидел на его лице ироничную улыбку.

До начала операции оставалось полтора часа.

Женька первым залез на чердак, огляделся еще раз с высоты, потом подал знак Жуку.

— Давай!

На минуту они присели рядом возле чердачной дверцы.

— Ты неплохой парень, — сказал Женька. — Только молчаливый больно. Неужто тебе сказать нечего?

Жук прищурил глаза, взгляд получился жестким, холодным:

— Я не говорю, я действую.

— Все ясно, — вздохнул Зырянов. — Значит, будем действовать.

Они одновременно сняли куртки, вывернули их. Теперь те стали под цвет брюк. Вязаные шапочки отправились в спортивные сумки, оттуда же были извлечены меховые шапки. Опустевшие сумки легко свернули и сложили в пластиковые пакеты.

Жук недоуменно посмотрел на затянувшего любимую свою походную песню Зырянова, но ничего не сказал. А Женьке под песню лучше соображалось.

Винтовка, как и было обещано, лежала, упакованная в мешковину, под темным мокрым куском фанеры. Даже если бы кто-нибудь и залез случайно на чердак, вряд ли бы его фанера заинтересовала: только руки испачкаешь гнилью.

Так, винтовка в порядке, магазин снаряжен. Женька, возясь с оружием, старался не выпускать из поля зрения Жука. Конечно, стрелять сейчас он не будет, он подождет, когда Зырянов завалит Тихонина. Тихонина ведь им все равно надо убивать, и тогда придется оставлять пальчики на винтовке. Скорее всего, его «Макаров» сработает сразу же, как только Женька нажмет на спусковой крючок. Все поначалу кинутся к упавшему «оружейнику», Жук в этот момент спрыгнет вниз, пробежит к забору, перемахнет через пролом…

Да, его не заметят, если не подведет какая-нибудь чепуха. Если, к примеру, прыгая через забор, не натолкнется на случайного пешехода.

А почему, собственно, Жуку надо будет ждать выстрела Зырянова? Черт, вот что значит лихорадочная работа мозга. Вчера вечером, обдумывая все, он исключал такую возможность, при которой молчун может пустить в ход пистолет в любую минуту. А сейчас понял: может. Понял, когда Жук стал натягивать перчатки, тонкие, холодные. Рук они не согреют, но не помешают нажать на спусковой крючок и не оставят следов на оружии.

Да, Жуку незачем ждать. Будет меньше суеты и спешки, когда придется ставить последнюю точку: выстрелить в Тихонина и уйти кратчайшим путем в тихий переулок.

Так, перчатки надеты, Жук начинает заходить со спины. Драку устраивать не стоит, здесь не спортзал, соперник не проявит рыцарство и пустит в ход обе руки. Значит, все надо решать одним ударом. Таким, чтоб не просто сбить с ног, а капитально вырубить, лишить его хотя бы на короткое время возможности действовать и соображать.

— Жук, смотри!

Женька занимает такую позицию, что Жуку невольно надо стать под левую, чтоб выглянуть в чердачный проем: что там интересное заметил напарник? Удар…

После этого он вынул из кармана моток тонкой и прочной капроновой нити, связал ею Жуку руки, ноги. И принялся делать то, что наметил еще вчера. Закрепил винтовку, наведя ее на окно бани, капроновую нить привязал к спусковому крючку, перекинул ее через рейку, конец спустил вниз.

Вот так. Теперь все произойдет, как в детской сказочке: дерни за веревочку — стеклышко и вылетит. Винтовка без глушителя, ее обязательно услышат, прибегут сюда…

Заворочался Жук. Женька сунул руку в карман его куртки. «Макаров».

— И кому предназначалась первая пуля?

Жук отвел мутный взгляд от Зырянова, уставился в потолок.

— Сколько же трупов, интересно, вы хотели на меня повесить? На однорукого стрелка?

— Тебе это действительно интересно?

Жук не выглядел испуганным, говорил спокойно.

— Представь себе. С левой по убитым коммерсантам стрелял ты? И за что, кстати, вы их убирали?

— Жадные были, делиться не хотели. Информацию на них добывал Лис, он в серьезной конторе работает… А стрелял не я. У нас есть левша — Савва. Он, правда, с обеих рук одинаково стреляет, но когда решили тебя подставить… Почему бы и не списать покойников на чужой счет?

— И что дальше будем делать? — спросил Зырянов.

— Чего же тут непонятного. Пистолет с глушителем, сейчас ты пристрелишь меня и смоешься.

Женька взглянул на часы. Через пятнадцать минут у входа в баню появится мужская компания, появится и торговец оружием.

— Тихонин действительно переправляет оружие в Чечню?

— Нужны Чечне его стволы… Они расходятся на внутреннем рынке, правда, он и с этого имеет хороший навар… Так, все, что-то я перед смертью разговорился.

— А если я тебя отпущу, Жук?

Тот помолчал, но потом глухо ответил:

— Это не по правилам. Ты этого просто не сделаешь, я же тебя хотел…

— Ладно, — сказал Женька. — Мне некогда с тобой базарить. На пистолете своих отпечатков я, кажется, не оставил, так что опускаю его обратно к тебе в карман. И прощаюсь. Не хочется мне больше с тобой встречаться.

Жук повернул в его сторону голову. В темных глазах был не страх, а вопрос: «Ты что, действительно оставляешь мне жизнь?»

Женька спустился вниз, увидев людей, выходящих из бани. Сделать по глотку свежего воздуха им захотелось очень вовремя, минута в минуту, как и рассчитывал Лис. Шапки закружились на пятачке перед дверью, в результате одна, потемней, оказалась именно там, где должен был остановиться Тихонин. Черт с ним, пусть живет.

Зырянов дернул капроновую нить, звук выстрела сменился звоном разбитого стекла, потом к этому присоединились невнятные крики. Но это уже было, когда Женька перемахнул через забор и топал прочь от бани и чердачного окна.

Он вышел на знакомую широкую улицу с телефонной будкой на углу. На том же месте, что и накануне, стоял серебристый «Форд». Водителя не было. Скорее всего, Жук должен был сам сесть за руль и убираться с этого места.

Женька перешел улицу, впрыгнул в троллейбус, проехал остановок пять, сошел, увидев в окно ряд телефонов-автоматов. Отсюда уже можно было звонить Макарову.

Длинные гудки. Нет дома Олега Ивановича. Вполне возможно, и в Москве нет — уехал под Калугу. Что остается делать?

Женька решил позвонить чуть попозже, и если командир не отзовется, ехать на вокзал, покупать билет на Ростов, возвращаться домой. Хватит с него московских приключений.

Есть не хотелось, но лишь для того, чтобы убить время, он зашел в кафе, взял блины со сметаной, кофе. За окнами темнело, уже зажглись неоновые фонари. На улице прибавилось людей, наверное, будет больше желающих и позвонить, а в очереди к телефону стоять не хотелось.

Он успел сделать всего пару шагов от крыльца кафе, как с удивлением почувствовал, что в ягодицу его укусил комар. Укус был не больной, но почему-то захотелось тут же присесть: ослабли ноги. Кто-то, видно, почувствовав, что человеку стало плохо, взял его под локоть.

Зырянов скосил глаза.

Рядом стоял Лис.