— Уиткин — лейтенант Гарри О. Уиткин, — нараспев ответил Дрю. — Сейчас санитары принесут другого — сержанта Риенци.

— А что случилось с этим… Уиткином?

— Мне кажется, он забеременел, — рявкнул Дрю. — Слушайте, Бога ради, не можете ли вы сами определить, что с ним?!

— Не могу. Я же врач, а не фокусник. У него такое лицо, точно он выстоял четыре раунда против Мухаммеда Али.

— Остальные части тела имеют вид похуже, — ответил Дрю. — Лейтенант Уиткин был зверски, подло, преступно избит. Ему необходим тщательный медицинский уход. Как и Риенци. Вот и все, что я могу вам сказать.

Доктор Бигельман кивнул.

— Это имеет какое-то отношение к тому другому, которого вы доставили сюда ранее? — спросил он, склонившись над Уиткином, чтобы получше рассмотреть его обезображенное лицо.

— Это вас не касается. Занимайтесь лечением пострадавших и не задавайте лишних вопросов. Я уже сказал вам, что не могу обсуждать этот случай.

— Ишь ты какой важный! — Подумал доктор Бигельман. — Тайна какая!

Обычная для ВВС чепуха. Да это просто смешно! Никто никому ничего не говорит. И никто никого не слушает. Стэнли Дж. Бигельман, доктор медицины, понял это очень хорошо, когда на собеседовании он заявил, что его интересует акушерская практика и что он хотел бы получить назначение поближе к Майами, где его брат Гарольд имеет адвокатскую практику. Так вместо того эти шельмы послали его в заснеженные пустыни Монтаны. Так и легендарная деловитость военных летчиков. Так и хорошенькое начало карьеры для отличника-выпускника медицинского факультета Кориелльского университета!

Бигельман стянул с раненого одеяло и, сложив губы трубочкой, присвистнул.

— Да его состояние хуже, чем у первого! — заключил он.

— Так подремонтируйте его! Все, что ему нужно, доктор, это нежный, заботливый уход, — посоветовал Дрю на прощание.

Офицер разведки вышел из палаты, когда ввезли Риенци, и доктор Бигельман попросил санитаров отнести вновь прибывшего в смотровой кабинет по соседству. Бигельман начал было хлопотать над Уиткиным, как вдруг заметил, что в дверях стоит гражданский обитатель изолятора, врач из городской больницы Грейт-Фоллз, и смотрит на его манипуляции.

— Полагаю, этот парень из той же команды, что и тот, который поступил сюда вместе с вами, — заметил доктор Бигельман. — Это лейтенант Уиткин.

— А тот капитан Кинкейд, — ответил Лангер.

Бигельман на несколько минут погрузился в молчание, колдуя над пациентом.

— Вы не в курсе, что это все значит, док? — спросил он наконец.

— Да нет. Только самую малость. Мне приказано не обсуждать это ни с кем — вопрос национальной безопасности!

Доктор Стэнли Дж. Бигельман хмыкнул.

— В Стратегическом авиационном командовании так говорят об всем! — пожаловался он. — Если у полковника геморрой, то эта информация подлежит засекречиванию.

— Это не геморрой! — объявила медсестра-блондинка, появившаяся рядом с Лангером в дверном проеме.

— И это не Мухаммед Али так его отделал! — добавил Лангер.

Военврач оторвал взгляд от пациента и, оценив по достоинству роскошную фигуру мисс Келлеран и ее соломенные волосы, подумал, «принадлежит» ли она врачу-практиканту из муниципальной больницы Грейт-Фоллз. Но сейчас не время об этом думать, мрачно укорил себя капитан и вернулся к Уиткину.

— Представляете, док, это просто сумасшедший дом! — стал он провоцировать Лангера. — Из этого отделения никого не выпускают, по телефону выйти с базы нельзя: линия закрыта. Вам не кажется, что это просто сумасшедший дом?

Лангер кивнул и украдкой — когда Бигельман опустил взгляд — ободряюще и с собственнической нежностью похлопал медсестру-блондинку. Он похлопал ее именно по тому месту, по которому джентльмен с развитым эстетическим вкусом и тактом обыкновенно и похлопывал бы привлекательных молодых особ — ободряюще и с собственнической нежностью, и сим глубокомысленным жестом Энн Келлеран и впрямь была весьма ободрена.

— Да, — ответил Лангер. — Я-то вижу, что тут происходит какая-то чертовщина, но подозреваю, что генерал Стоунсайфер — единственный, кто действительно понимает суть происходящего.

— Это как-то связано с индейцами, с краснокожими! — заметила медсестра, несколько раздраженная невниманием к своей персоне. Эти мужики обращались с ней точно с человеком второго сорта.

Ее слова, похоже, привлекли внимание капитана Бигельмана.

В САК он служил всего-то несколько месяцев, но фразу эту сразу узнал.

— Краснокожий и гадюка! — торжественно произнесла мисс Келлеран.

Тут доктор Бигельман обратился в слух.

— Она хоть понимает., о чем говорит? — спросил врач ВВС.

— В общем, да! — рассудил Лангер. — Но в данном случае она — да и я тоже — едва ли понимает смысл этих слов, но мы слышали, как Кинкейд повторял их, а он, как нам сказали, из боевого ракетного расчета. А что, этот краснокожий и эта гадюка и впрямь что-то ужасное?

Стэнли Бигельман замялся и в очередной раз задал себе вопрос: почему он не пошел служить во флот?

— Ужасное? Так я вам скажу, насколько это ужасно, — отвечал он угрюмо. — Это так ужасно, что я и передать вам не могу, как это ужасно! Я даже не осмеливаюсь вам сказать, как это ужасно!

— Настолько ужасно? — изумилась блондинка, которая вдруг занервничала и пожалела, что вообще произнесла эти слова.

— Еще ужаснее! — ответил Бигельман и снова взялся за ватный тампон, смоченный в антисептике.

Во Флориде в это время года стоит чудесная, солнечная погода, размышлял он, а девочки в бикини на пляже — закачаешься! Они бы заинтересовались молодым врачом, прилично играющим в бридж, выпускником-отличником, имеющим неплохие виды на будущую карьеру. Стэнли Дж. Бигельман нахмурился при мысли о значении сказанных медсестрой слов, о нервном капитане Дрю, об охране этого изолятора и вообще об изоляции всей базы от внешнего мира. Не надо было быть семи пядей во лбу, не надо было быть выпускником-отличником, чтобы понять смысл происходящего.

Все это могло погубить его карьеру…