18

После того, как некий Пит Руди сообщил ему все необходимое, он двинул его в челюсть и начал готовиться к отъезду.

Заставляя Руди говорить, он получал удовольствие.

В последний раз он чувствовал себя так прекрасно, играя в регби еще в колледже. Тогда он был на высоте: вывел из строя одного противника, образовав брешь, а потом, осознав себя победителем, награждал других тумаками.

С Руди дело обстояло не так просто. Он не сразу сломил его сопротивление и к концу даже покрылся потом. Потом, как всегда после длительного напряжения, ему пришлось влезть под душ. В этом неудобном доме душ находился на другом конце коридора. Сам он тоже не отличался удобством: кран располагался наверху, а полиэтиленовая занавеска постоянно загибалась внутрь, заворачиваясь вокруг живота.

Когда он вернулся в свою комнату, Руди по–прежнему лежал без сознания, бессильно обвиснув в кресле, к которому был привязан шнурками от ботинок и полосками собственной рубашки хозяина.

Он начал быстро, но без спешки, упаковывать вещи. Торопиться не было причин. Он четко знал, что надлежит сделать до отъезда в Мексику. Теперь, после проделанной работы и душа, с конкретным планом, он был спокоен. Ему опять вспомнились бранные слова Эллен, например, о его мужских достоинствах, но он чувствовал себя слишком хорошо, чтобы злиться на подобную бессмыслицу, и отбросил прочь старый ненужный балласт.

У него получилось четыре чемодана: два с его вещами и два с деньгами. На всякий случай он вынул из одного побольше банкнотов и рассовал их по карманам. Теперь ему хватит средств, даже если он потеряет остальной багаж.

Потом он немного подумал, как поступить с Руди, и решил просто–напросто оставить его на месте. Никакой необходимости убивать не было, Руди не представлял собой угрозы. Да и никто из них не представлял, кроме главаря, который жил у Элли. Этот будет преследовать его и на краю света. Но если главаря прикончить, остальные разбегутся, как побитые собаки.

Ему пришлось сделать два рейса, чтобы перетащить вещи в машину. Напоследок он запер за собой дверь. Прощай, убогая комнатушка! Он сюда больше не вернется.

Он привел «форд» к Двадцатой Северной улице, названной Руди, и посмотрел из окошка на «Вимораму». Только теперь в его душу закралось сомнение. В санатории все точно вымерло. Но, проезжая мимо, он заметил спрятавшийся за домиками автомобиль. Значит, Руди не солгал.

Он вообще никогда не врал.

Выбрав удобное для стоянки место, он припарковал «форд» ярдах в сорока от «Виморамы». Потом вылез из кабины и зашагал к санаторию, придерживая рукоятку пистолета в кармане. Там оставалось всего пять патронов: недавно он проверял обойму. У Руди он отобрал восьмизарядный револьвер, и теперь у него были два ствола, ощущение собственной силы и решительность. Он быстро приближался к «Вимораме».

В это время за вывеску санатория завернул старый «понтиак». Он заторопился.

Слева располагались бензоколонка и древесные насаждения, а потом ограда «Виморамы». Он скрылся за деревьями.

Высокие старые сосны стояли далеко друг от друга. Коричнево–красный ковер опавших иголок покрывал землю. Под деревьями было темно, звуки здесь приглушались. Он вынул пистолет и двинулся на разведку. Его объял страх, который было невозможно подавить.

Коттеджи находились справа. Повернув туда, он вышел из–за деревьев. Теперь перед ним стояли домики и несколько мужчин; самый маленький человечек — спиной к нему ярдах в десяти. Чуть дальше топтались два высоких человека, и один был тем, которого он искал, — главарем.

Мужчины что–то закричали, и он неожиданно понял, что перестал контролировать ситуацию. Внезапно маленький выхватил пистолет и начал стрелять в высоких. Главарь успел наклониться, а другой упал. Может, маленький на его стороне? Он крикнул малышу:

— Целься в другого! В главаря!

Малыш открыл рот, повернулся и… выстрелил в него самого.

Он вскрикнул и бросился бежать. Завернув за домик, он шлепнулся на землю и какое–то время лежал, дрожа от страха и злобы.

Он ненавидел весь мир, но больше всего самого себя. Кто–то пальнул в него, а он, удрав в слепой панике, потерял преимущество и господствующее положение. А все из–за дурацкого страха, вечно нападавшего на него.

Перестрелка продолжалась, но он, ничего не видя, прополз вокруг домика, надеясь попасть в тыл противнику. Прогремел еще один выстрел, куда более слабый, чем в кино: перестрелка, казалось, велась уже между домиками.

Он вылез из своего укрытия и наткнулся на стоящего в открытой двери коттеджа гигантского, как северный бог, голого блондина с револьвером в руке.

Здесь у всех было огнестрельное оружие.

На сей раз он первым трижды нажал на курок своего пистолета, и голый человек исчез. Сложившись пополам, как перочинный ножик, он упал на пол.

Выстрелы! Выстрелы!

Кругом все стреляли, целясь в него.

Он припустился бежать.

Снова через лесок, потом мимо бензоколонки, оставив позади служащего с отвисшей челюстью. Он мчался к своему «форду». Достигнув левой передней дверцы, он отпер ее, но тут что–то по ней стукнуло, и ударная волна пронзила его руку. Мгновением позже позади прогремел выстрел.

Он даже не обернулся посмотреть на стрелка. Справа лежал лес. Так и не закрыв дверцы, он запрыгал наугад по хрустящим веткам.