ПРЕСТУПНИКИ ЗАМЕТАЮТ СЛЕДЫ
Единственным очевидцем злодейского расстрела членов Иностранной коллегии был чудом спасшийся Стойко Ратков. Его не преследовали, не гнались за ним: палачи торопились. Они дали по нем в темноту несколько залпов и тотчас приступили к дикой расправе над своими жертвами. То, что свершилось далее, нельзя назвать расстрелом, это было зверское убийство. Ратков, притаившийся неподалеку, слышал беспорядочные выстрелы и крики. Когда тела убитых были доставлены в городской морг, то на них было обнаружено множество пулевых и колотых ран, кровоподтеков от побоев. Палачи стреляли в них, кололи штыками, били прикладами, лишь бы поскорее прикончить.
В своем отчете, написанном 4 апреля 1919 года, Стойко Ратков указывал, что расстрел производили белогвардейские и французские офицеры. Но кто же непосредственно совершил темной ночью это чудовищное злодеяние? Кто предал пламенную и бесстрашную французскую коммунистку Жанну Лябурб, членов Иностранной коллегии — Якова Елина, Михаила Штиливкера, Исаака Дубинского, Александра Вапельника и других лиц?
Имена белогвардейских и французских палачей до последнего времени были покрыты тайной. И только недавно удалось разыскать архивные материалы, которые проливают свет на это кровавое побоище, показывают его организаторов и исполнителей.
Как выяснилось, провокатором был бывший офицер немецкой охранки некий Манн, перешедший после поражения Германии на службу к французскому командованию. Некоторое время Манн находился при штабе генерала Франше д’Эспере, а затем был переброшен в Советскую Россию. В Одессу он прибыл в конце февраля с сомнительными документами якобы от группы немецких коммунистов. При помощи левых эсеров и анархистов ему удалось связаться с областкомом. Свое появление в городе Манн пояснил тем, что прислан для работы среди немецких солдат, но так как с германской оккупацией уже покончено, то он хочет помочь большевистской организации в работе среди французских войск. Помимо немецкого, Манн отлично владел французским и турецким языками, что было очень ценно. Появление Манна вызвало у некоторых членов областкома подозрения. Бросалось в глаза то,что он, заявив о своем полнейшем незнании русского языка, вполне улавливал смысл разговоров, когда речь велась лично о нем. Однако дело шло к концу антантовской интервенции и под влиянием больших успехов в работе среди членов коллегии несколько ослабела конспирация, они стали действовать более открыто. В этих условиях сомнениям в отношении Манна не придали должного значения, и он стал подвизаться во французской группе, выполняя отдельные поручения.
Ему удалось особенно сблизиться с Михаилом Штиливкером, которому Манн сообщил, что имеет возможность на германском судне поехать в Константинополь для работы среди формирующихся там частей антантовских войск и пообещал взять с собой Михаила, если удастся раздобыть для него заграничный паспорт. Накануне кровавых событий Штиливкер пришел на заседание коллегии с вестью о том, что Манн уезжает, но по прибытии в Константинополь сообщит о возможностях работы. Ему же он документов на проезд не достал. [119]
Это было днем. А вечером начались аресты товарищей, которых лично знал Манн по агитационной работе во французской группе, чьи адреса и места явок ему стали уже известны. Провокация была задумана широко, и если бы французская охранка имела возможность повременить с арестами, то, вероятно, ей удалось бы выследить с помощью этого провокатора не только наиболее ценных работников французской группы, но и других видных деятелей большевистского подполья. Однако медлить было опасно. Узнав от Манна, что готовится вооруженное выступление солдат и моряков оккупационных войск совместно с одесскими рабочими, что с этой целью Должно состояться специальное совещание, французское командование решило срочно обезглавить организацию, захватить, пользуясь полученными от Манна адресами и явками, членов Иностранной коллегии и немедленно их уничтожить, внеся тем самым разлад в планы подготавливаемого восстания.
Обнаруженные документы разоблачают лживые заявления военного губернатора Гришина-Алмазова и командующего французскими войсками генерала д’Ансельма, о том, что они якобы ничего не знали о расстреле.
Как теперь установлено, вместе с французскими офицерами расстрел производили ротмистр Бекир-Бек Масловский, командир особого отряда, состоявшего при военном губернаторе. В обязанности этого отряда входила ликвидация всех неугодных белогвардейско-антантовскому режиму лиц по специальным спискам, которые составлялись контрразведками и утверждались лично Гришиным-Алмазовым. Многочисленные расстрелы без суда, убийства «при попытке к бегству» и другие злодеяния были делом рук Бекир-Бек Масловского, который однако без личного указания военного губернатора не мог ступить и шагу. А с военным губернатором, командующим белогвардейскими частями в Одессе генералом Гришиным-Алмазовым мог вести переговоры о расстреле руководителей подпольной большевистской организации, конечно, не начальник французской контрразведки, а лично генерал д’Ансельм. В расстреле Иностранной коллегии непосредственно участвовали французский майор Андре Бенуа и еще три французских офицера, которым было поручено проследить за действием белогвардейских палачей.
Обнаруженные документы разоблачают и еще одну историческую ложь. Правительство Советской Украины 4 марта 1919 года направило французскому министерству иностранных дел, президенту США Вильсону, министру иностранных дел Англии Ллойд-Джоржу, а также в адрес проходившей в Париже мирной конференции ноту протеста против невиданного террора оккупационных войск стран Антанты на Украине. В числе других примеров в ноте рассказывалось и о зверском расстреле членов Иностранной коллегии. В ответ на эту ноту правительство Клемансо заявило, что французские военные власти в Одессе не причастны к этому расстрелу, что якобы не французская, а «добровольческая» разведка арестовала Жанну Лябурб и других.
Однако такому объяснению мало кто поверил. Вся рабочая печать Франции была возмущена варварским злодеянием. Гнев пролетариата был настолько велик, что в октябре 1919 года Лига прав человека запросила французское правительство относительно убийства Жанны Лябурб. Правительство долго молчало, но потом под давлением общественного мнения вынуждено было дать ответ. В ответе, опубликованном в феврале 1920 года в газете «Avenire Internationale» вновь была сделана попытка переложить всю ответственность за арест и расстрел Жанны Лябурб на белогвардейскую охранку.
«Русская полиция в Одессе,— ложно утверждало французское правительство,— арестовала во время заседания членов этой делегации (Иностранной коллегии — В. К.). Некоторые из них стали стрелять в полицию, поэтому все арестованные были тут же расстреляны».
Правительство Клемансо всячески изворачивалось, грубо искажало факты, не хотело признать достоверные показания очевидца дикой расправы, хотя Советское правительство Украины в официальной ноте довело до его сведения показания Стойко Раткова.
Однако шила в мешке не утаишь. Хоть и через много лет, но истина прояснилась. У Гришина-Алмазова был личный адьютант Зернов, который день за днем вел подробный дневник. Характер записей показывает, что адъютант был в курсе всех личных и служебных дел генерала. В этом дневнике 6-го марта 1919 года сделана запись:
«Много шума сейчас вокруг имени Масловского по случаю расстрелов без суда. По ликвидационным спискам отправлено на тот свет немало людей. Одесса все видит, все знает, и вокруг этих событий, естественно, поднялся страшный шум со стороны «демократии». Горы протестов. Особенно потряс Одессу «расстрел 11-ти». Это группа большевиков, переданная татарам для ликвидации французской к-р (контрразведкой — В.К.). Во всех этих делах деятельно участвует Николай Юзефа. Он теперь ближайший соратник Масловского». [120]
Николай Юзефа был белогвардейским офицером, бежавшим из астраханской тюрьмы в Одессу. Он нашел приют в доме Гришина-Алмазова и выполнял его особо важные поручения.
Что же касается арестованных вместе с Жаком Елиным двух французских солдат, то они, а также ряд других близких к Иностранной коллегии французских солдат и матросов бесследно исчезли. Не было ни малейшего сомнения в том, что французская контрразведка расправилась с ними самостоятельно, без посторонней помощи. На чердаке дома, где размещалась французская контрразведка, после освобождения Одессы войсками Красной Армии, были обнаружены два трупа повешенных. Многие ходили смотреть на эти трупы, но опознаны они не были. Вероятно, это и были тела двух солдат, схваченных в памятный вечер 1 марта в кафе Скведера.