Глава четвертая

Расследование смерти Агнеты Тренеглос провели на постоялом дворе «Герб пройдохи» Неда и Эммы Хартнелл, недалеко от церкви Сола. Комната наверху иногда использовалась для собраний. Только у знати были такие просторные комнаты. И даже здесь не хватило места для зрителей, набившихся наряду с присяжными и свидетелями, пришло бы еще больше людей, если бы они сюда поместились.

Дознание проводил коронер мистер Джеймс Карлион, приехавший из Труро. Двенадцать присяжных, выбранных из числа самых ответственных жителей округи, сидели на двух скамейках за перегородкой. Заки Мартин, чья астма, к счастью, поутихла, возглавил суд присяжных. Стул за столом на другой стороне комнаты стал свидетельской трибуной для дачи показаний. С десяток зрителей толпились в дверях.

Первый свидетель, мистер Джон Тренеглос, отец покойной, произносил свое имя, едва сдерживая слезы. За ним последовал констебль Парди, он подробно отчитался о четырехдневных поисках, а за ним — Бен Картер, который сообщил, что обнаружил тело.

Вызвали доктора Эниса. Он описал ужасные ножевые ранения, ставшие причиной смерти. На вопрос коронера он ответил, что девушку не насиловали. И вряд ли мотивом послужило ограбление, ведь браслет и брошь остались на теле. Когда ее нашли, она была мертва около двадцати четырех часов. Вопрос об умственной неполноценности Агнеты обошли стороной. Дуайт сказал, что время от времени он лечил девушку от эпилепсии, антонова огня и прочих недугов. В последние годы она чувствовала себя значительно лучше, и насколько он может судить, незадолго до смерти с ее здоровьем было все в порядке.

Двое свидетелей заявили, что в последнее время Агнета страдала из-за романтического увлечения женатым мужчиной, живущим по соседству. Никто не знает, где она провела последние четыре дня жизни.

Последним свидетелем был мистер Валентин Уорлегган.

Его появление встретили громкими ругательствами, а Джон Тренеглос выкрикнул: «Убийца!»

Коронер призвал к тишине.

— Если кто-либо еще нарушит порядок, я прикажу судебным приставам очистить помещение.

— Черт меня побери, если я буду сидеть здесь и...

— Хватит, мистер Тренеглос.

Валентин в зловещей тишине сообщил, что знал погибшую двадцать лет и между ними всегда были добрососедские отношения. С недавних пор он стал замечать, что Агнета стремится к его обществу, но он счастливо женат, его супруга недавно родила первенца, и, поддерживая дружеские отношения с дамами по соседству, он ни разу не давал повода думать, что желает выйти за рамки обычной дружбы.

В последнее время он отсутствовал, налаживая торговлю между Корнуоллом и Ирландией, и не припоминает, чтобы видел покойную позже конца сентября, то есть примерно месяц назад, когда она пришла к нему домой, а он занимался делами с двумя инвесторами его шахты с севера страны, поэтому он попросил слугу проводить мисс Агнету домой.

— В тот день она выглядела расстроенной? — спросил коронер.

Валентин помрачнел.

— Честно говоря, я был тогда очень занят. Хотя нет, мне так не показалось. Она довольно чудаковатая девушка.

Мистер Карлион понимающе кивнул. Хорас Тренеглос поднялся.

— Мне можно задать вопрос?

Коронер кивнул.

— Уорлегган, — обратился к нему Хорри. — Зачем вы соблазнили мою сестру?

Кардью — огромный дом, но иногда Джорджу не хватало в нем места. Его дочери-близнецы буянили и требовали много внимания. Нянек хватало, но Харриет не позволяла слишком строго наказывать детей, и, следуя примеру матери, они относились к отцу беспечно и доброжелательно. Ему не оказывали должного почтения. Не спрашивая разрешения, дети частенько взбирались к нему на колени и требовали почитать им или рассказать сказку, а то и сами рассказывали, что произошло с ними за день.

Он сразу резко и сурово их осаживал, поскольку не привык открыто и непринужденно демонстрировать чувства, ворчал себе под нос или радовался, когда они ложились спать. Его жалобы Харриет обычно оканчивались обидным поражением. Да еще два проклятущих пса, постаревших и с сединой вокруг пасти, но ни капли не уменьшившихся в размерах, обычно распластывались у самого теплого местечка перед камином. Приезжающая Урсула тоже порой выходила за рамки.

Что поделать, такова его жизнь, и она вполне устраивала Джорджа. Торговые дела процветали. Порой Харриет сорила деньгами, но их источник постоянно пополнялся. Теперь же Джордж (точнее, Харриет в Кардью) принимал у себя четырех чужаков. Сам Джордж находился в Труро, когда к ним заявились эти четверо. Мать младенца, с которой Джорджа связывает лишь брак сына, который он не одобрил, явилась с нянькой и личной горничной, попросила приюта, и Харриет без колебаний их впустила. Оставалось неясным, на какой срок.

— Разумеется, ты должен ее приютить, — заявила Харриет, когда наедине с ней Джордж стал возражать. — Твой сын повел себя, как мерзкая крыса. Да, нам известна не вся история, но интрижка с умственно отсталой переходит все границы даже для него. И теперь, когда с ней разделались...

— Пока нет никаких...

— Ох, мне неизвестно, кто именно перерезал ей горло. Но на нем все равно лежит ответственность. Он настолько взбудоражил эту странноватую девицу, что та блуждала по всей округе, даже по вечерам, ходячая мишень для маньяка, который и перерезал ей горло, как это случилось с Мэри или как там звали девицу, что здесь работала. Поэтому вполне естественно, что Селина его бросила, и поскольку Валентин потратил все ее деньги, она пришла за помощью и приютом.

Джордж не припоминал, чтобы раньше встречался с женой сына. Поскольку Джордж испытывал слабость к блондинкам, несмотря на иссиня-черные волосы второй жены, он не мог не обратить на нее внимания, как и на поразительные глаза цвета незабудки; но, будучи сам далеко не из высшего общества, сразу распознал себе подобную. Никто не знал о ее происхождении до брака с престарелым Хорасом Поупом; с того времени о ее знатности твердили столь явственно, что заставляли в этом сомневаться. Красивая женщина смутно напоминала первую жену Джорджа, Элизабет, но лишь внешне. Джордж решил, что она честолюбивая карьеристка.

Было воскресный день середины ноября. С каждым порывом ветра падали листья, словно медный снег, но оставалось еще достаточно осенней листвы. Умиротворяющая картина при свете дня. Оттенки красно-коричневого на солнце, первые морозы; горели камины, потрескивали дрова и уголь.

Джордж, Харриет, Урсула и Селина обедали. Близнецы собирались в церковь и обедали наверху с няньками. Джорджа раздражало, что третье воскресенье подряд они обедают с непрошеной гостьей. Он попросил Харриет узнать, сколько та пробудет, но жена до сих пор не спросила.

— Carpe diem [2], — произнесла она, чем еще больше рассердила его, потому что Джордж не понимал смысл и считал, что она тоже.

Когда подавали первое блюдо, оба огромных костлявых пса мгновенно вскочили и залаяли из гостиной, где валялись в роскоши на каминном коврике. Возникло некоторое замешательство, и Харриет послала грума их успокоить. Затем вошел Симпсон и прошептал на ухо Джорджу имя прибывшего.

Брови его сошлись на переносице, и он обратился к Харриет:

— Валентин здесь.

Харриет зачерпнула ложку супа.

— Кастор и Поллукс такие непослушные. Я ведь приучала их не облаивать гостей... Что ж, Джордж, это твой дом и твой сын. Почему бы его не пригласить?

Селина встала из-за стола, смяв салфетку.

— Пойду наверх.

— Нет, не пойдешь, — велела Харриет. — Пожалуйста, сядь. Симпсон, попросите Джонса принести еще один прибор.

Симпсон посмотрел на хозяина, но не получив иных указаний, ответил:

— Слушаюсь, миледи.

— Я не желаю здесь оставаться! — Глаза Селины засверкали. — Прошу меня извинить.

— Ты у нас дома, — осадила Харриет. — Мы не намерены тебя отпускать.

Вошел Валентин. На нем был желтовато-коричневый сюртук, красный жилет, саржевые панталоны, сапоги для верховой езды, кремовый шейный платок и серые замшевые перчатки, которые он стянул, когда вошел. На щеках появились морщинки. Он остановился, увидев Селину, потом подошел к Харриет и поцеловал в щеку. Его мачеха чуть скривилась.

— Как поживаешь, Харриет? Добрый день, отец. — Так-так, малышка Урсула. Вижу, ты похорошела.