— Ты сказал, знак проявится… Это что?

Он, не открывая глаз и не отвлекаясь от музыки, протягивает руку и задирает рукав — татуировка с Луной. В голове словно включается определение ей: Химера. Озвучиваю. Дэррил довольно щелкает пальцами.

— Вот видишь, еще чуть-чуть и вспомнишь кто ты.

Я задумчиво смотрю на свою руку.

— У Миа такая же. Она тоже Химера?

— Да.

— А остальные тоже Химеры?

— Нет. Ларсены — Инквизиторы.

— Инквизиторы… — Я повторяю, как эхо. У Рэйнольда была татуировка, но там было солнце. — У них солнце?

Дэррил снова согласно мычит.

— Рэйнольд был Инквизитором… Поэтому он меня сжег? Ведь Инквизиторы жгли ведьм.

— Он сжег, потому что тебя осудили.

— За что?

— За убийство и побег из Карцера.

— Я убила кого-то?

Я шокировано пытаюсь осознать сказанное. Я убийца? Внезапно Дэррил открывает глаза и смотрит тяжелым пронзительным взглядом — я называю это «внутрь меня»: будто влезает в сердце и мысли.

— Вот ты мне и скажи. Ты убила кого-нибудь?

— Я не помню.

— Я не прошу вспоминать. Ты убила кого-нибудь?

— Нет…

— Вот и ответ.

Он замолкает. А я в замешательстве. Но ведь сожгли! Неужели ошиблись? И я тогда могу ошибаться. Я не помню, это не значит, что я никого не убивала.

— Люди могут ошибаться…

— Могут. И ты расплатилась за всё. Даже за их ошибочные мнения.

Дэррил снова ставит меня в тупик. Прошла неделя с моего пробуждения. И все наши разговоры на протяжении этого времени всегда были такими… философскими, изматывающими. У меня постоянно болела голова от них и хотелось спать. Правда, с каждым днем я была всё выносливее и наши беседы все больше растягивались. А еще мне нравилось в Дэрриле честность и откровенность. Он никогда не замалчивал или пытался сделать объяснение проще. Говорил, как есть, порождая кучу вопросов и тем самым задевая, будто струны, кучу забытых мной моментов.

— А где Миа?

— Не знаю… Где-то бродит.

— Ты за нее не боишься?

— Нет. Она может себя защитить.

— А есть от кого защищаться?

Дэррил снова открывает глаза, но лишь для того, чтобы налить себе чаю и открыть упаковку печенья.

— Всегда есть от кого защищаться. Другой вопрос: какова степень угрозы? Тебе нечего бояться тут.

— А я не боюсь… Или мне есть кого бояться?

— Пока ты тут — нет, никого.

Дверь хлопнула и я услышала довольный голос мисс Финч: «Я дома!»

Дэррил вместо ответа достал вторую кружку для матери и поставил чайник закипать, чтобы она выпила привычный горячий белый чай. Через минуту вошла она, принеся на себе запах сандала и прочих благовоний.

Поблагодарив за заботу Дэррила и чмокнув его, она увидела коробку полную мешочков с травами.

— Спасибо, милая! Вот здорово. А то Миа не допросишься это сделать.

— Не за что. А можно вопрос, мисс Финч?

— Да? — Она удивленно воззрилась на меня, как на чудо, что у меня появился вопрос к ней.

— А зачем они? Для чего?

— А! Это подарки моим ученикам! Эти мешочки надо класть под подушку, чтобы сон был хороший и безмятежный.

Как только она удалилась, Дэррил позволил себе хмыкнуть:

— Бред.

— Разве не так?

— Трава ни при чем. Надо знать специальные заговоры и обряды. А это так… мусор под подушкой.

— А почему ты маме об этом не скажешь? Или сам не доведешь дело? Я видела, как ты вчера, что-то нашептывал над ее «эликсиром здоровья».

— А зачем? Не думаю, что у ее учеников серьезные проблемы со сном, требующие вмешательства колдуна. А вчера надо было: у того, кому предназначался пузырек, проблемы с ногами — так почему чуток не облегчить жизнь?

— Он выздоровеет?

— Кто?

— С ногами.

— Нет. Не выздоровеет. Но облегчение будет. Он уже не в первый раз заказывает ее эликсир.

— Понятно. А ты не в первый раз колдуешь.

Дэррил повернулся и заговорщицки улыбнулся в ответ. И снова хлопнула дверь — пришла Миа.

— Привет всем! — Она, с оглушительным грохотом скинув в коридоре ботинки, прямо в куртке со снегом на плечах и на меховой опушке влетела в кухню. — Смотрите, что нашла на барахолке! Та-дам!

Она поставила деревянную шкатулку на стол прямо перед моим носом.

— Ух ты! Коробочка!

Я восклицаю, беря в руки предмет.

— Не просто коробочка!

Ситуация внезапно становится похожа на другую, что я вспоминаю старый забытый диалог:

— Это не просто фонарик. А силковый фонарь…

— Мел? Ты чего?

— Так вспомнилось… — А перед глазами так и стоит картинка, как я верчу в руках железный со вмятинами фонарь. И он принадлежал Рэйнольду…

— Ну так вот! Я была в Праге…

— А как ты была в Праге? — Я удивленно смотрю на Миа.

— Через портал Инквизиторов.

— Портал?

— Ну да. Портал. Это прокол в пространстве. Всё легально!

— А что он делает? — Я никак не пойму Миа.

— Перемещает. Сначала я попала в Осло, а там через контору в Прагу.

— Контора? — Я удивленно смотрю на Дэррила. Он равнодушно жмет плечами:

— Да. Это Инквизиторская контора…

— Объясните мне, пожалуйста, я ничего не понимаю… — Я сдаюсь, скуля. В моей голове постоянно идут какие-то процессы и воспоминания, которые еще подогреваются странными ощущениями.

— Смотри, мы все Инициированные. — Дэррил снова садится напротив, а Миа убегает раздеваться, оставив шкатулку на столе. — Колдуны и ведьмы, имеющие своего брата и сестру. К определённому возрасту мы становимся на путь самоопределения и у нас появляется знак.

— Химера или Инквизитор?

— Точно! — Он щелкает пальцами. А я будто слышу на заднем фоне другой голос: «Самоопределение — это когда Инициированный решает, что ему ближе: жить по правилам или вседозволенность… быть Дорианом Греем или не быть им…»

Я не слышу, что мне объясняет Дэррил, потому что я там, на плавучем домике в Китае, веду разговор с Рэем. И всё становится так ясно! Так понятно! Есть Инициированные, которые делятся на Химер с их кланами и Инквизиторов со школами, есть Сенат, который управляет этим миром. И все стороны вместе быть не могут и отдельно не существуют.

Я поднимаю глаза на Дэррила и вижу, что он уже молчит и хитро глядит на меня.

Догадался.

И впервые я смотрю на него, как нечто новое, неизведанное и непонятное… И уже рождаются другие вопросы взамен старых: более сложные и конкретные. Но есть один — главный, который применим не только к Дэррилу, но и ко всем его друзьям: как такое возможно?