Дэррил
Я возбужден от нетерпения. Каждая моя клеточка тела подает сигналы приступить к оживлению Мелани. Но остались лишь детали. Нужно дождаться Кристофера и Эйвинда. Я нахаживал круги вокруг ванны, где в маслянистой жидкости уже лежало полностью заново созданное тело. За три дня Мелани превратилась из медузы в прекрасную девушку из плоти и крови. Благодаря дару Эйвинда, который подгонял процессы, у нее уже отрасли волосы, появились брови, ресницы и ногти. Она была полностью готова. Я смотрел и видел, что осталось немножко, считанные минуты и надо возвращать. Сама же душа незримо мерцала в углу, иногда пропадая, иногда проявляясь, словно была в анабиозе — Мелани уже не говорила и не задавала вопросов, просто стояла и ждала. Она была готова к возвращению.
Дверь в гараж распахнулась с клубами снега и пара, и ко мне спеша влетели Эйвинд и Кристофер.
— Привет. Прости, задержался. — Кристофер работал с отцом в сервисе по починке разной техники. Собственно, именно там он и открыл свой дар — электричество. Но со своим талантом он явно не мог справиться, взять под контроль даром и развить. Я знал, что он мог бы, к примеру, продержать весь мой гараж с обогревателями, лампой и дом неделю только на своем даре, но у Бьярке получались лишь легкие заряды, иногда как статическое электричество. Правда, он сильно помог с Мелани: он запускал нейроны и связывал нити ДНК за счет электроразрядов.
— Что случилось? — Я вижу, что Кристофер расстроен, хоть и выглядит, как всегда, хмуро.
— С отцом поцапался.
— Ясно. — Когда Бьярке было пять, у него умерла мать от рака. Воспитал их с братом отец: жестко, с тычками и подзатыльниками. Год назад умер Сиверт, и Кристофер остался единственным наследником мастерской «Бьярке и сыновья». Если честно, мы вздохнули с облегчением, когда этот придурок Сиверт окочурился, потому что он постоянно угрожал растрепаться, что происходит тут у нас. А Кристофер вздохнул вдвойне, ибо его дом тогда представлял ад, откуда он постоянно сбегал и оказывался пойманным полицией. Сейчас он жил дома и отец взялся за него конкретно. Казалось бы, герр Бьярке потерял жену и сына — живи спокойно, работай, вспоминай, плач, но нет, он все «внимание» теперь концентрировал на Кристофере, постоянно находя к чему прицепиться и спуская на него всех собак. Но Криса это не волновало, потому что, как он сам не раз признавался, жить стало легче.
— А где сейчас Питер и девочки?
Эйвинд снимает куртку и кидает к шмоткам Кристофера.
— Девчонки пошли за одеждой для Мелани через портал. А Басс попал под горячую руку Миа. Та в него вцепилась и сказала, что он обязательно должен пойти с ними.
Мы переглядываемся и начинаем противно хихикать. Представляю, какой вернется Питер. Эти две фройляйн его живым не выпустят. Наверняка, придёт, упадет на матрац и будет со стоном рассказывать, как он с ними наматывал километры в бутиках с женской одеждой, как его мучили выбором: «Вот эти розовые с бантиком или вот эти розовые с ленточкой?»
— Итак, что нам делать? — Эйвинд с интересом смотрит на меня, закатав рукава.
— Процесс закончился. Я ее постоянно держу на Essentia omnium. Думаю, тебе стоит убыстрить процесс завершения. А потом мы ее вытащим из ванны, и дальше Кристофер будет бить в сердце зарядами, а я делать искусственное дыхание.
— Окей.
Пацаны соглашаются, будучи в полной боевой готовности. Мы подходим к ванне, где лежит девушка в этой желто-оранжевой помутневшей маслянистой жидкости. Я вспоминаю, какой она была кружевной медузой, как после добавления крови матери, стали появляться прожилки, как появились и скрепились кости после добавления нескольких пачек молока в воду, как она обрастала мускулами, как вчера мы все сдавали кровь для нее, чтобы завершить процесс восстановления. И вот передо мной в этой мути, похожей на перегоревшее масло, лежала она — Мелани, такая, какой я ее помню.
— Что-то прям не по себе. Она голая. Настоящая… — Эйвинд смотрит на Мел, и я вижу легкий стеснительный румянец. Меня иногда забавляет инквизиторское поведение Ларсена.
— Конечно, настоящая. А через пару минут будет живая. Давай! Миксуй!
И Эйвинд посылает заряд на Мелани.
***
Первые ощущения: тяжело, больно, твердо.
Я такая большая.
Такая длинная.
Я обширная, как космос? Где я начинаюсь и заканчиваюсь?
Свежо. Морозно.
Запахи.
Разные. Приятные и не очень.
Но я дышу. Механически. Не задумываясь.
Дышать легко. Приятно. А вот кашлять больно.
Я не могу дышать, пока кашляю.
Как остановиться?
…
Кажется, остановилась.
Подо мной твердь.
Горит столбом то, через что я кашляла.
Горло. Это называется горло.
А еще я стала заметная.
Больно?
Нет. Ново. Непривычно.
Кажется, это называется громко.
Вот! Я не заметная, а громкая.
Что-то во мне и стучит.
Это называется сердце.
Оно горячее и заполняет меня.
Раньше я не ощущала себя и не знала границ.
Я центр вселенной? Или маленькая точка?
Теперь такое чувство, будто я везде.
Неприятно. Колюче. Или это больно?
Кажется, это называется холод.
Точно!
Я замерзла.
Темно с красными прожилками.
Рядом кто-то. Слышу шорохи.
И что-то громко тарахтит…
— Мелани? — Голос зовет меня. — Мелани!
Требует. Настойчиво.
Я пытаюсь донести Голосу, что слышу. Проходит шуршание с чем-то проносящимся по мне.
Мне не нравятся ощущения.
— Вы видели? Она дернула рукой! — Это Второй Голос. Кричит.
Неприятно.
Громко.
— Смотрите, она вся мурашками покрылась. Ей, наверное, холодно. — Мне нравится Третий Голос — догадливый. И он, в отличие от Второго, мягче и тише.
— Эйвинд, сбегай за одеялом в дом. — Первый Голос.
— А где оно? — Третий голос.
— Возьми у меня на кровати плед. — Первый голос.
Шаги. Кажется, Третий голос называется Эйвинд.
— Мелани? — Снова Первый.
Я чувствую странное ощущение. Оно определяет мои границы. Будто вода.
Горячо. Давит.
Это касание. Кто-то меня легонько трясет.
— Вот! — Эйвинд вернулся. На меня что-то падает.
Не больно.
Приятно. Мягко.
Благодаря этому, я могу определить границы. Я не такая уж и большая. Не вселенная и не точка.
Длинная. Палкообразная. Не цельная. Расщепляющаяся.
А! Это руки!
А вот ноги.
— Мелани, открывай глаза! Я вижу. Ты не спишь.
Глаза. Надо их еще открыть. Я пытаюсь отодвинуть темноту с прожилками, но становится резко больно.
Дергаюсь.
— Открывай постепенно!
Он касается моего лица, и я начинаю приподнимать веки. Всё равно больно. Но не так. Потому что Первый голос держит руку козырьком у моего лба, бросая тень на глаза.
Проморгавшись, вижу людей. Мужчин. Они стоят, вытянув руки вдоль тела, и смотрят на меня сверху вниз. Рядом со мной сидит Первый голос. И я его знаю. Только имени не помню.
— Привет! — Он улыбается. Я узнаю эту улыбку. Пытаюсь улыбнуться в ответ.
Странный звук. Будто хрюканье. Мои глаза рефлекторно находят источник — один из парней хихикает, смеется.
Я пытаюсь улыбнуться и ему. И он с фыркающим звуком начинает давиться сильнее.
— Похоже, она еще не до конца владеет мышцами. — Говорит рядом с ним второй мужчина, и по голосу узнаю — Эйвинд. Но ему отвечает Первый голос:
— Да, улыбка кошмарная. Ну ничего. Скоро придет в себя. Тебе бы в тело попасть после столь долго пребывания без оболочки.
Он начинает поднимать меня. Я пытаюсь помочь, но не могу — не умею. На помощь Первому бросаются остальные парни. Странными манипуляциями со мной, где на своем голом теле ощущаю их руки, мужчины меня укутывают в одеяло, при этом пытаясь удержать от падения. В итоге, на руки меня берет Эйвинд. Голову не удержать, и она закидывается назад. Очень тяжелая! И чьи-то руки помогают положить ее на плечо парню.
— Ее бы помыть. А то она в этой… слизи. И пахнет неприятно.
Пахнет? Я плохо пахну? Не чувствую… Странно.
— Мы ее еще мыть будем? — Второй голос озадачен. Впервые я замечаю, что парни разные и жадно начинаю рассматривать их.
Первый голос с длинной челкой, но короткими волосами на затылке. Глаза серые с пушистыми длинными ресницами. Тонкий чуть вздернутый нос. Татуировки на шее. Нравится мне? Не знаю. Но что-то это мне напоминает. Губы пухловатые… Как же его зовут?
Второй — с длинными светлыми волосами. Одет во все черное, скрипящее и кожаное. Взгляд напуганный, серьезный, с четким изломом бровей. Нос у него не тонкий, а широковат, где переносица. Без татуировок. Красивый.