— Ну что, спящая красавица, проснулась? — Спрашивает Стеф, смотря на меня. Я лишь могу улыбаться и кивать в ответ, сильнее прижимаясь к Рэйнольду. — А твоя Малефисента?

— Кто?

— Сестрица твоя! Она обещала мне вчера оторвать что-то ненужное… Вот, жду.

— Она спит у меня в комнате. Позвать? — Отвечаю, чувствуя, как Рэй целует меня в макушку. Клаусснер замечает это, и видно, что ему немного не по себе от такой интимности. Поэтому со словами: «Ладно. Пора вставать» — не глядя на нас, начинает одеваться. Полностью собравшись, он направляется в дом, оставляя меня и Рэя наедине. И кажется теперь, что сам воздух наэлектризован от нашего счастья.

Рэйнольд тихонько отстраняется от меня. Взяв мое лицо в ладони, он просто глядит, будто всматривается в замысловатый узор или картину, медленно переводя взгляд от одной точки в другую. Я делаю то же самое, запоминая каждую чёрточку его лица. Наконец, Рэй первым прерывает тишину требовательным, немного осипшим голосом: — Расскажи мне.

— Что?

— Всё. Как жила тут? Как очнулась? Как тебя оживили? Радости? Слезы? Мысли? О чем думала, просыпаясь? Что ты помнишь из прошлой жизни? Хочу знать всё.

Я задумываюсь на мгновение, чтобы облечь в слова всё то, что происходило со мной.

— Очнулась я тут, в гараже. Меня воскрешали вон в той ванне в углу. Рецепт спроси у Дэррила. — Я слышу легкий смешок со стороны Рэя. Затем продолжаю, переходя более к трудным вещам: — Вначале не умела ни говорить, ни владеть своим телом. Дэррил до сих пор вспоминает, как я пыталась улыбнуться в первый раз. А затем стала вспоминать: слова, людей, что было, что знаю. Ты был первым моим воспоминанием. Ничего не помнила из прошлого, только тебя, твое лицо, твои глаза…

Пока я говорю, Рэй нежно гладит рукой по волосам.

— Затем я вспомнила Варю. А потом воспоминаний стало так много, что они роились в моей голове, вначале я даже засыпала через каждый час-два. Так уставала от перенагрузки. И в этих снах был ты. Снился постоянно…

— А ты помнишь… как ты…

Рэй шепчет и замолкает. В его глазах мелькает тревога и боль. Я поняла, что он хотел спросить, но не смог.

— Да. Помню. — Он громко сглатывает и, крепко стиснув зубы, отворачивается, чтобы не показать боль. Но я уже заметила его взгляд — взгляд загнанного зверя. — Рэй, всё было быстро: тепло, мягко и не больно.

Он поворачивается ко мне, и уже среди боли я читаю странное напряженное выражение лица.

— А ты помнишь, как была со мной, когда была призраком?

Я отрицательно качаю головой. Я была призраком? Что это? Метафора? Или он серьезно?

— Не понимаю…

— Я тебя видел после смерти. Ты приходила ко мне и к сестре призраком.

— Да? Не помню… Хотя не удивляюсь. Я бы вечно была с тобой!

И Рэй со всей своей теплотой и нежностью целует меня, после чего снова крепко обнимает. Я утыкаюсь носом в его горячую шею, где под моими губами бьется пульсирующая венка. Рэй в простой белой майке, которая слишком тонкая, позволяющая мне бессовестно ощущать его твердые мускулы под своими руками.

— Я сошел с ума, потеряв тебя…

— Мы оба сошли с ума.

— Знаю… Ты меня когда-нибудь простишь?

Я удивленно смотрю на него.

— За что?

— За то, что я сделал с тобой. Что не спас от аутодафе…

В его словах столько горечи, столько муки! Он дышит часто, будто задыхается, что я ужасаюсь, осознавая, что натворила, когда шла на костер. Все-таки Рэю было больно… Мои расчеты, что он не помнит меня, и моя смерть будет легче перенесена, оказались неверными. Это был мой собственный провал. Не ему надо просить прощение. А мне!

— Рэй, милый, любимый, — я кидаюсь и лихорадочно начинаю целовать его лицо. — Прости меня. Прости! Я глупая! Думала, что ты меня не вспомнишь, что тебе будет проще пережить мою смерть! Прости!

— Думала, что не вспомню? Что будет проще?

Рэй рычит на меня, отстраняясь и смотря на меня с ужасом. Господи, что я натворила? Эти глаза смотрят так, будто предала его. Я не знаю, как оправдать себя и вымолить прощение. Он же, не находя слов, выпускает меня из объятий и начинает молча одеваться. Слышу, как звенит ремень его джинсов, шорох ткани. Ужасно! Я боюсь даже взглянуть на него, смотрю на свои руки и нервно щелкаю ногтем.

— Ева сказала, что ты пошла на костер ради Варвары и Кевина. Это так?

Я киваю.

— Мелани, а где я? На каком месте в твоем чертовом списке я?!

Я вскидываю голову. Слезы раскаяния жгут глаза и льются по щекам. Я смотрю на него снизу вверх, как молящиеся смотрят на небо — чувствую себя уничтоженной.

— Прости меня… Я люблю тебя, Рэй… Я же умру за тебя, не раздумывая! Сделаю всё, что не попросишь!

— Всё?

— Всё… — Я киваю в ответ. Неужели непонятно. Да за ним хоть в ад, хоть в рай! Безумие! Настоящая, неподдельная зависимость от человека. И, похоже, неизлечимая…

Рэйнольд подхватывает меня, заставляя встать с матраца, и стискивает, прижимая насколько возможно к себе.

— Я хочу, чтобы ты пообещала: что бы ни произошло, никогда не жертвовала собой! — Он сильно хватает мое лицо и почти вытрясает из меня обещание. Он в ярости, в глазах такая ненависть, такая злоба, что я пугаюсь, возвращаясь в первые дни нашего с ним знакомства. — Обещай мне не подставляться!

— Обещаю…

Он снова обнимает, уткнувшись носом в мое плечо и замерев.

— А ты, как жил без меня? — Я слабо подаю голос, пытаясь, сменить тему.

— Я? Жил? Не помню… — Горечь такая в голосе, что уже не рада тому, что задала вопрос. Мне больно от осознания, что натворила: кажется, я сломала Рэйнольда.

— Эй! Вы где? У нас завтрак стынет! Вас только и ждем! Хватит целоваться! Успеете еще! — Раздается за спиной крик Клаусснера. Рэй чмокает меня в лоб и крепко берет за руку, будто я могу раствориться в воздухе.

— Пойдем, а то голодный Стефан становится еще более нервным и невыносимым.

— Варя! Ничего себе! — Я наблюдаю, как исчезает во рту сестры десятый блинчик, густо политый шоколадным сиропом. — Я тебя не узнаю. Раньше ты завтрак еле в себя впихивала.

— Это все беременность! — Она делает глоток чая, а затем берет сироп и начинает есть его так, наливая в чайную ложку и слизывая оттуда.

— Видела бы ты сколько она съела шоколадных тортов. — Хмыкает Рэй, который не отпускает меня от себя: мы сидим рядом, но Рэйнольд постоянно держит свою руку на мне — то положит на колено, то перехватит мою кисть, то погладит по спине. Мне приятно. Но это пугает: ощущение, будто боится, что исчезну, словно эти касания гарантируют ему мое присутствие.

Надеюсь, это пройдет со временем, и я смогу загладить свою вину. Если надо будет отправиться на край света и терпеть беды ради него — сделаю. Всё стерплю! Я вижу, что мой безумный поступок с аутодафе покалечил его, сломал внутри. От этой мысли становится невыносимо больно… Я изверг. Прости меня!

— Что? — Он ловит мой взгляд, не понимая, что со мной творится.

— Ничего… — Голос предательски сипит. Пытаюсь отвлечь его и сменить тему, потому что Рэй сверлит меня взглядом, пока остальные, ничего не подозревая, продолжают шутить и разговаривать. — А мисс Финч ушла?

— Да. — Кивает Миа.

Но тут же я слышу восторженный голос Вари:

— Прикинь! Здесь был Стефан и я, а это малявка сделала так, что она нас не видела, не заметила просто!

— Гипноз? — Я спрашиваю у Миа. Та безразлично жмет плечами.

— Мой дар.

— Кстати, о дарах. А какой у тебя дар, Дэррил? Миа сказала, что ты видишь сущность вещей. — Стефан угрожающе чуть придвигается к Дэррилу. Все замолкают, в том числе и я. Мне тоже интересно. За всё это время, что я здесь нахожусь, так и не смогла разгадать эту загадку — кто такие Дэррил и Миа.

— Всё правильно. Я вижу сущность вещей.

— Это как? — Не удерживаюсь я. — Я всегда думала, что это вроде твоей шутки — не хочешь говорить о своем даре. Думала, что ты можешь находить мертвых людей, в этом и есть твой дар.

— Нет. Не так. — Дэррил оборачивается ко мне и смотрит своим фирменным взглядом «внутрь», после чего продолжает пояснять: — Я вижу душу человека, вижу его суть, цели и правила жизни, его вторую половину.

Мурашки побежали по коже. Я как загипнотизированная смотрю на Дэррила, пока не слышу резкий и громкий голос Клаусснера: