Мы шагали по огромному пустому этажу, среди частокола толстенных стальных колонн, переходя из зала в зал, минуя повороты и развилки Рация моего конвоира время от времени шипела и хрюкала, и в отсветах фонаря пару раз промелькнули силуэты других людей, также вооруженных и, судя по всему, патрулирующих свои сектора.
Выходит, отключение «Айсберга» и впрямь не являлось случайностью или следствием технической неисправности. Да, я и раньше подозревал, что все не так просто, но теперь убедился в этом окончательно. Все произошедшее являлось чудовищной целенаправленной диверсией, цели которой оставались не ясны.
Впереди забрезжил свет, и мы вышли в просторное помещение, в центре которого широким полукругом стояли ящики с установленной на них аппаратурой. Из дальнего угла доносилось ровное тарахтение генератора, питающего в том числе и несколько ярких светильников на высоких складных треногах. Сидевшие перед мониторами люди выглядели спокойными и сосредоточенными, что разительно контрастировало с тем адом, который их стараниями развернулся буквально несколькими метрами выше. В общей четкости и слаженности явно чувствовалась продуманная организация, говорившая о том, что операция готовилась давно и тщательно, а отсутствие суеты и шума свидетельствовало, что все идет строго по намеченному плану.
Знать бы только, кто его автор, и какова его конечная цель?
При нашем приближении стоявший за спинами операторов и наблюдавший за их работой человек обернулся, и я сразу сообразил, что главный здесь именно он. Грубоватое обветренное лицо, левую сторону которого исполосовали старые шрамы, быстрый цепкий взгляд, общая собранность, отражающая постоянную готовность к действию – все выдавало в нем опытного вояку.
Я даже не знаю, какие именно штрихи в его внешности, какие нюансы поведения обратили на себя мое внимание, но я буквально инстинктивно догадался, что пикировкой тут и не пахло. Он определенно был из «чистых». Как, впрочем, и все члены его отряда. Думается, неспроста.
Вся история с блокадой «Айсберга» начала отчетливо попахивать неким… психорасизмом, что ли.
-Еще две крысы, пытающиеся сбежать с тонущего корабля? – криво усмехнулся он, - посади их к остальным.
-Зачем Вы это делаете!? – воскликнул я, желая получить хоть какие-то ответы на накопившиеся вопросы.
-…и заткни этого типа, - командир отвернулся, утратив к нам с Кирой всяческий интерес, - после того, как подготовим последнюю трансляцию, этот коллектор надо будет тоже заварить к чертовой матери.
Конвоировавший меня боец взял с ближайшего стола рулон липкой ленты и без лишних церемоний заклеил мне рот, буркнув:
-Я же предупреждал.
После чего нас Кирой завели в комнатку неподалеку и посадили у стены рядом с еще несколькими пленниками. Убедившись, что мы надежно связаны, солдаты удалились, напомнив на прощание о крайне негативных последствиях плохого поведения.
Если я полагал, будто спустился уже на самое дно ада, и дальше падать уже некуда, то здорово заблуждался. И самый ужас состоял не в безвыходности нашего положения, не в неопределенности нашей дальнейшей судьбы, а в том, что я постепенно начал отыскивать светлые стороны даже в сидении на холодном полу со связанными за спиной руками и заклеенным скотчем ртом!
Ведь от меня теперь уже точно ничего не зависело, и я никак не мог повлиять на ход событий. А полная неспособность что-либо изменить автоматически означает отсутствие ответственности за все, что будет происходить в дальнейшем. И такое положение дел выглядит в определенной степени позитивно. Можно спокойно расслабиться, ни о чем не думать и наслаждаться заслуженным отдыхом. Если так пойдет и дальше, то вскоре я смогу найти приятные моменты даже в свидании с расстрельной командой.
Мы с Кирой сидели рядом, привалившись друг к другу, и я вполне мог немного подремать, вот только стянутые пластиковым жгутом руки то и дело начинали затекать, и мне приходилось время от времени шевелить пальцами, чтобы разогнать кровь. Мало-помалу мои глаза адаптировались к полумраку, и, чтобы не скучать, я украдкой рассматривал других заключенных. По крайней мере тех из них, кто оказался в поле моего зрения.
Компания подобралась весьма разношерстная, но, помимо истрепанности и замызганности, всех объединяла одна общая черта. Полнейшая апатия и безразличие к происходящему вокруг. Все сидели неподвижно, как один уронив головы на грудь и даже не пытаясь заговорить друг с другом. И отнюдь не заклеенные рты были тому причиной, тем более, что кроме меня такой чести удостоился только еще один человек. Впрочем, памятуя о собственных успокоительных мыслях, я вполне понимал этих несчастных. Пробившись через все уровни высотной преисподней и оказавшись в ситуации, когда тебя никто не пытается прямо здесь и сейчас убить, сожрать или изнасиловать, очень сложно сохранять тонус и противостоять накопившейся усталости. Кто-то, возможно, даже спал, пользуясь нежданной, пусть и не особо комфортной передышкой. У меня и самого глаза слипались от изнеможения.
Я перевел взгляд на следующего арестанта – девушку, сидящую прямо напротив, и всю сонливость с меня как ветром сдуло!
Да, в отсутствие привычного лоска, искусного макияжа и профессионально поставленного освещения она слабо походила на знакомый по глянцевым журналам образ, но однажды мне уже довелось видеть Юлию Саттар в «полевых» условиях, так что характерные черты я опознал безошибочно.
Судя по всему, досталось девчонке крепко. Ее поникшая голова была обмотана бинтами, на которых с левой стороны проступило темное пятно, пострадало также ее левое бедро. Рядом на полу стояла пластиковая бутылка с водой, но, насколько я мог судить, Юлия к ней даже не притронулась. Ее левую руку приковали наручниками к тянущейся вдоль стены трубе, а правая… а правая ее рука оставалась свободна!
У меня в голове, точно как в комиксах, яркой лампочкой вспыхнула идея, и я, сколько ни старался, никак не мог ее отогнать. Я отлично осознавал, что взявшие нас в плен вооруженные люди к шуткам не расположены, и любой акт неповиновения с моей стороны может закончиться очень печально. Печально для других, мне-то будет уже все равно.
В то же время меня не отпускало смутное подозрение, что такой финал вполне может ожидать всех пленников вне зависимости от нашего послушания. Просто чтобы не оставлять ненужных свидетелей. И в тот момент, когда к моему затылку приставят что-то металлическое и холодное, я буду клясть себя последними словами за то, что не попытался.
А значит, стоит рискнуть!
Я заерзал, пытаясь подтянуть под себя ноги и встать.
-Ты куда собрался? – зашипела Кира мне в ухо, но в ответ я мог только мотнуть головой в сторону пленницы напротив.
-Зачем?
Поскольку мое выразительно мычание так ни черта прояснить и не смогло, я отказался от тщетных попыток и, пригнувшись, быстро перебежал на другую сторону. Юлия вздрогнула и подняла на меня мутный взгляд.
-Что? – она с трудом ворочала языком.
Я выпятил подбородок и негромко помычал, надеясь, что она поймет, чего мне от нее требуется.
-Отклеить?
-Угу.
-Они же пристрелят Вас, если застукают!
-Угу.
-Ладно, как хотите, - Юлия схватилась за уголок липкой ленты, лишившей меня дара речи, и дернула…
Один Бог знает, каким чудом мне удалось сдержаться и не закричать. Трехдневная щетина, обветренные потрескавшиеся губы, липкий скотч… попробуйте повторить на досуге – Вам обязательно понравится!
-М-м-м-ф! – прошипел я, осторожно стравливая воздух из легких, - Юлия Александровна?
-Да, и что?
-Не знаю, помните Вы меня или нет, но однажды мы с Вами уже встречались. Пять лет назад, на благотворительном концерте.
-Концертов много было, людей еще больше, всех и не упомнишь.
-Ну, тот концерт вы вряд ли когда-нибудь забудете. В день, когда Ваш отец обрел давно потерянного брата.
-Тот… - девушка нахмурилась, внимательно всматриваясь в мое лицо. Ее брови удивленно взлетели вверх, - Олег?
-Мир тесен, не правда ли? – я невольно улыбнулся.
-Но что ты тут делаешь? Тебя что, опять меня спасать прислали!?
-Да нет, я здесь просто живу… в смысле жил, - я вдруг со всей очевидностью осознал, что уже никогда, ни за какие блага мира не вернусь в эти стены, - а теперь давайте к делу.