И замер, нащупав небольшой бугорок справа от гортани.

Он медленно и крайне осторожно отнял руку, но, чуть погодя, все же решился на более тщательное обследование и обнаружил еще один такой же бугорок с левой стороны. В принципе, на этом большинство мучавших его вопросов можно было считать отвеченными. Как в хорошем анекдоте, когда вся соль кроется в самом последнем слове, одна-единственная деталь прояснила все. Оставались еще отдельные нюансы, но они представлялись несущественными и общей картины уже не меняли. Пришло время пообщаться с авторами скверного спектакля.

Эдуард спустился с вышки и направился обратно к дому, непрестанно прокручивая в уме все то, что он собирался сказать своим тюремщикам, и все больше распаляясь. Поднимаясь по ступенькам веранды, он уже почти шипел от бешенства.

-Эдуард Георгиевич, - выкатился ему навстречу робостюард, - Вас ожидают в конференц-зале.

-Подождут, не сломаются, - огрызнулся Эдуард, - где моя одежда?

Как ни крути, а праведный гнев в одних трусах смотрится все же нелепо и жалко.

Процедура приведения себя в должный вид, однако, несколько затянулась. У Эдуарда ушло минут пятнадцать только на то, чтобы разобраться со своим новым обиталищем и выяснить, где что находится. Его брат долго не раздумывал и свез сюда все его личные вещи как из семейного особняка, так и из городских апартаментов. Теперь все было аккуратно разложено по полочкам и развешано по вешалкам, отчего Эдуард далеко не сразу разобрался, что к чему. Дома он привык бросать одежду где придется, но всегда помнил, в каком именно месте он оставил ее накануне.

В очередной раз ощупав свою шею, он решил еще и побриться, а потом и помылся заодно. Судя по длине щетины, его отсутствие продолжалось не менее трех суток, на что недвусмысленно намекал и недовольно ворчащий желудок.

Брился Эдуард как никогда осторожно. Два зловещих бугорка на шее заставляли манипулировать бритвой максимально деликатно, чтобы их не потревожить. Насколько он знал, система работала исключительно надежно, иначе Александр не использовал бы ее при всяком удобном случае, но все равно руки у Эдуарда слегка подрагивали.

В итоге на виртуальную арену, превращенную сейчас в зал для совещаний, Эдуард явился без малого через час. А за прошедшее время его ярость слегка поугасла, оставив после себя холодную озлобленность. Да, он по-прежнему жаждал восстановления справедливости, жаждал мести, но отнюдь не собирался доставлять удовольствие своим оппонентам, впадая в истерику или умоляя о прощении. Ведь невозможно быть одновременно пугающим и жалким. Лига откровенно его побаивалась, и он не желал ее разочаровывать.

Эдуард прошествовал в центр арены, где робостюард установил для него кресло, и сел. Перед ним широким полукругом светились голопроекции остальных членов Совета с Александром в центре. Он все-таки заставил их ждать, и они стерпели, не разбежались!

-Я вас слушаю, - Эдуард положил руки на подлокотники, стараясь держаться максимально расслабленно и непринужденно. Как будто ничего и не случилось. Как будто его не забросили невесть куда, на крохотный необитаемый островок посреди океана, и не имплантировали рядом с сонной артерией парочку маленьких радиоуправляемых бомб.

Ответное слово ожидаемо взял его брат.

-Первым делом я хотел бы извиниться за то, как мы с тобой обошлись, но, к сожалению, ты не оставил нам выбора.

Эдуард оторвал одну руку от подлокотника и снова уронил ее обратно, словно говоря, что любые слова тут бессильны. Так и не дождавшись от него иной реакции, Александр продолжил:

-Кстати, должен сразу тебя предупредить – видеосигнал с твоей стороны в реальном времени не передается, только отдельные кадры, а все, что ты говоришь, ретранслируется в текстовом виде. Так что оставь любые попытки оказать на нас воздействие, это не сработает.

-И в мыслях не было, - соврал Эдуард, больше раздосадованный тем фактом, что почти все его приготовления с бритьем, мытьем и переодеванием оказались напрасны.

-Я так им и сказал, - соврал, в свою очередь, Александр, - но они настояли на полной изоляции, поскольку никто толком не знает пределов твоих возможностей. Устав терпеть твои художества, Совет Лиги потребовал отправить тебя в ссылку. Ты, Эдик, начинаешь представлять угрозу для общества, а мы, как ты знаешь, пойдем на что угодно ради обеспечения безопасности людей.

-Даже на это? - Эдуард указал на свою шею, но, сообразив, что его не видят, уточнил, - даже на «страховку» одного из своих членов? Кому в голову пришла столь замечательная идея?

-Решение принималось совместно. Ключ от одного из зарядов – у меня, от второй – у Старшего Арбитра. Для активации требуются оба.

-Вы даже друг другу не доверяете?

-Знаешь, ты сумел привнести в наш коллектив редкостное единодушие. После того, как ты заставил утопиться собаку нашей соседки, все сомнения отпали.

-Ее круглосуточный лай сводил меня с ума!

-И ты не придумал ничего лучше, как загнать несчастное животное в бассейн и гонять ее там по кругу, пока она не выбилась из сил и не захлебнулась? – Александр сокрушенно покачал головой, - твои прошлые «шалости» также доставляли немало головной боли, но ты, по крайней мере, не убивал. Тем более не имея прямого зрительного контакта и с такого значительного расстояния.

Эдуард недовольно поджал губы. В тот раз он действительно не сдержался и тем самым невольно выдал свои существенно возросшие способности. С самоконтролем дела у него всегда обстояли неважно.

-Ах, вон оно что! – протянул он, - то есть вам на самом деле не собачку жалко – вы просто меня испугались? Или же обиделись, что я с вами своими секретами не поделился?

-Ты являешься источником опасности для окружающих, - повторил Александр, - а поскольку на сотрудничество ты идешь крайне неохотно, то нам не оставалось ничего другого, как изолировать тебя, пока ты сгоряча не утопил еще кого-нибудь.

-И вы всего за неделю отгрохали для меня этот шикарный изолятор? – Эдуард недоверчиво приподнял бровь, - с гольф-клубом и прочими прелестями? Или же ваши планы на мой счет имеют куда более давнюю историю?

-Эту тихую гавань я готовил для себя на случай внезапной старости, - его брат почесал нос, как будто чувствовал себя немного неловко за создание тайного уютного гнездышка, - так что подвохов можешь не опасаться – там все сделано на высшем уровне.

-Подвохов, значит, не опасаться, да? – Эдуард начал закипать, - после того, как вы, втихомолку сговорившись за моей спиной, усыпили меня и сонного зашвырнули на край света, вдобавок «застраховав» меня, словно я ваш раб, ваша собственность, у вас еще достает наглости говорить, чтобы я не опасался подвохов!? То есть вы в следующий раз даже таиться не станете и разделаетесь со мной в открытую!?

Он вскочил на ноги, в бессильном гневе сжимая и разжимая кулаки. Его лицо раскраснелось, а донесшийся с улицы птичий гомон давал понять, что Эдуард себя уже не контролирует, и его безудержная ярость рвется наружу безо всякой оглядки на былые нормы и ограничения.

-Эдик, успокойся, - попытался утихомирить его брат, но безуспешно.

-Это ты им должен был говорить! - Эдуард взмахом руки обвел проекцию членов Совета, - это они должны были успокоиться и не учинять того паскудства, что они сотворили со мной! И так постоянно держали меня на коротком поводке, следя за каждым моим шагом и требуя, требуя, требуя…

-И за все это время мы не узнали от тебя ровным счетом ничего! – подала голос проекция Старшего Арбитра, - ты дал слово обучить нас своей технике, но все, что мы от тебя слышали – лишь общие рассуждения без какой-либо практической конкретики! Ты злоупотребил нашим доверием и бессовестно водил нас за нос! Какой благодарности ты от нас ждал после этого!?

-Как я могу обучить вас тому, чего и сам не понимаю!? – закричал Эдуард, потрясая кулаками, а окружающий остров коралловый риф вскипел от беснующейся в ужасе рыбы, - как объяснить слепому разницу между синим и зеленым!? Как описать глухому величие Пятой Симфонии Бетховена!? Как!? Я пытался разобраться в своем даре, систематизировать свои ощущения, пытался понять, но вы запретили мне и это, сославшись на опасность моих упражнений! Вы оставались глухи ко всем моим попыткам донести до вас сложность задачи и необходимость дополнительных исследований! Во всем, что бы я ни предлагал, вам мерещился злой умысел, мерещился… подвох. Что мне оставалось делать!?