Изменить стиль страницы

3

В дни и часы, предшествующие сталинградскому контрнаступлению, от рядового солдата до Верховного Главнокомандующего — все болели одной, томившей каждого «болезнью» — ожиданием наступления.

Представитель Ставки генерал-полковник Василевский вернулся вечером с наблюдательного пункта армии в штаб Сталинградского фронта с надеждой еще раз уточнить отдельные детали с командованием фронта, чтобы завтра снова поехать в войска и убедиться в том, что все в порядке и люди готовы выполнять то, что предписано им директивами, приказами и распоряжениями. Озябший, проголодавшийся после напряженной работы, он собрался было поесть и отдохнуть, когда его потребовали к ВЧ. Он сразу же узнал в трубке хрипловатый, неторопливый, но властный голос Сталина. Он выслушал доклад о подготовке Сталинградского фронта к наступлению и задал несколько интересующих его вопросов. Потом, помолчав, будто раздумывая, он, к удивлению Василевского, предложил ему 18 ноября прибыть срочно в Москву.

Окончив разговор, начальник Генштаба задумался. «Лететь в Москву, когда через сутки начнется контрнаступление?! Надо еще в последний раз проверить, убедиться, что все готово. Что же такое стряслось там, в Ставке? Чем вызвана такая срочность и строгая категоричность в голосе Сталина?» — в недоумении размышлял Василевский и, перебрав в памяти возможные причины, так и не мог окончательно утвердиться в какой-либо из них.

На заседании Государственного комитета обороны Василевского ознакомили с письмом генерала Б. Т. Вольского — командира 4-го механизированного корпуса, предназначенного для выполнения решающей роли в операции Сталинградского фронта.

Он писал Сталину: «По моему глубокому убеждению, запланированное наступление под Сталинградом при настоящем соотношении сил и средств, которое сложилось к началу предстоящих боевых действий, не позволяет рассчитывать на какой-либо успех и, безусловно, обречено на провал, со всеми вытекающими отсюда для нас последствиями. Я как честный партиец, зная мнение и других ответственных участников наступления, просил бы вас, товарищ Сталин, немедленно заняться этим делом, тщательно проверить реальность всех принятых по предстоящей операции решений, отложить, а затем и отменить ее».

«Так вот она, причина, которая заставила лететь сюда и срочно собрать Государственный комитет обороны».

— Вы, Александр Михайлович, докладывали, насколько я помню, с Жуковым Ставке, — сказал Сталин, — что в осуществлении плана контрнаступления никто не сомневался и никаких серьезных предложений не вносил. Как же тогда понимать письмо товарища Вольского?

Василевский, размышляя, напрягал память.

— Товарищ Сталин, — сказал он, — я крайне удивлен поведением Вольского. Я просто его, мягко говоря, не понимаю. Как он может судить о подготовке всех фронтов и армий к наступлению и решать за командующих, которые сами участвовали в разработке своих операций и прислали согласованные и утвержденные ими планы в Генеральный штаб? По-моему, товарищ Сталин, никаких оснований для отмены операции, как и пересмотра срока, нет и не может быть.

Жуков сидел хмурясь, сжимая кулаки. Он порывался встать. Когда Василевский закончил доклад, он не выдержал и вскочил.

— Да как он может так легко и безответственно решать такие серьезные вопросы? Или все и Ставка шагают не в ногу, а он один… Сталин строго посмотрел на Жукова, и тот недовольный и рассерженный, сел, вытирал платком с лица выступивший пот.

— Соедините меня, пожалуйста, Александр Михайлович, сейчас с Вольским.

Он спокойно, к удивлению членов Государственного комитета обороны, говорил с ним, не повышая голоса, не упрекая, а только изредка лицо его морщилось в насмешливых складках. Закончив разговор, Сталин сказал:

— Будем считать, что письма от товарища Вольского не было. Просто произошло досадное недоразумение. Он извиняется. Обещает задачу выполнить. Переутомился товарищ. Бывают такие в жизни печальные истории. На вас, товарищ Василевский, Ставка возлагает непосредственную ответственность за проведение операций трех фронтов и координацию их действий.

Утром 19 ноября Василевский прилетел в Серафимович, где размещался штаб Юго-Западного фронта, но опоздал. Контрнаступление уже началось,

В полдень того же дня он прибыл в войска б-й танковой армии Кипоренко, которая наносила главный удар. Там он не нашел командарма, уехавшего в наступающие войска, но встретился все же с командованием фронта.