АКТ ТРЕТИЙ

Над плывущим плотом — нависшее серым потолком, в редких разрывах туч небо. Дали отсечены сплошной полосой обрушившегося ливня, шум которого доносится и сюда. Ни полыхания молний, ни грома — только ровный плеск массы воды. Г р а н я стоит на вышке с фонарем. Провела рукой по волосам — и платок съехал на шею. Жадно вдыхает освежающий воздух. Входит В а л е р и й. Рукава у него засучены до локтей.

В а л е р и й. Не видать?

Г р а н я. Где увидишь… за такой стеной. Вот он, потоп-то…

В а л е р и й (поднимается к ней). Никогда себе не прощу, что отпустил ее! Никогда! Это я, я должен был плыть с ним! Трус…

Г р а н я. Да не в трусости тут дело.

В а л е р и й. Уж такая черта в моем характере. Вместо того чтобы действовать, начинаю раскладывать — как лучше да как правильнее. Аналитик проклятый…

Г р а н я. Ну, не казните вы себя. Хорошая эта черта, и поступили вы правильно. Как бы я управилась теперь без вас? Идем очень опасным местом. Здесь две реки сливаются, и что ни весна — новые косы на пути.

В а л е р и й. У Терентьева — ружье. Он матерый волчище. А что у них? Ничего!

Г р а н я. Жизнь тоже не без перекатов.

В а л е р и й. Да ведь она только сердцем смелая! Вот так всегда. Кинется в драку, а сил маловато.

Г р а н я. Не будь у птиц сердце смелым, разве бы крылья поднимали их в такую высь?

Слышен треск, напоминающий выстрелы.

В а л е р и й. Что это?

Г р а н я. Бревна друг о дружку трутся. Волна крепчает.

В а л е р и й. Не догнать им теперь нас.

Г р а н я. Идем самым тихим ходом. На буксир я сообщила. Кроме того, здесь мы делаем большой разворот, а они могут срезать.

В а л е р и й (сделал руки рупором и кричит). Не-еля!..

Г р а н я (старается его отвлечь). Эх, куртку-то как вы измазали возле мотора. Простирнуть бы.

В а л е р и й. Неля вернется — сделает.

Г р а н я. Умеет?

Валерий кивнул.

Ну, не ожидала я, что она храбрость такую выкажет. Вот ведь как. Вы уж извините, что я поначалу плохо о вас думала. На родной земле, а по виду пришлые. В душу-то заглянуть не удосужилась.

Валерий, не слушая, уходит в темноту, и оттуда доносится: «Не-ля! Не-ля!..»

Филипп, лежащий связанным по рукам и ногам, зашевелился.

Ф и л и п п (пробует встать и не может). Кто это меня?

Г р а н я. Очухался?

Ф и л и п п. Аль бузил?

Г р а н я. Знает кошка, чье мясо съела.

Ф и л и п п. Развяжи.

Г р а н я. И не подумаю.

Ф и л и п п. Распутай, говорю!

Г р а н я. Откричался. Не страшен.

Ф и л и п п. Ну!.. (Пробует освободиться.)

Г р а н я. Потребовалось — связали, придет время — развяжем.

Ф и л и п п. Дай хоть испить.

Г р а н я. Воды?

Ф и л и п п (зло). Воды!

Г р а н я. С карболкой бы тебя для полного протрезвления.

Ф и л и п п (жадно глотает). У-уф!

Г р а н я (остатки воды плеснула ему на голову). Развернулся во всю ширь, владыка. Плот — мой! Я царь и бог! Что хочу, то и делаю. Мужиков взял работать, бабу спать. Такому вот дело народное доверяют, а он уж смотрит на него, как на свою вотчину. Приятелям — теплые местечки да поблажки. Слова поперек не скажи.

Ф и л и п п (осклабился). Ха… ха-ха! Ну, ты меня и расписала! Точно начальника нашего рейда.

Г р а н я. Может, кого и повыше. (Вдруг.) Какого рейда?

Ф и л и п п. Верхнеудинского.

Г р а н я (с недоверием). Разве похож?

Ф и л и п п. Да живо получилось… сходственно.

Возвращается В а л е р и й.

А где Игнат?

Г р а н я. Не помнишь?

Ф и л и п п. А что?

Г р а н я. Прикидываешься непомнящим, чтоб на суде были смягчающие обстоятельства?

Ф и л и п п (рванулся). Какой суд? Какой суд?

Г р а н я. Ты же Игната засек.

Ф и л и п п. Ка-ак?!

Г р а н я. Топором.

Ф и л и п п. За что?

В а л е р и й. Как претендента на свое место. У деспотов — больших и малых — это в обычае.

Ф и л и п п. Будет врать-то! Будет! (Катается. Сел, дико вращая глазами.)

Г р а н я. Мог засечь. И нас мог. Да только сила-то оказалась не на твоей стороне.

Ф и л и п п. Ха… ха-ха!

Г р а н я. На первой же пристани замену потребуем.

Ф и л и п п. Ну, ну. Не ты меня ставила.

В а л е р и й (с ненавистью глядит на Филиппа). Вот засядет такой наверху, и жизнь уже отравлена… (В руке у него микрофон.) Люди, слушайте радостную весть. Еще одним микродиктаторщиком на нашей земле стало меньше. Вот он лежит передо мной — обезвреженный и поверженный, типичный сколок с тех костоломов-самоуправцев, которые все еще мнят, что только они, и никто кроме, могут быть лоцманами жизни.

Ф и л и п п. Чего мелешь? Чего мелешь?

В а л е р и й (продолжает). Подобный микродиктаторушка может засесть в любом месте — в институте, на заводе, в колхозной конторе — и давить, оскорблять, вселять в душу страх за себя и своих ближних. Люди, не бойтесь их! Ни больших, ни малых! И давайте им бой сегодня, завтра, послезавтра, до тех пор, пока они не исчезнут, как исчезли ихтиозавры!

Ф и л и п п. Кто? Кто дал тебе право позорить меня в мировом масштабе?

В а л е р и й (откинул в сторону микрофон). К сожалению, я лишен такой возможности.

Ф и л и п п (орет). Терентьев! Терентьев.

Г р а н я. Нет твоего дружка. Не поможет.

Ф и л и п п. Где он?

Г р а н я. Что же ты о Мишке ничего не спросишь?

Ф и л и п п (начинает смутно что-то припоминать). Ну… Где Мишка?

Г р а н я. Вору ты его продал! Вору! За сколько бутылок сторговался? Бандитом оказался твой дружок!

Ф и л и п п. Откуда у тебя такие сведения?

Г р а н я. Погляди, сколько лесу он увел! Пять домов можно построить! Открутил ночью проволоку да и…

Ф и л и п п. Врешь!

Г р а н я. Мишка уплыл его пособником, а Игнат с Нелей погнались за ними!

Филипп напрягся и вдруг высвободился от веревок. Вскочил. Валерий и Граня напряженно следят за ним.

Ф и л и п п (уловил на себе их взгляды). Да не зверь же…

Г р а н я. А мы и не очень боимся. (Кивнула головой.) У нас есть на тебя управа.

Филипп смотрит себе под ноги и с силой пинает банку, из которой Нелли поила ужа молоком.

Прозрел наш Ной. (Усмехнулась.) Отныне будет принимать только чистых. Себя для начала почисти. Очень требуется.

Филипп убегает в темноту и тотчас возвращается.

Ф и л и п п. Да вы-то куда смотрели?

Г р а н я (не уступая ему в тоне). Нет уж, позволь нам тебя об этом спросить! Не мы, а ты возле себя его пригрел!

Ф и л и п п. Ничего не помню… ничего… Сколько плаваю, не бывало еще такого… Кто ночью дежурил?

Г р а н я. Мишка.

Ф и л и п п. Значит, на пару сработали. Ну, только бы поймать! Капитану на буксир сообщила?

Г р а н я. Сообщила.

Ф и л и п п. Подскажу, чтоб на берег радировал… (Побежал и задержался. Гране.) На тебя, между прочим, тоже надо посмотреть. За что пятнадцать лет огребла?

Г р а н я. Вот она, бдительность-то.

Ф и л и п п. Ну?

Г р а н я. Тебе знать зачем?

Ф и л и п п (рявкнул). Раскалывайся!

Г р а н я. Такие сроки по пустякам не давали. На броненосце «Потемкине» я бунт против правительства поднимала.

Ф и л и п п. Ну, ну, ври, да меру знай. На этого субчика надежи тоже нет.

В а л е р и й. Да с кем же ты, о великий, поплывешь, если у тебя ни на кого надежи нет?

Ф и л и п п (снова рявкнул). Разговорчики! (Двинулся к Гране.)

Г р а н я (спокойно подпускает его к себе). Ты только что не очень лестно отзывался о начальнике Верхнеудинского рейда.

Ф и л и п п. Ну?

Г р а н я. Так я. — его жена.

Ф и л и п п. Жена?.. Ха-ха-ха… За кого ты меня принимаешь? Стал бы Трофим Андреевич жениться на такой…

Г р а н я (выпрямляясь). На какой?!

Ф и л и п п. Фальшивые шурупчики мне в башку не вкручивай!

Г р а н я. Их без того там много. (Протягивает Филиппу фотографию.) С кем я тут? А фамилия моя как? Память не залил окончательно?

Ф и л и п п. Ха… ха… (Ему вовсе не весело. Тяжелая челюсть отвисла.)

Г р а н я. Что? Разве не хочется больше стерлядочки? Разонравилась?

Ф и л и п п. Да… в точности. Я ведь и встречал вас с ним, а вот… Другой вид и речь совсем не та.

Г р а н я. Две жизни за спиной — две и речи.

В а л е р и й. Эх, Ной, Ной…

Ф и л и п п (перестраиваясь на дурашливый лад). Да какой я Ной! По нынешним временам Ной должен быть непременно партийный.

В а л е р и й (с усмешкой). И безусый.

Ф и л и п п. А?

В а л е р и й. Желательно.