— Ничего?.. — вскричала Нина и тряхнула головой. — Да я!.. Я!.. — мысли стремительно завьюжились в голове, наскакивая одна на другую: «За что ославили на целый свет? За что? Раньше мое имя появлялось в газете только как отличницы. Я получала подарки, грамоты… С таким же усердием учусь и здесь! Даже Римма отстает по оценкам! И однако ославила меня! Поставила в один ряд с теми, кто откровенно бездельничает!..»

— Кто эта Римма?

— Б-бессовестная она! Зависть ее берет!

— М-да… А по-моему, она девушка мыслящая. Ты и в самом деле учишься как-то очень…

— По-школярски? Там так сказано!

— Да. Бездумно, легко.

— Уж как умею!

— Напрасно сердишься. Мне кажется, Римма высказала вслух то, в чем ты сама себе признаться не смеешь.

— В чем?

— А ты подумай, — уклончиво ответила Вера Антоновна. — Любишь ли ты свою будущую профессию?..

— Те-тя Ни-на! Те-тя Ни-на!

— Ни-на Дмит-рев-на!..

Это кричат со двора Эдик с Зоей, ее подопечные. Они стоят под окнами, задрав головы, маленькие человечки с огромными папками для нот в руках.

Нина слабо улыбнулась и помахала им: идите, можно. Пошла к крану, чтобы освежить лицо…

На следующий день ей не хотелось идти на лекции.

Лен-си, встретив Нину в дверях института, подхватила ее под руку и повела по коридору, не давая оглянуться назад.

— Ниночка, я хочу тебе что-то подарить.

«Утешает», — подумала Нина, прислушиваясь к шуму за спиной. Возле окна, в противоположном конце коридора, снова звучит голос Риммы — все такой же неуступчиво-резкий.

— Вот, — и Лен-си, лукаво щуря глаза, протянула ей изящную шкатулочку.

— Зачем же? Нет, нет!

— А ты попробуй ее открыть! Если сумеешь, то я беру ее обратно.

Нина изучающе осмотрела шкатулку. Нигде ни малейшего намека на потайной замочек, но шкатулка несомненно открывалась — в ней что-то брякало.

— Не можешь? Не можешь? — смеялась Лен-си, ее округлые щечки покрылись морщинками. — Ага! Значит, она твоя! Твоя!..

— Спасибо, Леночка! — так Нина иногда называла подружку. — Ну какие же у вас в Китае искусники!

— Да, у нас есть очень искусные мастера, — с достоинством подтвердила Лен-си. — И все же было бы лучше, если бы у нас была развита тяжелая индустрия!

К ним подошла Римма.

— Ты на меня не сердишься?

— Нисколько! — при одном взгляде на нее обида холодом хлынула в душу.

— Я долго сомневалась, писать ли о тебе, или…

— Сказать ты ей не могла? Да? — с укоризной спросила Лен-си.

— Да вы поймите меня! Это же вопрос принципиальный! И касается не ее одной! Нина, ты учишься хорошо, это верно, но… как-то легко, бездумно…

— Такая уж я бездумная! («У нее те же самые слова, что и у тети Веры!»). Дружи с теми, кто в аспиранты метит! А мы… где уж нам! Не всем же открытия делать, кому-то надо и оспу прививать, порошки от кашля выписывать!

— Ни-на! — этим тоном была изумлена даже Лен-си.

А Нине вдруг захотелось дерзить, быть вызывающей, резкой! Довольно — она была и покладистой, и прилежной, — так пускай узнают ее другой! «Старалась, и что из этого?.. Заслужила славу зубрилки! Теперь что запомнится — того и хватит! В жизни есть много такого, чему можно отдать свободное время!»

Вечером ей позвонили.

«Костя?»

Она в растерянности медлила взять трубку, не зная, что скажет ему. Ей захотелось встретиться с ним, чтобы поделиться своими смятенными чувствами — «ведь я и в самом деле учусь по обязанности, не испытывая никакой радости!» — и в то же время он ей был чем-то неприятен сейчас так же, как и Римма Урванцева. «Вот бы с ней ему дружить, а не со мной! Два сапога пара!»

Звонила Маша. Приглашала на вечер, где будет много молодых художников. Успокаивала, что все неприятности скоро забудутся, надо только отвлечься и не думать о них.

Стоя перед трюмо, Нина оделась в черное с блестками платье, то самое, которое берегла для исключительных случаев. Вдела в уши сережки — тяжелые, цыганистые, свободно расчесала пышные волосы. Зачем она так старательно прячет этот буйный вихор на лбу, который причиняет ей столько мучений, — приходится смачивать его водой, заплетать в тугие пряди — пускай свисает на глаза. Это нынче даже модно.

Уже у выхода она вдруг остановилась и, глядя на дверь кабинета, где был телефон, быстро проговорила:

— Ну позвони! Позвони!

И в эту минуту верила, что тот, к кому она обращается, услышит ее.

Но телефон молчал…