Молоденькие продавщицы в синих халатиках, сидевшие за соседним столиком, дружно прыснули.

— А что, — пробормотал Эдвард, — юноша мыслит оригинально, не по учебнику. «Резвостью лягушек» — в этом что-то есть. Образ! Поэт, как считаешь?

Славка стоял красный, с туго сжатыми кулаками, и глаза его были слепы от ненависти.

— Ребята, давайте о чем-нибудь другом, — торопливо заговорила Нина, стараясь разрядить обстановку. — Куда вы собрались? Где вчера были?..

Но ее словно никто не слышал.

— А ты, я вижу, парень колкий, — Женька по-свойски привалился к Косте и задышал в самое ухо. — Только туда ли ты свои шипы направил? Ну чем тебе помешал этот бедолага? Что ты там настрочил о нем в газету? Забери-ка обратно. Тебе же лучше будет! — в голосе его зазвучала угроза. — Экое разоблачение! Ну, выгонят его! Ну и что? Судьбы мира от этого изменятся?

— В какой-то степени — да.

— Да не будь примитивом! Эх, как тебя вышколили в разных там комитетах! Смотри на жизнь шире. Ты… стреляешь по воробьям. Чему тебя научили, то и твердишь! А сейчас надо все просеивать через эту штуку! — и Женька, многозначительно щуря глаза, постучал себе сигареткой по виску. — Целые пласты сдвинулись. Понимаешь?

Было время, когда Костя робел, очутившись в подобной компании, пасовал перед бойкими на язык, разбитными парнями. Но после недавней истории в академии он увидел их вдруг совсем иными, — и не растерянность теперь овладевала им, а злость.

— Пласты сдвинулись — горами стали, — ответил он и отодвинул от себя Женьку плечом. — А для просеивания у меня, может, больше оснований, чем у вас. Мой отец… — голос его осекся. «Стоит ли открываться перед ними?..»

— Ну, что же ты?.. — насмешливо произнес Стась.

— Да что с ним говорить! — словно взорвался Славка. — Он же мужичок-тягачок! Таким, как он, все по ндраву, лишь бы кормили досыта да подхлестывали! Главное — подхлестывали! Они это любят!

Удар, что опрокинул Славку, был неожиданностью не только для всех сидящих за столом, но и для самого Кости. В тот момент, когда Славка загремел вместе со стулом на пол, Костя ясно понял случившееся и не пожалел: «Если бы мне пришлось это обдумывать час, день, я бы сделал то же самое!»

— Зарежу! — взревел Славка и стал хватать упавшие со стола вилки.

— Не ори, — тихо сказал Костя. — Знаешь, что схлопотал правильно.

Он встал из-за стола и взглянул на Нину, чтобы позвать ее с собой, но его поразило выражение ее глаз.

Нина смотрела на него, как бы не узнавая.

— Ну… пойдем, — неуверенно произнес он.

Маша обняла Нину, прижала ее к себе.

— Сеанс через десять минут…

Нина не двигалась с места.

Он кинул деньги на стол и быстро направился к выходу.

Посетители, вскочившие с мест, расступались перед ним, и ему было стыдно, что в их глазах он выглядел самым обыкновенным хулиганом.

«Как же она?.. Останется с ними?» — Костя замедлил шаг, но не остановился.

Женька Хазанов рывком поднял с полу Славку и кинулся за Костей. Догнал уже в гардеробной и отвел руку для удара, но Ладо, только что вошедший с улицы, схватил его за кисть, крутанул, и Женька, как-то нелепо согнувшись, сунулся к стене, в кровь разодрал скулу.

— А где Нина? Где Нина? — тревожно спрашивал из дверей Денис.

— Пошли отсюда! — торопил Ладо.

— Милиция! Милиция!.. — кричал им вслед багроволицый гардеробщик.

Лекция шла своим чередом. Профессор Уваров, седовласый, розоволицый, заученно говорил о туляремии, описывая различные клинические случаи, а газета — измятая, согнутая так, что можно было прочитать только колонки под крупно набранным заголовком «Кого они обманывают?» — странствовала по аудитории, и каждый, кто ее получал, на миг делал неестественно внимательное лицо, а затем упирался взглядом в колени.

От Олега Ижорина она перекочевала к Рае Ишутиной. Та, ничего не подозревая, передала ее Женьке Хазанову.

Нина вытянулась вперед. Она уже знала, что статья написана Костей, и сердилась, что не первая прочитала ее.

Женька брезгливо поморщился и хотел спустить газету под ноги, но его остановил недоуменно-вопрошающий взгляд Таджа — суданца.

Тадж читал долго. Длинными шоколадными пальцами разглаживал страницы. Его крупные губы медленно шевелились.

Газету в аудиторию принесла Римма Урванцева и теперь с удовольствием слушала, как она шуршит, передаваемая от студента к студенту. Ее удлиненное лицо со следами ожога на щеке (ездила с экспедицией по Алтаю и попала в лесной пожар) приподнято. Ей уже не терпится начать с кем-нибудь спор.

Щупленькая Лен-си, китаяночка в толстых роговых очках, проглотила статью абзацами, ни на минуту не переставая конспектировать лекцию.

Лишь за несколько секунд до перерыва Нина получила газету и читала уже в коридоре, куда ее вынесла волна спорщиков.

Римма нашла-таки себе противника. Женька Хазанов истошно орал на весь коридор, что автор статьи доносчик и вообще подлая личность.

— Подлая? — голос Риммы звонок и неуступчив.

— Да! Славка мой друг, и я знаю эту историю… Ему по-дружески, а он…

— Сколько же человек будет раздваиваться? Говорить — одно, а делать — другое?

— Человек сложен!

— Человек всегда должен быть естественным и правдивым!

Их обступили, теснили. Каждый доказывал свое. Лен-си выныривала то тут, то там. Честно или бесчестно поступил автор статьи — не это ее занимало. Главное — отлынивание от практики. Как же это так? Учиться, чтоб не работать? А государственные деньги, отпущенные на ученье?

Тадж, посасывая трубку, следил за спорщиками жаркими глазами. Ему нравилось всеобщее возбуждение. В этом было что-то от гнева толпы там, на знойном континенте.

— Значит, искренность и правдивость превыше всего?

— Да! — Римма не почувствовала подвоха.

— А разве ты скажешь больному с перитонитом, что его шансы?..

— Женька, не передергивай! — оборвал его Олег. Он подошел к Женьке вплотную, рванул его на себя. — Ты скажи, кто тебя разукрасил? Может, добавить?

— Ну-ну! Локальная может перейти в мировую!..

Парни расцепили их, развели в разные стороны.

«Ведь это я должна была защищать Костю! Ну, кто он для Риммы? Она его даже и не знает! А мне он близок, — думала Нина. — И не мог он поступить подло. Женька злится на него из-за Славки, потому так и говорит. Но ведь Славка первый оскорбил Костю…»

Уже через номер в газете появились отклики. Писали студенты, молодые специалисты: «Таких, как Дупак и Селиванов, надо разоблачать! Им не место в институтах!» Нина читала и соглашалась. Но вот в газете появилось еще одно письмо, которое ее просто ошеломило: «Для чего люди учатся». Написано оно было Риммой Урванцевой.

«…У нас есть студенты, — писала Римма, — которые учатся лишь для того, чтобы отдалить на пять-шесть лет встречу с жизнью. Но ведь эта встреча все равно рано или поздно произойдет!..

И еще среди студентов встречаются такие, которые учатся формально, по-школьному — от и до. Ради оценок. Не познают специальность глубоко, всесторонне, не уделяют должного внимания практике. А ведь любое дело без поиска, без творческого отношения к нему мертво!..»

И тут Нина — даже кровь прихлынула к лицу — увидала свою фамилию. Она — в газете? За что?

Словно все рассыпалось в голове. Хотелось изорвать, спрятать газету… Ее прочитают все в институте, прочитают тетя Вера, отец!.. Заслышав скрежет ключа в замке, она проворно скрылась в своей комнате и села к батарее, зажав руки между колен, чтобы они не вздрагивали от нервного озноба.

Вернулась из школы Вера Антоновна. Тяжело отдуваясь, сняла теплые боты, пальто, прошлась по квартире и приоткрыла дверь.

Нина чуть скосила глаза и сразу поняла — ей все известно.

— Дома?

— Дома, — ответила Нина, сдерживая дрожь и сердясь на нелепый вопрос: «Если хочет что-то сказать, так сразу бы и начинала».

— Ох, уж этот четвертый этаж да мои ревматические ноги… Устала. Фу! Было время — ветром наверх взвивалась. А теперь и ползу, и ползу черепахой… Надо будет почитать объявления, не меняется ли кто ниже этажом…

«Ну зачем она это говорит? Ведь ясно, что отсюда не уедет. Тут все ей дорого, жизнь прошла в этом доме».

— Вечером никуда не пойдешь?

— Н-нет.

— Ну и ладненько. Хоть посидим вместе, посумерничаем на старый лад… Ох, нынешняя семья. Есть муж, сын, а где они? Леонид, как уехал в Красноярск, так и не показывается. И женился там… — видимо, поняв состояние Нины, Вера Антоновна подошла к ней и провела ладонью по ее щеке. Щека была мокрая. — Ну, что ты? Ну! И ничего в том нет такого…