– Должно быть, ты думаешь, что твоя мать недалекая.

– Я никогда не говорил, что ты глупая.

– Чего я не понимаю, так это почему ты рассказываешь мне об этом перед гостями. Так не делается. А мы так мило проводили время. Правда, Рэнди. Где твои манеры?

– Есть причина, по которой я пригласил Томаса и Джереми. Томас мой...

Рэнди пытался, но не мог сказать это.

– Мы с Рэнди встречаемся, – дипломатично произнёс Томас, когда молчание затянулось.

– Хорошо, – сказала миссис Стилсон, беря свои приборы.

– Хорошо? – недоверчиво спросил Рэнди.

– Сынок, все знают, что ты гей настолько же, насколько трёхдолларовая купюра считает себя достойной оплаты банкнотой на съезде проституток.

– Извини?

– Я рада, что ты, наконец, это понял, хотя содрогаюсь от мысли, что подумает об этом твоя жена.

– Она мне не жена!

– Из вас получится интересная картина, когда ты проснёшься рядом с ней по другую сторону жемчужных ворот и возжелаешь архангела, потому что у него хорошие бёдра. Я даже не уверена, что там это позволено.

– Мама!

– Ты сказал детям?

– Нет.

– Я признаюсь, что не понимаю. Ты уже не ребёнок, Рэнди. Почему сейчас?

– Потому что я влюблён.

– Влюблён?

– Да.

– В твоём возрасте?

– Да!

Она взглянула на Томаса, который посмотрел на неё в ответ и беспомощно пожал плечами в стиле всё-так-как-есть.

– Могло бы быть хуже, – ответила она. – Мистер Томас, твоя жена знает?

– Я никогда не был женат.

– Но ты отец...

– Приёмный отец.

– Понятно. Значит, у нас сейчас знакомство с родителями. Верно?

– Я хотел с вами познакомиться, но и оказать моральную поддержку, – ответил Томас. – Рэнди было тяжело признаться.

– И раз вы говорите об этом так свободно, полагаю, маленькие ушки тоже знают?

– Джереми знает, – сказал Томас – У нас нет секретов.

– Упаси Бог! – ответила миссис Стилсон.

– Мы стараемся быть очень открытыми и честными, – добавил Томас, пытаясь прояснить этот вопрос.

– Как и должно быть. Но некоторые подробности лучше оставить невысказанными.

– Конечно, – согласился Томас.

– Значит, мой сын попросил меня поставить пару лишних тарелок на стол на воскресный ужин, чтобы он мог представить мне своего бойфренда и ребёнка своего бойфренда. Я что-то упускаю? Ты ведь не скажешь мне, что у тебя СПИД?

– Мама! – снова недовольно воскликнул Рэнди.

– По крайней мере, с тобой никогда не скучно, Рэнди, – сказала она.

– Значит, ты не против? – спросил он.

– А меня это касается?

– Конечно!

– Мы любим тех, кого любим, сынок. Если честно, самое время тебе это понять. Но опять же, ты всегда был немного медлительным. Так ты говоришь, что я могу заполучить себе зятя и внука. Могло быть и хуже. Лишь бы ты не продавал галерею отца.

– Я не продаю папину галерею.

– Полагаю, любой художник любой известности в этой части мира прошёл через галерею твоего отца. Не смей приходить домой и говорить, что ты её закрываешь и открываешь веб-сайт. Я больше никогда не стану с тобой разговаривать.

– Мама, я не продаю галерею!

– Что ты должен сделать, так это организовать выставку с дочкой мэра. Не повредит смазать бисквиты мэра маслом, знаешь ли.

– Мы всё ещё ведём переговоры.

– А вот у этой девочки есть талант. Хотела бы я сказать то же самое об её отце, но он лужа, полная грязи. Ну, кто готов к десерту?

– И на этом всё? – спросил Рэнди.

– Что всё, дорогой?

– Ты не злишься?

– Нет. Не злюсь. Твой друг Томас очарователен, как и его сын. Я счастлива за тебя. Что ещё говорить?

– Ты не считаешь, что я совершаю ошибку?

– Как может быть ошибкой то, что ты честен? Кроме того, я не забыла.

– Мама, не надо!

– Я не забыла, как застала тебя в моей спальне в сарафане, который твой отец купил мне в Мемфисе.

– Мама!

– И с помадой!

– Мама!

– И, конечно, в парике Мэрилин Монро. Ты гордился собой.

– Мне было восемь!

– Ты был очевиден, дорогой. Таким ты был. Но затем, казалось, что ты вырос из этого, так что я ничего не говорила. И твой отец, конечно, совершенно ничего не замечал, но таковы большинство мужчин. В любом случае, это облегчение – мне не придётся объясняться с друзьями. Так кто хочет десерт?