– Должно быть, ты думаешь, что твоя мать недалекая.
– Я никогда не говорил, что ты глупая.
– Чего я не понимаю, так это почему ты рассказываешь мне об этом перед гостями. Так не делается. А мы так мило проводили время. Правда, Рэнди. Где твои манеры?
– Есть причина, по которой я пригласил Томаса и Джереми. Томас мой...
Рэнди пытался, но не мог сказать это.
– Мы с Рэнди встречаемся, – дипломатично произнёс Томас, когда молчание затянулось.
– Хорошо, – сказала миссис Стилсон, беря свои приборы.
– Хорошо? – недоверчиво спросил Рэнди.
– Сынок, все знают, что ты гей настолько же, насколько трёхдолларовая купюра считает себя достойной оплаты банкнотой на съезде проституток.
– Извини?
– Я рада, что ты, наконец, это понял, хотя содрогаюсь от мысли, что подумает об этом твоя жена.
– Она мне не жена!
– Из вас получится интересная картина, когда ты проснёшься рядом с ней по другую сторону жемчужных ворот и возжелаешь архангела, потому что у него хорошие бёдра. Я даже не уверена, что там это позволено.
– Мама!
– Ты сказал детям?
– Нет.
– Я признаюсь, что не понимаю. Ты уже не ребёнок, Рэнди. Почему сейчас?
– Потому что я влюблён.
– Влюблён?
– Да.
– В твоём возрасте?
– Да!
Она взглянула на Томаса, который посмотрел на неё в ответ и беспомощно пожал плечами в стиле всё-так-как-есть.
– Могло бы быть хуже, – ответила она. – Мистер Томас, твоя жена знает?
– Я никогда не был женат.
– Но ты отец...
– Приёмный отец.
– Понятно. Значит, у нас сейчас знакомство с родителями. Верно?
– Я хотел с вами познакомиться, но и оказать моральную поддержку, – ответил Томас. – Рэнди было тяжело признаться.
– И раз вы говорите об этом так свободно, полагаю, маленькие ушки тоже знают?
– Джереми знает, – сказал Томас – У нас нет секретов.
– Упаси Бог! – ответила миссис Стилсон.
– Мы стараемся быть очень открытыми и честными, – добавил Томас, пытаясь прояснить этот вопрос.
– Как и должно быть. Но некоторые подробности лучше оставить невысказанными.
– Конечно, – согласился Томас.
– Значит, мой сын попросил меня поставить пару лишних тарелок на стол на воскресный ужин, чтобы он мог представить мне своего бойфренда и ребёнка своего бойфренда. Я что-то упускаю? Ты ведь не скажешь мне, что у тебя СПИД?
– Мама! – снова недовольно воскликнул Рэнди.
– По крайней мере, с тобой никогда не скучно, Рэнди, – сказала она.
– Значит, ты не против? – спросил он.
– А меня это касается?
– Конечно!
– Мы любим тех, кого любим, сынок. Если честно, самое время тебе это понять. Но опять же, ты всегда был немного медлительным. Так ты говоришь, что я могу заполучить себе зятя и внука. Могло быть и хуже. Лишь бы ты не продавал галерею отца.
– Я не продаю папину галерею.
– Полагаю, любой художник любой известности в этой части мира прошёл через галерею твоего отца. Не смей приходить домой и говорить, что ты её закрываешь и открываешь веб-сайт. Я больше никогда не стану с тобой разговаривать.
– Мама, я не продаю галерею!
– Что ты должен сделать, так это организовать выставку с дочкой мэра. Не повредит смазать бисквиты мэра маслом, знаешь ли.
– Мы всё ещё ведём переговоры.
– А вот у этой девочки есть талант. Хотела бы я сказать то же самое об её отце, но он лужа, полная грязи. Ну, кто готов к десерту?
– И на этом всё? – спросил Рэнди.
– Что всё, дорогой?
– Ты не злишься?
– Нет. Не злюсь. Твой друг Томас очарователен, как и его сын. Я счастлива за тебя. Что ещё говорить?
– Ты не считаешь, что я совершаю ошибку?
– Как может быть ошибкой то, что ты честен? Кроме того, я не забыла.
– Мама, не надо!
– Я не забыла, как застала тебя в моей спальне в сарафане, который твой отец купил мне в Мемфисе.
– Мама!
– И с помадой!
– Мама!
– И, конечно, в парике Мэрилин Монро. Ты гордился собой.
– Мне было восемь!
– Ты был очевиден, дорогой. Таким ты был. Но затем, казалось, что ты вырос из этого, так что я ничего не говорила. И твой отец, конечно, совершенно ничего не замечал, но таковы большинство мужчин. В любом случае, это облегчение – мне не придётся объясняться с друзьями. Так кто хочет десерт?