Некоторые отличаются друг от друга вдвое или впятеро своими задатками (талантами. – В. К.), но нет числа таким, которые лишены возможности исчерпать их до конца.
В Стихах говорится:
Народов множество родило Небо,
Чтоб правила имели владеть вещами.
И в этой добродетели прекрасной любовь
Они являют сосудами треножными для жертвоприношений (91).
Кун-цзы говорил: «О! Создавший этот стих знал путь истины!» (92)
Потому неизменным обыкновением народа и есть то, чтоб были правила владеть вещами, и потому-то он любит эту прекрасную добродетель!
11.7. Мэн-цзы говорил:
– В богатые годы ученики мои в большинстве предаются лени, а в лихолетье в большинстве ожесточаются. Происходит это не потому, что небо ниспослало им разные задатки. Они становятся такими от всего того, во что погрязают их сердца.
Представим себе теперь ячмень и пшеницу, семена которых высеяны и заборонованы. При одинаковой почве и при одном и том же времени высева они взойдут разом и станут расти. С наступлением дня летнего солнцестояния оба посева созреют.
Хотя и бывает порой несходство в получении урожая, это происходит или от того, что земля оказалась либо жирной, либо каменистой, или от того, что были неравномерны питание посевов от дождей и рост и уход за ними со стороны людей.
Следовательно, все, что однородно, сходно между собой.
Почему же сомневаются в этом, как только речь заходит о людях? Даже премудрые люди однородны с нами.
Мудрец Лун-цзы потому и говорил так: «Мне известно, что у того, кто, не зная размера ног, плетет соломенную обувь, не получится плетушка для носки земли».
Ведь у всех людей в Поднебесной ноги сходны, потому и соломенная обувь подобна им.
У разных людей бывают сходные вкусы к одному и тому же лакомству. У повара И Я удавались прежде всех такие лакомства, которые и теперь нам приходятся по вкусу.
Если допустить, что у людей вкусы различались бы по своим природным свойствам в такой же мере, в какой неоднородны с нами лошади и собаки, то как же в таком случае все люди в Поднебесной лакомились бы теми яствами, которые были по вкусу И Я?
Значит, что касается вкусов, то вся Поднебесная сходится на лакомствах И Я, следовательно, рты у всех людей, живущих в ней, сходны между собой.
Но то же самое происходит и с ушами. Что касается звучаний, то вся Поднебесная сходится на музыканте Ши Куане, следовательно, уши у всех людей в Поднебесной сходны между собой.
Но то же самое происходит и с глазами. Что касается красоты Цзы-Ду, то в Поднебесной нет ни одного, кто не знал бы о пленительной красоте этого человека. Не знают этой красоты Цзы-Ду лишь те, у кого нет глаз.
Потому я и говорю: по отношению к вкусам у разных ртов бывают сходные смакования; по отношению к звучаниям у разных ушей бывает сходное слушание; по отношению к красоте у разных глаз бывает сходное любование.
Что же касается сердец у разных людей, то верно ли, что лишь они одни не имеют ничего такого, что было бы сходным у них?
Что же является у разных людей в такой же мере сходным для их сердец?
Это я называю истиной и справедливостью.
Премудрым людям удалось прежде всех приобрести то, чем наши сердца так сходны.
Вот почему истина и справедливость в такой же мере услаждают наши сердца, в какой вкусные овощи и свинина наши рты!
11.8. Мэн-цзы говорил:
– Деревья на Бычьей горе (Нюшань. – В. К.) когда-то были прекрасными, но из-за близости к пригороду большого владения их обрубали топорами и секирами. Можно ли было считать их (тогда. – В. К.) прекрасными?
Все, что за дни и ночи вырастало на них, что увлажнялось дождями и росами, было ничем иным, как той жизнью, которая рождается из почек и побегов.
Мало того, по горе гоняли коров и овец, да еще и пасли их на ней, вследствие чего она сделалась словно вылизанная. Видя ее такой, люди начали считать, что на ней никогда не было никакого леса. А разве таковым было свойство этой горы от природы?
Взять хотя бы то, что существует в человеке. Разве в нем нет сердца, испытывающего нелицеприятность и справедливость? Человек пускает на ветер свое доброе сердце (совесть. – В. К.) из-за всего того, что тоже подобно топору и секире в отношении деревьев. Можно ли считать такое сердце прекрасным, когда его обрубают словно деревья каждое утро?
Все, что за дни и ночи вырастает на них, порождает живительный дух в ранний час безмятежного утра.
Если едва уловимо все то, что сближает деревья с людьми в их любви и ненависти, тогда то, что с ними делают по утрам и днем, губит их словно канга (шейная колодка узника. – В. К.). Если на человека то и дело налагают кангу, то живительного духа, который накопляется в нем за ночь, не будет хватать для существования; а если этого духа не будет хватать для существования, то расхождение человека с диким животным и хищной пицей не окажется далеким. Если люди, видя его таким озверелым, станут считать, что он из таких, у которых якобы никогда не было добрых задатков, то ужели именно таково и есть человеческое чувство?!
Вот почему нет такого существа, которое не росло бы при надлежащем уходе, и нет такого существа, которое не погибало бы, если лишится его.
Кун-цзы говорил: «Будешь крепко держать – сохранишь, а бросишь – погибнет! Оно без времени то появляется, то исчезает. Никто не знает, куда оно стремится» (93).
Уж не о сердечном ли чувстве он говорил?
11.9. Мэн-цзы говорил:
– Не надо сомневаться, будто бы правитель (ван. – В. К.) неразумен. Возьмем хотя бы растение, которое легко произрастает в Поднебесной. Если один день пропекать его на палящем солнце, а десять дней студить на холоде (морозе. – В. К.), то не окажется ни одного такого растения, которое смогло бы расти.
Я вот тоже стал редко появляться у вана, а как только ухожу от него, так к нему подступают все те, которые остужают его. Каково же тем бутонам (почкам. – В. К.), если мне даже и удается завязать их?
Обратимся теперь к искусству игры в шашки. Это искусство хоть и небольшое, но не удастся овладеть им, если не устремить всю свою волю и не отдаться ему всем сердцем.
Шашист Цю слыл лучшим игроком во всех владениях. Допустим, что он взялся бы обучить этой игре двух учеников, один из которых только и слушал бы наставления Цю, устремляя всю свою волю и отдаваясь всем сердцем, а другой, пусть бы даже и внимал учителю, но всем сердцем думал бы о том, что вот-вот прилетят лебеди и гуси, помышлял бы, как он схватит лук, привяжет бечеву к стреле и будет стрелять в них. Пусть он хотя бы и учился вместе с тем первым учеником, ему все же не сравниться с ним по успеваемости. Спрашивается: оттого ли, что его разум не таков? На это отвечу: «Нет, не оттого!»
11.10. Мэн-цзы говорил:
– Мне хочется рыбы, хочется также и медвежью лапу, но я поступлюсь рыбой и возьму медвежью лапу, если нельзя будет получить и то и другое одновременно.
– Мне хочется жить, хочется также быть справедливым, но я поступлюсь жизнью и предпочту справедливость, если нельзя будет получить и то и другое одновременно.
– Так как мне хочется жить и хочется еще чего-то, что больше жизни, потому я не буду действовать так, чтобы как-нибудь получить это желаемое.
– Так как мне ненавистна смерть и ненавистно еще что-то больше, чем смерть, поэтому я озабочен, как бы не случилось того, чего не избежать.
– Допустим, что в желаемом всеми людьми нет большего, чем жизнь, то почему бы им не воспользоваться тем, от чего можно обрести жизнь?
– Допустим, что в ненавистном для всех людей нет большего, чем смерть, то почему бы им не делать всего, чем можно было бы избавиться от этой напасти?
– Между тем есть такие люди, которые не используют этого, тогда как они жили бы, если бы исходили из такого желания.
– Между тем есть такие люди, которые не делают этого, тогда как они могли бы избавиться от этой напасти, если бы исходили из такого желания.
– Вот почему в желаемом людьми бывает что-то большее, чем жизнь, в ненавистном людям бывает что-то большее, чем смерть.
Такие чувства не у одних только просвещенных людей, все люди имеют их. Только просвещенные в состоянии добиться того, чтобы не лишиться их!
Представь себе, что ты будешь жить, если получишь одну плетушку каши и один горшок мясного отвара, а если не получишь, то умрешь. Люди, идущие по пути истины, все же не примут еду, если им дадут ее с грубым окриком; люди, просящие милостыню, не обратят на еду никакого внимания, если ее дадут им с пинком ноги. Но если предложат им сто сотен «чжун» (мер. – В. К.) зерна, то, пожалуй, примут, не вдаваясь в правила учтивости и в справедливость.