Гудвин чётко спланировал свои действия. Он подумывал воспользоваться кинжалом, но в темноте не смог бы точно рассчитать удар. Помимо этого, нельзя забрызгаться кровью — вдруг его увидят стражники или какие-нибудь иные ненужные свидетели. Но больше этого он боялся злого духа, живущего в той девчонке, который мог овладеть любым, на кого попадёт её кровь.

Придётся её задушить. Но одной рукой затруднительно придушить даже ребёнка. Гудвин достал из монашеской сумы кусок верёвки. Потребовалось некоторое время, чтобы соорудить из неё широкую петлю. Он наловчился одной рукой и зубами выполнять кое-какие движения быстрее, чем люди со здоровыми руками. Гудвин рассчитывал, что его скроет темнота, и он сделает свое дело прежде, чем девчонка успеет сообразить, что произошло.

Накинуть верёвку девчонке на шею, потянуть за конец здоровой рукой, пока петля не затянется на её тощей шейке. Продолжать тянуть, пока она не свалится на землю. Придавить её коленями, используя обрубок руки как рычаг, прижать тело к земле, всё туже и туже затягивая петлю, пока она не умрёт.

Он репетировал это много раз, пока не научился затягивать петлю так быстро, что у девчонки не оставалось ни малейших шансов высвободиться. Когда она перестанет биться в конвульсиях, уже будет некуда торопиться. Убедившись, что она мертва, нужно сбросить её тело со скалы, чтобы она рухнула на крыши тех домов внизу, а её кости разлетелись, словно глиняные черепки. Люди отнесут эти жалкие останки Павии, а он в это время будет наблюдать со стороны, чтобы слышать её вопль.

Гудвин вздрогнул, услышав скрежет перекатываемых камней — кто-то перелезал через край утёса. И тут она возникла перед ним, тёмный силуэт на фоне посеребрённого луной травянистого утёса. Он видел отражение звёзд у неё в глазах, но темнота скрывала её лицо.

— Ты получила... моё послание? — спросил Гудвин сбивающимся от волнения голосом.

В качестве ответа Леония показала голову золотого вепря, зажатую между большим и указательным пальцем. Драгоценность переливалась в бледном, как кость, лунном свете, ореолом обрамляющем её стриженую голову.

Гудвин поманил её к себе.

— Я очень давно знаю твою мать... Мы ведь, родня... Я мечтал встретиться с тобой после стольких лет разлуки. У меня для тебя подарок, сестрёнка. Твоей матери он не понравится, но я-то знаю, ты умеешь хранить секреты.

Он понадеялся на любопытство и жадность Леонии. Но если она что-то заподозрит, то, убегая, ей придётся вскарабкаться обратно по скале, а в это время Гудвин сзади набросит ей петлю на шею.

Но Леония и не думала бежать. Вместо этого она направилась к нему, раздвигая перед собой кусты, и остановилась лишь у самого входа в пещеру. Она словно провоцировала его на убийство. Ещё один шаг, и она оказалась в пределах досягаемости. Но когда Гудвин поднял руку, чтобы уже набросить петлю на тонкую бледную шею, он услышал, как что-то движется над ним по краю пещеры.

Вначале он подумал, что на потолке висит летучая мышь. Выпученные глаза в мутном свете луны отливали бледно-голубым и казались безжизненными и незрячими. Но мокрая чёрная морда неустанно дёргалась, словно пытаясь учуять то, чего не видели глаза. Толстый лиловый язык торчал меж острых белых клыков, пробуя воздух на вкус. Существо было невелико, с головой не больше ладони Гудвина, но под его взглядом стало раздуваться, словно наливаясь кровью. Его когти были остры, как сама смерть.

На мгновение существо зависло над Гудвином и, прицелившись, резким броском ударило его в живот, повалив на землю. Он закричал и метнулся в сторону, но когти зверя вонзились ему в спину, рассекая кожу. Четыре острых длинных клыка вонзились в его плоть. Гудвин попытался ползти, но ветки кустов превратились в гадюк и двинулись ему навстречу извивающимся шипящим клубком. Он бросился обратно в пещеру, пытаясь прижаться к каменной стене, но она исчезла. Там была лишь пустота, уходящая всё глубже и глубже, в бескрайнюю кромешную тьму, в чёрное сердце земли.

Демон рванулся за ним, скрежеща по камням острыми когтями. Его извивающееся тело придавило Гудвина, не давая ему оттолкнуть себя, всё больше подчиняя его. Сальная чёрная шерсть зверя царапал кожу. Демон навалился Гудвину на грудь, всё увеличивая нажим и не давая вздохнуть. Мокрой мордой тварь упёрлась ему в лицо, и четыре длинных острых клыка сверкнули в темноте, словно кинжалы.

Горячим лиловым языком зверь провёл по губам Гудвина и скользнул меж его зубов, проникая в рот. Его смрадное дыхание обожгло лёгкие. Гудвин попытался кричать, но с губ сорвался лишь предсмертный хрип.

Леония вернула голову золотого вепря обратно в сумку и обернулась, глядя в долину, распростёршуюся у её ног. Один за другим крошечные рубиновые и золотые огоньки очагов и свечей в окнах домов гасли, залитые волнами мрачного океана тьмы.

Пройдёт три дня, прежде чем скрывающийся от своих мучителей оборванец обнаружит в пещере тело Гудвина. Решив, что находка упрочит его положение в банде сорванцов, он радостно позвал их посмотреть. Те неохотно перелезли через край утёса, угрожая сбросить его со скалы, если это будет очередной розыгрыш. Но их насмешки и угрозы моментально стихли, едва они увидели труп на полу пещеры.

Четыре аккуратных отверстия виднелись на грубой рясе, ручейки крови из каждой ранки собрались под трупом в лужицу, обагрив обломки костей, на которых он лежал. Перекошенный рот мертвеца был открыт, словно жизнь покинула его вместе с предсмертным криком, а в распахнутых глазах застыл немой ужас. Этот взгляд так перепугал мальчишек, что даже самые отчаянные из банды не решались прикоснуться к телу, опасаясь, что обрубок его руки оживет и нанесёт смертельный удар.

Взрослые, однако, решили, что смерть неизвестного попрошайки в вонючей пещере вряд ли заслуживает расследования. Помощник шерифа, которому было поручено это дело, вызвал коронера, чтобы соблюсти все необходимые формальности. Двенадцать угрюмых горожан собрались в качестве присяжных, но каждый из них стремился как можно быстрее покончить с этим делом и мысленно проклинал покойного за доставленные неудобства.

Четыре колотые раны на груди трупа всколыхнули в голове коронера смутные воспоминания. Он был уверен, что уже видел похожие ранения на другом теле, но так и не вспомнил где, ввиду обилия трупов со всей округи, которые ему пришлось повидать за последнее время.

Бейлиф точно знал, где уже видел подобное.

— Помните сына того торговца, — спросил он, поворачиваясь к коронеру, — того, что вытащили из Брейдфорда? Тогда вы решили, что это раны от наконечника шеста или от якоря. Похоже, вы заблуждались на сей счёт, не так ли, мастер коронер? — добавил он со злобным ликованием. — Откуда взяться якорю в пещере?

Коронер тихо выругался. Теперь он вспомнил тот труп, но проводить параллели между смертями пьяного купеческого сынка и нищего монаха, да ещё спустя несколько месяцев, значило ославить себя, как некомпетентного идиота. Он незаметно открыл кошелёк на поясе. Золото обладает многими прекрасными качествами, и среди них — свойство чудесным образом стирать человеческую память.

— По всей видимости, — громко произнёс коронер, обращаясь к присяжным, — кто-то несколько раз ударил беднягу кинжалом, либо он сам в исступлении ударил себя ножом и зашвырнул оружие в пропасть.

Помощник шерифа заговорщически подмигнул, сжимая монеты в кулаке.

Но была ещё загадочная петля, обнаруженная рядом с трупом. Кто-то пытался его удавить его, или он сам вскарабкался на утёс с намерением повеситься, но не нашёл ни одного подходящего дерева? В любом случае, было непозволительной роскошью тратить на этот пустяк драгоценное время. Первым делом надо было похоронить труп, а с этим возникали определённые трудности, потому как была вероятность, что бедняга наложил на себя руки, а посему — не может быть погребён в освящённой земле.

Серьёзно обсудив это, присяжные решили, что поскольку покойный был схимником, судя по его мешковатой монашеской рясе, то значит, его религиозное рвение граничило с безумием, и безопаснее всего замуровать его в пещере, где он встретил свою смерть, предоставив Богу и Дьяволу самим решать, кто имеет больше прав на его душу.