VI
Всю ночь после суда Антошкин писал статью. Писал, переделывал, шлифовал, перепечатывал. До утра просидел на кухне. Завтракал торопясь. Он договорился со знакомым редактором отдела газеты приехать пораньше в редакцию, зайти к главному. Он всегда бывал в своем кабинете за час до начала работы. И только в этот час можно было застать его одного.
Главный, Михаил Никанорович, был на вид мужественным человеком. И внешность не обманывала. Он сделал газету одной из самых честных, болеющих за будущее страны, а это сделать было не так просто в те годы. Для Михаила Никаноровича место главного редактора газеты не было очередной ступенькой по лестнице, ведущей наверх. Это было его дело. Он не осторожничал, что из-за острой публикации им будут недовольны наверху. Считал важным разговор на страницах газеты о какой-либо проблеме и начинал его. Читатели заметили перемену в настроениях газеты после прихода Михаила Никаноровича, и она быстро стала популярной. Ее ждали, ее искали, ее публикации обсуждали. Петя надеялся, что главный поддержит его.
Михаил Никанорович выслушал Антошкина, посмотрел статью, подумал, спросил:
— Вы хорошо знаете Егоркина? Не эмоции ли владеют вами?
— Мы все время твердим: положительный герой, положительный герой! Нам нужны новые Павки Корчагины! А появись сейчас Павка, он быстро окажется за решеткой рядом с Егоркиным… Егоркин не Корчагин, конечно, я их не сравниваю, но для меня он герой нашего времени, положительный герой! Он молодой еще, задиристый, неотшлифованный. Но от нас зависит — сломаем мы его, отшлифуем под обывателя, равнодушного к делам страны, или…
— И это эмоции, — улыбнулся, перебивая, Михаил Никанорович. — Хорошо, печатать это, — он положил руку на статью, — мы, конечно, не будем. Скороспелая… Ни со следователем ты не встречался, ни с теми… пострадавшими, да и апелляция, вероятно, будет… Я сделаю вот как… Сегодня я еду на совещание, там будут генералы из МВД и из прокуратуры. Я познакомлю их со статьей. У них сейчас начинаются большие перемены, немало такого, — похлопал он ладонью по листкам статьи, — выявляется… А ты следи за ходом дела Егоркина. Без пристрастия и гнева собирай материал, а когда завершится, утвердится, напечатаем… Если надобности не отпадет, — улыбнулся он.
Маркин в это же самое время сидел в приемной ЦК КПСС. Приехал пораньше, ждал, когда откроется окошко и начнут записывать на прием. Людей было много. Со всех концов страны приезжали сюда искать правду. Были здесь молодые и старики, женщины с детьми, все печальные, озабоченные.
Стукнуло окошко, и пожилая женщина, привыкшая к человеческому горю и не подозревавшая, что просто так, от нечего делать, сюда не пойдут, грубовато и равнодушно прокаркала Маркину:
— Москвичи обращаются в горком! Здесь для иногородних. Следующий!
— А где горком? — спросил Маркин.
— В справочном! Не мешайте… Что у вас?
Маркин отошел разочарованный и растерянный. Сколько надежд у него было связано с ЦК! Горком не то, в горкоме те люди, на которых он шел жаловаться, имеют влияние. Не будут с ними связываться, считал он. К нему подошел седоватый мужчина, слышавший, что он спрашивал, где горком, и объяснил, как добраться до приемной.
Через час Маркин сидел в кабинете приемной Московского горкома партии и рассказывал о невинно осужденном Егоркине.
А в приемной Президиума Верховного Совета СССР ждала своей очереди на прием Варюнька Хомякова. Она приехала сюда с девочкой. Оставить было не с кем. Муж посоветовал ей обратиться к правительству с просьбой пересмотреть дело брата. Колька знал, что даже с ходатайством о помиловании обращаются в Президиум Верховного Совета, значит, суд подвластен Президиуму.
Никто — ни Антошкин, ни Варюнька, ни Маркин не знали о действиях друг друга, не сговаривались, решили самостоятельно.
Только Наташа не верила в доброго дядю, не думала, что кто-то станет ни с того ни с сего заниматься судьбой простого человека. Нужен толчок, нужно показать, что за сила, с которой столкнулся Иван, тогда, может, и обратят внимание на дело Егоркина. И одновременно отомстит за него и Галю. Она позвонила Юре.
— Юра, пришла пора действовать! Хватит разглагольствовать о новой буржуазии, пора ее потревожить… Надо спасать Егоркина. Собирай сегодня пять — семь ребят решительных и хорошо владеющих приемами…
— Тюрьму брать пойдем? — засмеялся Юра.
— У меня есть план… при встрече расскажу. Собирай ребят, а я готовиться буду… Сижу у телефона. Операция в десять вечера, собираемся полдесятого в метро «Киевская-кольцевая» в тупике. Там с одной стороны выход, с другой — тупик. В тупике! Запомнил?
— Я это место хорошо знаю…
— И ждите меня, если запоздаю.
Встретились около десяти. Наташа опоздала, но ее терпеливо ждали. Прибежала она запыхавшаяся, взволнованная, с алыми щеками, выдохнула:
— Они на месте!
— Кто? Что мы должны делать?
— Объясняю!.. Я вам говорила, что группа наркоманов, деток торгашей высокопоставленных, напала на Галю. Ваня покалечил двоих. Они заявили в милицию, следователя купили и повернули так, будто Егоркин из ревности налетел на них. Вчера ему три года дали… Эти наркоманы, не знаю как, пристрастили Галю к наркотикам. Она сейчас с ними. Собираются они в квартире подонка одного. Родители его в Африке. Он один. У него сейчас пять парней и три девчонки вместе с Галей. Если никто еще не подошел… Но это ерунда, пусть подходят… — Наташа остановилась, перевела дух.
— А что мы должны делать?
— Мы должны разгромить квартиру, разгромить безжалостно! Все стеклянное побить, крушить все. Наркоманов покалечить как можно сильнее. Эта зараза расползается, съедает все зеленое. Они не жалеют ломать судьбы людей безжалостно. И мы должны быть с ними безжалостны. Это борьба, а борьба без жертв не бывает… Кто не готов к этому, не надо. — Наташа оглядела ребят. — Лучше сейчас отказаться, чем дрогнуть там. Я могу и одна пойти… С пятерыми, если неожиданно, справлюсь! Я все рассчитала, но без вас мне будет трудно…
— Я с тобой, — сказал Юра.
— И мы тоже… Давно готовились. Надо приступать. Только как с девчонками быть, с Галей?
— Галю вытащить из квартиры… Нужно, чтобы она сразу не увидела меня. Как бы по имени не назвала. Я все продумала, но этого боюсь… Девчонок не трогайте. Когда начнете, я ее выведу… Вас она испугается… И главное — в квартире мы должны находиться минуту, от силы две…
— А с улицы не услышат?
— Да, чуть не забыла! Музыку на полную мощь! Стекла окон не трогать! И быстро, быстро!
— Разве этим мы Егоркина выручим?
— Только так и выручим. Я все продумала… — И Наташа рассказала им свой план.
Они пересели с кольцевой линии на радиальную, доехали до «Кутузовской». Дальше пошли пешком. Было еще светло, но сумрачно. Моросил мелкий дождь. Кутузовский проспект гудел, урчал, шевелился. С шипением проносились машины. На улицах малолюдно из-за непогоды. Наташа волновалась, но пыталась скрыть волнение в многословии, все уточняла детали: как, кто что должен делать. Ребят, как всегда в таких случаях, когда компанией задумывали какое-либо опасное дело, охватил задор, жажда действий.
— Здесь! — указала Наташа на высокий старый дом.
Они вошли под арку во двор, сразу свернули в подъезд, поднялись по лестнице. Парни спрятались, а Наташа позвонила, прислушиваясь, не спускается ли кто по лестнице сверху. За дверью слышалась негромкая музыка. «Балдеют», — подумала она. Дверь наконец открылась. Выглянул парень.
— Привет, — улыбнулась ласково Наташа.
Увидел ее парень и тоже заулыбался.
— Борис здесь?
— Входи, — радостно распахнул дверь парень. — Мы тебя…
Договорить он не успел, согнулся от удара. Ребята ворвались в квартиру. Наташа закрыла за ними дверь. Увидела, что парень пытается разогнуться, придерживаясь рукой за шкаф, и сильно ударила его ногой по руке. Парень вскрикнул и от сильного удара упал на коврик. Из комнаты, оттуда, где играла негромкая музыка, донесся девичий визг и следом рев рока.
Когда ребята ворвались в комнату, там полумрак был. Окна плотно зашторены. Горел ночник. Двое парней и девица сидели на ковре на полу, курили. Парень с девушкой полулежали на диване с закрытыми глазами, не обращая внимания друг на друга. Все они лениво обернулись на шум.