VI

Похороны Клавдии Михайловны состоялись через три дня, в субботу. Родственников у нее не было. Роман утром съездил к Егоркину, попросил помочь: хлопот много. У Ивана были в тот день земляки — зять Колька Хомяков и Петя Антошкин. Они тоже взялись помогать. Петя был старше всех по возрасту, поопытней, да и работа его позволяла отлучаться, и постепенно все заботы по организации похорон оказались на его плечах. Ребята были на подхвате, делали то, что говорил он. В день похорон к ним присоединились Маркин и Борис.

Гроб привезли к дому, поставили у подъезда на две табуретки, чтоб могли попрощаться с Клавдией Михайловной знавшие ее люди. Борис настаивал, чтоб из морга сразу везли на кладбище. Зачем, мол, время терять. Но Маркин и Антошкин не стали его слушать. Клавдия Михайловна всю жизнь прожила в этом доме. Многие ее знали, хотя последние лет восемь она только в теплые летние вечера выползала на улицу посидеть на скамейке. Теперь гроб стоял на солнце возле той самой скамейки. Около него с печальными лицами толпились старушки, глядели на подругу скорбными глазами, прощались. Пахло сосной, лесом. Еловые ветки разбросаны по мокрому тротуару, торчали из щелей деревянных бортов машины, ожидавшей неподалеку.

Вернувшись с кладбища, собрались на поминки в комнате Клавдии Михайловны. Еду готовили Ира с Галей и Таня Антошкина. На кладбище они не ездили. Утром, когда решили печь блины, оказалось, что никто из них не умеет замешивать тесто. Таня сказала, что Петя мастер этого дела. Позвали его.

На поминки пришли две грустные молчаливые старушки в черном. Как выяснилось, школьные подруги Клавдии Михайловны. Антошкин стал расспрашивать их об усопшей. Старушки, застенчивые от одинокой жизни, чувствовали себя неуютно среди незнакомых молодых людей, отвечали односложно: жила, работала, срок настал — на пенсию вышла. Одинокая почему? Не всегда была одинокая. Муж был, дети. Муж на войне пропал, а девочка в голод после войны зачахла. Замуж не вышла? Не видная была, да и мужа помнила — хороший был. И куковала одна… Хвалили ребят, что с честью похоронили Клавдию Михайловну, говорили, что зачтется им это. Жизнь такая, что на добро непременно добром откликнется, а на зло злом.

Поминали подругу они недолго. Ушли. Ребята поговорили еще о Клавдии Михайловне, об одиноких старухах: сколько их, брошенных, по деревням кукует, помянули усопшую еще раз и начали обычные для этого времени застольные разговоры. Маркин расспрашивал Антошкина о польской организации «Солидарность», откуда она взялась? Кто ей руководит и чего добивается? Он думал, что Петя, работая в издательстве, знает и то, что не печатают.

— Кто ей руководит и чего добивается, узнаем лет через десять, не раньше, — сказал Петя.

Дальше разговор зашел о делах в нашей стране. Говорил Антошкин, Колька Хомяков, Маркин и Егоркин слушали. Галя и Таня нашли свою тему, обсуждали жэковские дела, обе работали техниками, а Ира сидела возле них молча, изредка поворачивалась к Соне, отвечала дочери, подавала блин или вытирала ей липкие, в меду губы. Борису разговор парней был неинтересен. Он скучал. Заметив, что Роман оценивающе оглядывает комнату, спросил:

— Хочешь, сделаю, комната ваша будет?

— Ты? — обрадовался Роман. Глаза его заблестели. Он подался к Борису. — А как?

— Это мое дело, — усмехнулся небрежно Борис. — Были бы бабки… Все можно сделать: все продается и покупается.

Антошкин услышал его последние слова, прервал себя, разговор как раз шел о нравственном разложении народа, обернулся и сказал резко:

— Не все!

— Все, все, — улыбался, кивая, Борис. — Так есть и так будет!

— Нет, так не будет!

— Будет, будет, — улыбался Борис, словно от него зависело, быть этому или нет.

— Не может так вечно продолжаться, не может…

Возвращался Егоркин домой хмельной, угрюмый. Галя решила заехать к родителям, тянула его с собой, но он отказался: в таком состоянии не хотелось. Лучше поспать. Стоял в автобусе на задней площадке, смотрел в окно, как течет асфальт из-под колес, вспоминал слова Антошкина и думал: «Что же происходит? Почему лицемерие, любовь к роскоши, разврат разливаются по стране? Почему забыли об Отечестве, о России? Что за сила руководит этим? Ведь все пропагандисты, печать, телевидение, правительство говорят правильные слова, призывают к чистой, честной жизни, а жизнь движется в другую сторону. Кто указывает путь? Почему царствует вожделение, корыстолюбие, все идеалы высмеиваются, будто все это лишь высокие слова? Куда делись благородство и сердечная простота? Кто вырвал их из сердца русского человека? Где честь и великодушие, которыми славилась русская душа? Золото, золото, жажда золота, наживы, разгул низменных страстей все больше охватывают человека? Откуда взялись эти качества, кто привил их русскому человеку? Где смирение, умеренность, честность, воздержание, самоотречение, сострадание и уважение к слабым и униженным? Почему нравственность осмеивается? Почему торжествует принцип — ни стыда, ни жалости? Кому выгодно разложение устоев семьи, государства?»