VII

— Егоркина, к начальству! — заглянула в технический кабинет секретарша Люба.

— Люба, зайди! Зайди на секундочку! Прикрой дверь! — возбужденно заговорили техники полушепотом.

Секретарша вошла, оглянувшись в коридор, прикрыла дверь.

— Ну как она? Как люди?

Вчера кабинет начальника жэка заняла Жанна Максимовна Загальская. Сегодня она вела свой первый прием населения по личным вопросам. Люба поняла, что техникам интересно, с каким настроением выходят люди из кабинета начальницы, и заговорила быстро:

— Довольные все — страсть! Говорят, наконец-то деловой начальник появился…

Галя не слышала, что еще говорила Люба, вышла и направилась к начальнице. В кабинете напротив Жанны Максимовны сидела женщина лет сорока пяти в шубе из искусственного меха цветом под шкуру леопарда и в пушистой лисьей шапке. У начальницы вид был приветливый, но серьезный.

— Садитесь, Галина Васильевна… Вы вчера делали обход квартир в двадцать втором доме? — обратилась она к Егоркиной.

— Да. Он становится на капитальный ремонт. Я составляю дефектную ведомость…

— А в семьдесят третьей квартире были?

— Не помню… Я во многих была. У меня записано.

— Были, были! — подхватила женщина, слушавшая разговор. — У нас в умывальнике трещина, а вы сказали, что сами виноваты и менять надо за наш счет.

— Я вас не помню… — растерянно проговорила Галя. Память на лица у нее была хорошая. Она чувствовала, что не ошибается: вчера с этой женщиной не разговаривала, а треснутых умывальников в доме полно. — У меня все записано. Я сейчас посмотрю… — Галя направилась к двери.

— Ну что? — накинулись на нее техники. — Что она?

— Серьезная, — качнула головой Галя, вытаскивая из стопки книгу обхода двадцать второго дома. — Еще не все… Сейчас…

По пути в кабинет отыскала страницы, где были записаны сведения о семьдесят третьей квартире, почитала вчерашнюю запись и вспомнила.

— Да, я была в вашей квартире, — сказала Галя женщине. — Умывальник у вас разбил сын, уронил в него банку…

— Кто вам сказал? — с возмущением перебила женщина.

— Вот запись, — протянула ей Галя открытую книгу.

— Записать можно черт знает что…

— Но здесь ваша подпись.

— Я не подписывала. Это не моя подпись! — возвышала голос женщина.

— Не вы, так члены вашей семьи… Посмотрите! — Галя старалась говорить ровно, не поддаваться возбуждению.

Женщина взглянула на подпись и продолжала так же нервно:

— Это сын!.. Но вы права не имеете брать сведения у несовершеннолетних! Мало ли что он наговорит… Это давнишний брак, и менять умывальник должны вы!

— Я у вас была четыре месяца назад, — указала Галя на запись в книге. — Это ваша подпись?

— Моя.

— Видите, тут записано, что у вас все в порядке. И вы расписались…

— А вы смотрели тогда умывальник? Ткнула мне ручку — распишитесь, я и черкнула!

— Неправда! — щеки Егоркиной запылали от несправедливости. Она еле сдержалась, чтоб тоже не возвысить голос. — Если я… не осматривала квартиру, то только потому, что вы, наверно, сказали, что у вас все в порядке…

— У вас наверно, а я помню верно!

— Товарищи! — вмешалась Жанна Максимовна, молча слушавшая до сих пор. — Достаточно препираться. Галина Васильевна, сведения надо получать только у квартиросъемщиков. А уж у детей… это ни в какие рамки… Занесите умывальник на обмен!

— Сколько вашему сыну лет? — спросила обиженно Галя у женщины.

— Семнадцать…

— Мы можем брать сведения у любого жильца квартиры старше шестнадцати лет…

— Галина Васильевна, не надо препираться! Запишите, запишите. Наша задача облегчить жизнь жильцам, а не усложнять ее!

— Как скажете, — с недоумением пожала плечами Галя. — Мне можно идти?

В технический кабинет вошла огорченная. Техники ждали ее, стали, перебивая друг друга, расспрашивать. Только Ася Деркач не встала из-за стола, молча наблюдала со своего места. Галя рассказала.

— Что делается? — воскликнула Валя Сорокина, тридцатилетняя женщина, рыжая, с завитыми — шапкой — волосами, конопатая, быстроглазая. Отличалась она высоким любопытством, везде ей хотелось успеть. Она воскликнула и спросила быстро: — Где та женщина работает?

— Не знаю.

— Глянь, глянь! Увидишь, тут собака зарыта! — от возбуждения и нетерпения Сорокина потерла руку об руку.

Галя снова открыла книгу обхода. Сорокина уткнулась в нее и проговорила задумчиво:

— В детском саду… Повар… Девчонки, — Валя подняла голову и осмотрела подруг, — я знаю, у Жанны сын женатый… А если у нее внук в этом саду, а? Каково?

— Сын у нее в разводе… Детей нет у него, — громко и, как всегда, с некоторым оттенком превосходства произнесла из-за своего стола Ася Деркач.

Девчата повернулись к ней вопросительно.

— Я точно знаю.

— Тогда я в недоумении, — пробормотала Валя.

В это время открылась дверь, появилась Люба, секретарша, и сказала:

— Сорокина, на ковер!

Все сначала повернулись к Любе, потом молча уставились на Валю.

— А кто у нее? — почему-то шепотом спросила Сорокина.

— Мужчина какой-то…

Сорокина осмотрела свой стол, который был завален бумагами, тетрадями, книгами, что-то припоминая.

— Поскорее, ждет, — поторопила Люба.

Валя взяла одну книгу и двинулась вслед за секретаршей, подмигнув по пути Гале. Техники ждали ее возвращения с нетерпением. Вернулась она с недоумением на лице, прикрыла за собой дверь и остановилась, прижалась к ней спиной.

— Ой, девочки, что делается! Маразм! — громко проговорила она и вдруг захихикала: — Бабы, теперь нам лафа! Никаких скандалов, комиссий, весь ремонт за государственный счет…

Она замолчала. Никто ее не расспрашивал, знали, сама расскажет, молча и заинтересованно смотрели, ждали.

— Жилец вчера пожаловался, квартиру сверху залили. Я обследовала — сосед виноват. Говорю, пиши заявление, за счет соседа отремонтируем. Жилец — нет, мол, сосед этот — его приятель… Ну тогда, говорю, сам ремонтируй, государство ни при чем… Он на прием. Жанна ему: отремонтируем обязательно. Маразм! Нинка (главный инженер жэка) узнает, с ума сойдет! Ой, что делается…