— Пантера! — сказал ей в след Олег с каким-то восхищением.

Андрей с неожиданной злобой глянул на него и ушел в спальню. Там сорвал с постели простыню со следами прошедшей ночи, скомкал, кинул на пол. Сел на кровать, глядя на подушку с еще не остывшим ее теплом. Упал, уткнулся в нее, вдохнул тонкий запах французских духов, и сердце его сжалось вдруг такой нежностью, что он вскочил и стал ходить по спальне от окна к двери. Заметил на стуле заколку, схватил и спрятал в ладони, глядя на постель, вспоминая бархатную загорелую руку, и почувствовал, что нет сил больше смотреть на эту постель, на скомканную простыню на полу. Он сунул в карман заколку и вышел из спальни.

Таня с Олегом носили грязную посуду на кухню.

— Похмелишься?

Он мрачно кивнул, выпил. Проговорил хрипло:

— Вы, ребята, простите меня.

— Ты как будто в первый раз! — засмеялась Таня.

Да, действительно, не раз и не два приходилось ночевать у них с девками, когда женат был. «Что, собственно, случилось? — думал он, закусывая огурцом. — Что в ней особенного? Почему я не могу глядеть ни на Таню, ни на Олега, будто совершил что-то гадкое?.. Совершил, совершил!.. Как бы она сдуру под машину не бросилась!» — пронеслась ужасная мысль.

— Простите, ребята, — пробормотал он и бросился в коридор к вешалке.

Открыв дверь, обернулся к Тане с Олегом, провожавшим его недоуменно.

— Позвоните ей непременно через час, а я вам перезвоню…

— А сам?

— Не могу!

На улице его охватили холод, дрожь. Необычайно громко скреб асфальт дворник широкой железной лопатой. Скреб он, видно, и тогда, когда из двери выскочила Оленька. Рыдала ли она еще? Или прекратила? Что подумал о ней это худой скрюченный временем человек?.. А не все ли равно? Главное, что теперь чувствует она? Что думает о нем? Он вспомнил ее в постели всю, вспомнил аромат ее кожи, ее крепкое тело, и вновь в нем возникло то новое и странное, что он почувствовал впервые, когда уткнулся в подушку с ее невыветрившимся запахом, чего никогда не было с другими многочисленными женщинами. И вообще, он не подозревал это чувство в себе, не догадывался, что оно существует. «Что делать? — думал он с тоской. — Куда податься?.. А если поехать к ней? Глупо! Может быть, надраться до потери пульса?». Все было глупо, нелепо, на душе пусто и тоскливо. «Черт бы побрал этого Олега! Как было вчера хорошо, покойно на душе. Думал, посижу с друзьями, расслаблюсь… Расслабился!»

Он сел в свою «Тойоту», завел двигатель, резко развернулся на обледенелом асфальте. Машину занесло, ударило задним колесом о бордюр.

Весь день провел на рынке ЦСКА, где было несколько торговых точек, которые он снабжал норковыми шубами из Греции. Узнал, что идут они хорошо. Сезон. Его просили привезти еще, и он обещал завтра же вылететь в Афины. Вечер провел в ночном клубе. Много пил, знакомился с какими-то наркоманами. Пытался курить вместе с ними, хотя знал, что наркотик его не берет. Вернулся домой под утро, долго не засыпал: не выходила из головы Оленька. «Черт возьми! Не с ума ли я схожу? Не может быть такого со мной! Не может!.. Завтра либо к психиатру, либо вскрою себе вены!» — пронеслась шальная мысль.

Спал долго, но тоска не прошла. Бреясь, с удивлением увидел, что всего за день похудел, потемнел лицом. Выбрился тщательно. Пил кофе, думая: так мучиться нельзя! Где же его невозмутимость, ирония? Где же его характер? Он решительно набрал номер телефона Оленьки. Одни долгие тяжкие гудки. Значит, на работе. Оделся быстро и покатил в Большой Кисловский переулок в Институт языкознания. В маленьком холле института его остановил охранник:

— Куда?

— Туда! — быстро поднял палец вверх, не останавливаясь.

Взлетел наверх мимо книжного ларька, который расположился на площадке между этажами.

На третьем этаже на широкой лестничной площадке у стены стояло старинное кресло с высокой спинкой. То ли трон, то ли кресло судьи. Кожаная обивка сиденья давно лопнула, и видна была вата.

Оленька сидела в большой комнате, где кроме нее было шесть молодых женщин. Вначале, когда он вошел, на него равнодушно глянула только та, что сидела у двери, миловидная, с круглым крестьянским лицом и курносым носом. Взглянула, глаза у нее от удивления расширились, и она громко прошептала:

— Леонид Филатов!

И только тут все остальные женщины, включая Оленьку, уставились на него.

— Простите, девочки! — сказал он, улыбаясь, стараясь держаться, как прежде непринужденно и иронично, хотя дрожал от волнения и слышал удары своего сердца. — Я не Филатов, я Андрей Сергеев, одноклассник Оленьки. — Глянул на нее и сказал: — Проезжал мимо… дай, думаю, загляну… поговорим…

— Ну да, давно не виделись, — ответила она без всяких эмоций, без улыбки, бесстрастно поднялась и вышла в коридор впереди него. Там она села в кресло, положила руки на деревянные подлокотники. Он взглянул на эти руки, ярко вспыхнуло в памяти, как она во сне обнимала его, и неожиданно для себя упал перед ней на колено, поцеловал кисть. Она не отдернула руку, смотрела на него.

— Я не могу без тебя! Я люблю тебя! — выдохнул он, не помня себя, видя только ее милое строгое лицо.

— Ты всем так старомодно признаешься?.. — спросила она все так же без эмоций.

— Теперь я знаю… — прошептал он, поднимаясь. — Я никого не любил… Я просто не знал, что это такое… Принимал одно за другое. Ты понимаешь?

Они венчались в Елоховском соборе.

Это было три года назад. За эти годы Оленька ушла из своего института, окончила бухгалтерские курсы и открыла вместе с мужем торговую фирму, где стала работать главным бухгалтером. Судя по тому, что они купили дачу на Рублевском шоссе и поменяли «Тойоту» на «БМВ», фирма их процветает. Компанию одноклассников они не забывают, все вечера проходят с их участием, часто приглашают к себе. Оленька по-прежнему каждому готова помочь, и Андрей все так же всегда улыбчив, ироничен, невозмутим, но о любовных приключениях своих если и рассказывает, то в давно прошедшем времени. Ребята не верят, что он так резко изменился, привязался к одной юбке. Натуру не победишь. Но однажды им стал известен его разговор с первой женой, Аллой. Она встретилась случайно с Таней на улице и поинтересовалась, кто это сумел так охомутать Андрея. «Взгрустнулось мне как-то, — говорила она, — звоню ему: «Ты куда пропал? Целый год не виделись!..». «Работа заела», — отвечает, а голос прежний, ласковый и веселый. Прилетит сейчас, голубок, решила я и говорю: «Работа работой, а любовь любовью! Я одна, мужа нет, приезжай, отвлеку тебя на часок от работы, устрою секс-час…». «Секс — это хорошо! — смеется он. — Особенно с тобой… Но, видишь ли, у меня уж год, как не секс-часы, а секс-ночи каждые сутки! Женился я…». «Надолго ли?» — скажу прямо, растерялась я… «Думаю, навсегда!» — хохочет дурак… «Я тоже так думала, когда за тебя замуж выходила», — брякнула я ему с обидой… «Не обижайся, — говорит, — ты хорошая, но другая…». «Значит, все?» — спрашиваю… «Видно, так!» — убил он меня!.. Что это за фифочка его окрутила?» — спросила Алла у Тани.

— Оленька!

— Кто-о-о? — разинутый рот, круглые глаза. — Оленька! — И хохот.

Напрасно смеялась Алла. Видела бы она, какая нежность сквозит в их глазах, когда они встречаются взглядами в своей компашке, как предупредителен он к каждому ее движению, не видит никого за столом, кроме Оленьки, и тогда вспомнилось бы Алле, как она раздраженно одергивала Андрея, чтобы он хотя бы при ней не заигрывал с девками, вспомнила бы, что он отвечал ей на это, и Алле стало бы не до смеха.

На частых застольях по случаю именин кого-нибудь из одноклассников, бывает, в веселую минуту Олег с Андреем перемигнуться, вспоминая спор, захохочут. Оленька скоро узнала о причине их смеха. А Андрей так и не узнал, почему иногда, поглядывая на него, перемигиваются за столом Таня с Оленькой и прячут от него свой смех.