Но Халасаа лежал в темноте и ждал. Время шло, он задремал. А потом шепот в голове заставил его встрепенуться.

Сестра? Это ты?

Халасаа, брат! — слова Калвин были тихими, но понятными.

Сестра, ты ранена? Что случилось?!

Я в порядке, — ее слова гудели диким счастьем. — Где ты?

Мы с Дэрроу и Килой шли вниз по течению реки, что течет в Спарет.

Да, я как раз двигаюсь по ней вверх по течению. Я скоро доберусь до вас, — голос Калвин уже становился сильнее, словно она быстро приближалась к ним.

А Самис? Он с тобой?

Нет, — какая-то сильная эмоция была за словами Калвин, и Халасаа было сложно понять ее. — Самиса нет. Как Дэрроу?

Халасаа хотел пощадить ее, но должен был говорить правду.

Стал слабее, сестра. Он уже не может петь чары, — Халасаа запнулся. — Поспеши.

Тишина, и он подумал, что связь между ними оборвалась. А потом он снова услышал голос Калвин, уже не такой радостный и дрожащий:

Говори со мной, Халасаа. Это поможет мне найти вас.

Да, если ты будешь говорить со мной. Расскажи, что случилось.

Калвин неслась по замерзшей реке на обломке корабля, пела чары, что тянулись за ней белым туманом, и рассказывала Халасаа мыслями все, что произошло в Спарете. Она рассказала ему, как стала Поющей все песни. Как починила Колесо, как увидела исцеление Тремариса. Но она не рассказала ему о поцелуе с Самисом, о странной связи между ними. Если Халасаа и ощутил бреши в ее истории, он не стал спрашивать. И пока Дэрроу и Кила спали, он рассказал ей, как Тонно, Траут, Брайали и остальные пошли к Антарису, и как изменился характер Килы.

Слова Калвин становились четче, и Халасаа вскоре ощутил огонь ее присутствия в лесу. Она двигалась так быстро, что он подумал, что ошибся. Когда Дэрроу ускорял сани магией железа, они не катились так быстро. Он выбрался из палатки и посмотрел на реку. И она была там, тонкая и темная фигурка в ночи, тень неслась по льду. Она подняла руку в приветствии, и он услышал гул чар, что несли ее.

Через миг она спрыгнула с серебряных салазок и побежала к нему, вытянув руки. Кила выглянула из палатки.

— Дэрроу проснулся, — прошептала она.

— Хорошо, — сказала Калвин, ее глаза сияли. — Нам нужно отправляться в Антарис.

Халасаа покачал головой.

Сестра, мы десять дней шли вдоль этой реки. Даже если ты разгонишь наши сани чарами, мы не доберемся до Антариса намного быстрее.

Калвин рассмеялась.

— Мы будем в Антарисе к утру, брат!

— Калвин? — Дэрроу стоял за ней, сжимал спальную шкуру вокруг плеч. Она повернулась, он инстинктивно вскинул руки, отгоняя ее. Она смотрела ему в глаза. Она отчаянно обняла его поверх шкуры.

Любимый, — сказала она ему мысленно. — Будь смелым, сильным. Я знаю, как нам излечить тебя.

— Мое сердце… — Дэрроу поднял руку, чтобы коснуться ее роскошных волос, но опустил ее. Он криво улыбнулся. — Думаю, уже поздно.

— Нет, — сказала Калвин. — Еще не поздно. Я бы так не говорила, не будь это правдой.

Кила вскинула бровь.

— Антарис к утру? Это тоже правда?

— Забирайтесь в сани и крепко держитесь, — Калвин вскинула голову, глаза пылали. — Оставьте палатку, мы полетим.

Тонно не мог закрыться от шума боя, хоть и хотел: крики и всхлипы, стук копий по плоти; высокое паническое пение, бульканье крови на шеях умирающих. А потом он услышал голос Мики, вой боли и гнева. Не думая, Тонно побежал, забыв, что тащил других пленников на веревке за собой. Он не знал, что хотел сделать, или как он мог помочь Мике, ведь был связанным и в кляпе, но он знал, что должен найти ее.

Стойте! — крикнула Брайали. — Огонь… мы можем освободиться!

Траут тоже слышал голос Мики, и он сразу понял Брайали. Он склонился у углей, оставшихся от костра, поднес связанные запястья к ним так близко, как только мог вынести. Огонь вспыхнул, и лозы скорчились и рассыпались, Траут сорвал кляп.

— Мика! — крикнул он. — Мы идем!

Тонно упал на колени, повторил за Траутом, а потом вскочил, шатаясь, и бросился через брешь в Стене в гущу боя.

Схватка была яростной и кровавой. Жрицы бились чарами. Мика ветром разносила снежинки, слепя ими глаза, а град осколков льда сыпался с неба. Даже сквозь снег воины бросали камни и копья ужасно метко. Раненые женщины стонали на земле, запутавшись в темных плащах; раненые воины извивались в грязи, пострадавшие от острых кусков льда. Воины наступали, отгоняли сестер в лес, дальше и дальше от Стены.

— Мика, где ты? — кричал Траут, схватив брошенное древко копья. Темный силуэт бросился на него из снега, и он ощутил жгучую боль в плече, рана, полученная до этого, открылась. Траут слепо ударил; противник выхватил у него копье, и они сцепились в рукопашном бою, спотыкаясь на неровной земле.

Рука Тонно потянулась к пустым ножнам на поясе. Он недовольно зарычал и схватил ветку, яростно крутил ею вокруг головы.

— Пойте лед под их ногами! — завопил он. — Морозьте им руки!

Несколько сестер послушались его, и воины замедлили наступление. Из леса за ними донеслись крики: Тонно развернулся и увидел жителей Антариса с вилами в их руках, бегущих на помощь к жрицам, гневно крича на напавших. Тонно преградил им путь веткой.

— Стойте! Стойте!

Один из жителей оскалился, побежал с вилами на Тонно. Тонно с ревом отбил удар, но отшатнулся в одну из сестер. Она развернулась с диким от паники взглядом, растопырила пальцы и дрожащим пением пыталась сковать ладони Тонно льдом.

— Не меня, дура! — заорал Тонно, но было поздно. Его ладони замерзли, закованные в лед, и кто-то еще побежал на него. Тонно отбивался, он перекатился, ударил куском льда по чьей-то голове. Он уже не знал, с кем бился. Это больше не имело значения. Теперь он бился за свое выживание.

Траут потерял врага, они как-то разделились в снегу и не нашли друг друга снова. Его раненое плечо пылало от боли, одежду пропитала кровь, и его левая рука висела плетью, он шагал и уклонялся от ударов.

— Мика! Мика!

Он смутно понимал, что если идти в ветер, он найдет ее…

Что-то хлюпнуло под его ногой. Он поднял ногу и увидел в грязи отрубленную ладонь.

Желудок сдавило, он пошатнулся. Среди снега стало видно рощу деревьев, и он пошел к ней. Всхлипывая, едва дыша, он прислонился спиной к тонкому стволу. Сильные пальцы сжали его лодыжку, и он вскрикнул от ужаса.

— Это я, балда! — крикнула Мика, горячее дыхание обожгло его ухо, и она оказалась рядом с ним, один глаз был опухшим и закрытым, в густых волосах медового цвета была кровь.

— Что случилось? — простонал Траут, касаясь головы. Но Мика пожала плечами. Она спела, и порыв ветра чуть не согнул деревья пополам. Она прислонилась к Трауту, и копье стукнуло по ветке рядом с их головами.

— Тут опасно! — крикнула Мика, забираясь дальше под деревья. — Где Тонно?

— Я не… — начал Траут. Раздался свист, и стрелы вонзились в землю рядом с ними. Траут ошеломленно посмотрел на свой бок; из его ребер торчала стрела. — Ой, — слабо сказал он. — Ох…

Мика побелела.

— Н-не двигайся, — пролепетала она. — Мы вытащим это из тебя, — она дико озиралась, но помощи не было. Между Стеной и лесом царил хаос. Всюду появлялись люди, шли или падали, скулили от боли. Мимо пробежал крестьянин в зеленой одежде, сжимая нож, разъяренно скалясь. Женщина шагала по полю боя, прижав окровавленные ладони ко рту. Древесный житель с раскрашенным лицом растянулся рядом с Траутом и Микой, слепо глядя на небо. Неподалеку кто-то кричал, прячась в деревьях, пронзительная нота повторялась по кругу. И во все стороны летали копья, стрелы и куски льда, опасные, непредсказуемые.

А потом в их голосах прозвучал голос Брайали. В этот раз она отчаянно шептала, а не приказывала:

Хватит… Посмотрите наверх, братья и сестры. Посмотрите наверх.

Трат и Мика сжали друг друга. Слева от них кто-то потрясенно закричал:

— Это правда, правда! Тарис идет!

На фоне лун, высоко на спине темного орла, Богиня летела по небу. Она была высокой и худой, озаренной серебром. Ее волосы были черными, как ночь затмения лун, глаза сияли как звезды. Комета пролетела, а теперь летела Богиня, опасная, красивая. Она летела над выжженной землей, над хаосом боя, над дымом и снегом.

Мика ущипнула руку Траута.