— Готова к отъезду? — красавец под 1,85 см с залихватской улыбкой забрал из моих рук сынулю, подменив его огромным букетом кроваво-красных роз и кротко чмокнул в щечку.

— Окончательно и бесповоротно!

— Ничего не забыла?

— Что, например?

— Ты помимо сына более никого не родила?

— Родила.

— Кого?!

— Соню, где моя кнопка?

— В машине ждет. — Улыбнулся он, — без перебоя рассказывает, что ты ей игрушку привезешь.

— У игрушки голосок очень звучный, боюсь, играться с нею буду только я.

— Может бракованного подсунули, — прищурился Савельев. — Там и перепутать могли.

— Не могли, и не смей оскорблять моего…!

— Полина, стоп. Понял, послеродовая…

— Санька! — взвилась я.

— Все молчу-молчу, проходили… — глянул на меня и добавил, стараясь быть серьезным. — То есть пошли что ли?

— Пошли. — Даже уткнувшись в розы, ревностно следила за тем, как он несет мое чудо маленькое.

— И сколько весит ваш богатырь?

— 3 700. — Прикинув что-то Саня веско заявил: «Недокормили». На мой тычок в бок, не отреагировал, наклонился к одеяльцу и тихим голосом произнес.

— Вырастешь, подашь на них в суд за неисполнение родительских обязанностей. — Скосил на меня глаза и весело добавил. — Мой дядька поможет тебе в составлении иска.

— Он еще не нагрешил, а ты его уже с дьяволом хочешь познакомить?

— Ага, пусть и он продаст ему душу! — Сверкая глазами, Савельев прошептал. — У него нынче на прием безгрешных скидки!

— Завязывай с этими шутками, они меня обижают. — Насупилась я. — И вообще реагирую странно сейчас на слова окружающих. То реву, то смеюсь. И на меня сейчас всякая тварь наехать может — смолчу, но если на моих — порву как тузик грелку!

— Только не пытайся проверить, — предупредила его, заведомо зная, что предложит. И мы вышли в холл.

— Полин, я все понять не могу.

— Что именно?

— Почему ты согласилась? — вопрос Сани поставил в тупик.

— Он добрый, мы любим друг друга, нам хорошо вместе, понимаем с полуслова и… и вообще кто бы говорил!

— Добрый? Любит, понимает? Он поэтому прислал встречать из роддома меня? — возмутился Саня, делая большие недоумевающие глаза.

— Добрый, добрый!

— Да? Ты бы слышала, как посылал…

— Активно?

— Очень. И перелет обещал оплатить и первый класс, и отдельную палату в клинике в случае моего отказа и выбитые зубы…

— А вставные?

— Нет, до этого предложения не дошло, я услышал первые и поспешил согласиться.

— Перелет и первый класс — припомнила я. — Щедро.

— Не только это… мне еще угрожали гостиницей, поездкой в Вену на двоих, прогулками по Шотландии и еще ужином в ресторане по столь важному поводу…

— Ресторан?

— Проболтался, — вздохнул театрально Саня, — что теперь будет…

— Санечка, а ресторан когда?

— Сегодня. — Хмыкнул он.

— Сегодня? Он сможет вернуться сегодня?!

— Ты, мать, даешь… — прокомментировал он мой восторг. — Полин, ослабь хватку. Ослабь — говорю, мне дышать нечем, а у меня такая ценность в руках.

Пришлось отпустить. — Это мне дышать нечем!

— Вижу. Вот до чего люди добрые жен доводят. Ты уверена, что добрый? — прищурился он.

— ДА!

— Тогда вытаскивай из моего правого кармана в пиджаке записку. Я сказал в пиджаке!

— Прости привычка мужчин обчищать.

— Хорошая привычка для семейного бюджета.

— Знаю. — Выхватив листок, уместила кое-как букетище в одной руке и развернула свою находку.

— Что пишут? — спросил Саня с интересом.

— Я люблю тебя…

— Что, так и написано? — спросил медленно удаляясь. — Ну, это я знал, меня не любить невозможно — цэ ж я!

Ответ Александра Савельева остался не услышанным. Родные руки обняли меня сзади и мой бесценный мужчина немного небритый, только что примчавшегося из аэропорта, прошептал, касаясь губами ушка.

— И я люблю тебя.

Мы целовались ненасытно, бережно сжимая друг друга в крепких объятиях, возмещая разлуку двух недель. Не обращая ни на кого внимания, стояли там же в холле перед входными дверьми родильного отделения среди россыпи кроваво-красных роз, увенчанных белым листком с парой простых фраз:

«Тучка моя грозовая, спасибо за облачко.

Из родильного вынесу на руках, как и обещал.

P.S. я рядом.

Твой ветерок»