ТАЙНЫЙ СОЮЗНИК ХАЗАР

жестокой битве на острове убитыми руссы потеряли немногих, а вот раненным был чуть ли не каждый.

— Лихо выступил хан Магаюр! — изумлялся воевода Ядрей. — С чего бы это? Ранее за ним такой прыти не замечалось. Тут что-то не так!

— Да-а, — соглашался с ним тысяцкий Рубач, человек высокого роста, жилистый и сухой. — Не единожды сходился я с ним на бранном поле. Обычное дело: помельтешит перед очами, стрелки помечет, погрозится мечом и был таков с воями своими!

— Ты не приметил, что за люди на левой башне стояли?

— Нет, а што?

— Магаюр — воевода крепости сей. Беков у него много, а воев в битву сам повел. В то же время на башне какие- то люди стояли. Не из приезжих ли кто? Как мыслишь?

— Я не видел. Как прижали козары, так кровавый пот с лица потек. По сторонам глядеть было некогда.

— Да-a. Вот и я говорю, что-то нынче Магаюр храбер был не в меру. Значит, кто-то послал его на битву с нами. Простого хана он не послушался бы. Какой-то большой князь козарский в тверди нынче есть.

— Мож, и так, а нам-то што за недолга? — изумился Рубач. — Нам Святослав велел никого из тверди не выпускать. То мы и делаем.

— В ратном деле мало приказ сполнить. Надобно не только князю, а и воеводе головой промышлять. Прикажи-ка, брат, завал из построек здешних перед вратами крепости поставить да рвом отгородиться. По всему видать, не последний раз козары на вылазку ходили. Воев у Магаюра много, а мы без лодий остались, и отступать нам теперь некуда.

— Што ты, воевода? Ратники и так устали. Какую битву свершили, помыслить и то страшно! Многие от ран изнемогают. Надо бы подмоги у князя испросить. А ты…

— «Подмоги»? — рассмеялся Ядрей, и от этого смеха у бесстрашного Рубача похолодела спина.

Никто и никогда не видел Ядрея сердитым. Всегда воевода-купец был благодушен и улыбчив. Голосом гневно не играл, угроз не изрыгал, а руку поднимал только на врагов Руси.

В пылу жестоких битв Ядрей был так же хладнокровен и улыбчив, как при заключении торговых сделок с греками, болгарами или теми же хазарами.

Немало людей, и не только на Руси, разорил предприимчивый купец. Как бы в насмешку над всеми страданиями его издольщиков стал Ядрей воеводой города Киева. Раздобрел телом. А улыбка еще шире расплылась на его круглом румяном лице. Но почему-то никто не улыбался ему в ответ: видимо, потому, что с улыбкой благодушного купца часто приходила беда. Ядрей-купец был беспощаден при взымании долгов, Ядрей-воевода оставался таким же беспощадным и к своим воинам. Но при всем том он никогда не прятался за спины других, и в самых кровавых сечах богатыри видели его в наиболее опасных местах. Никто и никогда не видел воеводу испуганным. Приказы его всегда были осмысленны и четки, а исполнения их он требовал неукоснительно, но всегда ровным и спокойным голосом. Ратники не любили его самого, но стремились попасть в его дружину, ибо не было случая, чтобы Ядрей проиграл хоть один бой. И павших у него всегда было меньше, чем у других воевод.

В Ядрее противоречиво уживались непомерная скупость и гостеприимство, жестокость и доброта, трусость и неодолимое мужество. Как-то он признался Святославу, что в одной из битв едва не упал в обморок от страха, когда печенег только чудом не снес ему голову. А ведь за тот бой князь наградил Ядрея золотой гривной. Рассказывая об этом случае, Ядрей улыбался, и Святослав не поверил ему. Но воевода не врал…

Поэтому Рубач поперхнулся словами, когда Ядрей спросил:

— Подмоги, речишь, кликать у князя?.. Ты глянь, чего там творится. Впору нам подмогу ему посылать, да не на чем: лодии-то уплыли. А не то половину ратников спослал бы на подмогу своим… Ты, мила дура, вот что, — он похлопал оробевшего Рубача по плечу, — иди и скоро сполняй волю мою. И не умничай у меня.

Тысяцкий тотчас побежал исполнять приказ, отданный так благодушно и строго. А Ядрей продолжал рассуждать про себя о необычном поведении Магаюр-хана…

Между тем каган-беки Асмид, удрученный неудачей с захватом русских ладей, созвал военный совет.

— И все-таки урусов и печенегов на острове надо уничтожить, — говорил он отрывисто и сердито. — Святосляб не может ничем помочь Ядре-беки, пока тумены Джурус-тархана досаждают ему своими ударами.

— А может быть, о великий, Джурус-тархан разгромит Святосляба? Ведь богатуров у него намного больше, — первым подал голос Амурат-хан.

Каган-беки только засопел в ответ. Все молчали. Амурат-хан вжал голову в плечи…

— Не дело говоришь, — глянул на него властитель. — Главное — мне надо выбраться с острова и самому возглавить силу и мощь хазарских богатуров. Вот о чем думайте!

— О могучий, разреши дерзкому подать совет? — склонил голову тучный и высокий человек в расписном халате.

— Ты кто? Я тебя не знаю.

— Имя мое — Селюк. Я торгую в этих местах.

— Разрешаем говорить, — проворчал Асмид.

Селюк еще раз склонил голову:

— О великий и могучий каган, у меня есть с собой пять тысяч динаров. Я готов отдать их для твоего спасения…

— К чему мне твои динары сейчас?! — рассвирепел каган. — Мне мечи нужны, мне богатуры нужны, мне победить надо! Зачем мне золото, на которое ничего нельзя купить?! Совет твой глуп! Больше не разрешаем тебе открывать рот!

Но Селюк не отступил и опять почтительно поднял палец, когда каган вновь спросил совета у ханов. Асмид уставился прямо в белесые глаза ослушника: купец пальца не опустил.

— Говори! Только короче.

— Золото — лучший посредник в переговорах. А Яд- ре-беки еще и торговец, — скороговоркой выпалил Селюк и замолчал.

Глаза кагана оживились:

— Верно! Продолжай.

— Ни один купец не устоит, когда ему светит бакшиш. Война тоже торг! Только в ней разговоры мечом ведут. А ведь золото ярче стали. Я готов говорить с Ядре-беки о том, чтобы за золото он выпустил меня из Саркела и переправил на тот берег…

— На тот берег мне надо! — перебил его каган. — Мне, а не тебе!

— О могучий, ты не дослушал. Разреши сказать все?

— Говори!

— Я слугу с собой возьму…

— Ага! — сообразил наконец Асмид. — Я переоденусь слугой и сяду за весла. Ты, Селюк, будешь в богатой одежде, чтобы урусы не заподозрили во мне значительное лицо. Ты знаком с Ядре-беки?

— Да, о мудрейший. Я хорошо знаком с ним.

— Ха! Мне надо изменить внешность. Я не видал Ядре-беки, но он мог видеть меня. Ха-ха, Селюк, тебе должно быть лестно, что сам каган-беки Великой Хазарии будет гребцом на твоей лодке, а? — Асмид окончательно развеселился. — Только пусть сам Ядре-беки в заложники пойдет!

— О могучий! — опешил купец. — Ядре не согласится стать заложником ради меня. Он слишком велик у трона кагана Урусии!

— Я сам слишком велик! — заметил Асмид.

— Да-a, но урусы не должны знать, кто ты, о вели…

— Ты прав! — Каган задумался.

Ханы молчали, опустив глаза.

— Может быть, за двух беков Ядре согласится стать аманатом?[88] —спросил властитель Селюка.

— Об этом надо спросить самого Ядре, о могучий.

— Так иди и спроси!..

Воевода Ядрей отверг план рва, который намеревался проложить тысяцкий Рубач напротив ворот Саркела.

— Копайте углом! — приказал Ядрей. — Тогда при налете козары более всего будут собираться в углу перед рвом, и тут нам легче посечь их стрелами. Покамест они на вал взберутся, мы их в воде потопим… Навались, друзи! Время не ждет!

Ратники, в отличие от своего тысяцкого, не думали об отдыхе. Они работали как одержимые. Даже непривычные к такому труду печенеги взяли в руки заступы. Были здесь оставшиеся с руссами болгары, крымские готы, тюрки и даже несколько греческих купцов из Херсонеса. Гул битвы за рекой подхлестывал всех. Люди понимали: в ближайшее время помощи ждать неоткуда. Хазары с башен и стен мрачно наблюдали за деятельностью врага. Некоторые богатуры пытались достать работавших стрелами, но цель из-за дальности была недосягаемой для легких всаднических луков.

Вдруг на воротной башне замелькало белое полотнище. Рубач указал на него Ядрею:

— Знамено кажут. Поведать што-то хотят, а, воевода?

Ратники прекратили работу и тоже стали глядеть на башню, переговариваясь и гадая вслух, что же это такое.

— К делу, братие и дружина! — воззвал Ядрей. — Ворог хитер и к обману способен. Навались!