— Да-а… — почесал затылок Ратьша. — Што ж делать теперича? Конь-то у него издох, шею сломавши…
Печенег тем временем пришел в себя и завопил что-то визгливо на своем языке.
— Тебя костерит, — пояснил тысяцкий. — Развяжи его, исправляй промашку.
Ратьша, сконфуженный, повиновался. Печенег вскочил. Страшно вращая глазами и показывая на коня, он вдруг заговорил по-русски:
— Ты убил его! Я убью тебя! Ты знаешь, кто я? Нет? Я Товлыз Свирепый, хан рода Угур! Я от Радмана великого к кагану Святослябу спешу. Что, я теперь пешком пойду?!
— Да-a, князь тебя не похвалит, — пожалел Скопа молодого воина.
Ратьша мгновенно сообразил, что делать.
— Возьми моего коня! — поклонился он печенегу. — И пусть он станет залогом нашей дружбы. А за прошлое прости, будь милостив. Я не знал, што ты друг Руси.
Кочевник перестал сверкать глазами и хвататься за кинжал, поглядел на отрока насмешливо:
— Ха! «Моего»! Твой конь, наверное, ленив и слаб. Зачем он мне?
— Мой конь ако птица, — обиделся Ратьша. — Подарок витязя Добрыни. От сердца отрываю. Пошли.
Они спустились в овраг.
— Гляди!
Глаза Товлыза засверкали радостно, рот ощерился в улыбке:
— Ого! Кар-рош карабаир! Ох кар-рош! Ты не передумал?
— Бери, чего уж там! — махнул рукой русс.
— А ты как же?
— В пешую рать пойду, раз уж я такой недотепа.
— Зачем недотепа? Дотепа ты. Кар-роший батыр. Меня обмануть сумел, в плен взял. О-о, это не всякий сможет. А ведь ты молодой совсем… Я пришлю тебе коня из моего табуна. И кагану Святослябу про тебя скажу, что ты храбрый воин и к тому же оч-чень умный человек.
Товлыз подошел к коню, мгновенно оказался в седле, вылетел из оврага и исчез из глаз.
Ратьша стоял понурившись, и слеза катилась по его лицу.
— Ну-ну, не кручинься, — успокаивал его Скопа. — Печенег не обманет, я его знаю… А ты мудро поступил. За то воздастся тебе добром, вот увидишь…
Но это было вчера. На следующий день, к вечеру, комонники прошли уже триста верст по левому берегу Северского Донца и остановились на полпути к хазарскому городу Каракелу, или Черной крепости, как называли его руссы…
Каган-беки Асмид пребывал в гибельном неведении: он уверенно полагал, что «коназ Святосляб» где-то там за двести фарсахов от него спешит спасать северные земли Урусии от нашествия орд Кубрат-кудорхана. Тумены хазар с табунами, женами, детьми и кибитками неторопливо перекатывались к устью Дона, где все ожидали встретить Фаруз-Капад-эльтебера с его табунами и воинами.
Но предводителя аланов там уже не было. Ослушавшись приказа кагана-беки, Фаруз-тархан повел свои тумены к Саркелу и, не дойдя до него, внезапно повернул на восток. В отличие от своего повелителя Фаруз-Капад- эльтебер спешил. И пока Асмид-каган беспечно стрелял уток и гусей в окрестностях живописного озера Маныч, его самовольный тархан остановил коней перед западными воротами столицы Хазарского каганата…
Святослав в это же самое время принимал в своем походном шатре печенежского властителя Радмана. Обязательные приветствия, обмен подарками, трапеза минули, и теперь шел прямой, без обиняков, разговор:
— Я отказался принять золото у румского посла Михаила и порушить нашу с тобой дружбу, каган Святосляб. И я поведу своих воинов на хазар. Собака Асмид увидит блеск клинков моих батыров!
— Однако ж до моего прихода в свару не лезь. Воев у хакан-бека впятеро больше твоего, — ответил Святослав. — А потом, как ты сам сказал, бек-хан Куря со своей ордой переметнулся к козарам.
— Бек-хан Кураши не поднимет меча против меня! — твердо заявил Радман.
— А где князья Илдей и Тарсук?
— Они ждут, как повернется дело. Если бек-ханы узнают, что ты со своими богатурами здесь, они сразу нападут на хазар! — говорил печенег, как мечом рубил.
«Прав оказался Летко Волчий Хвост, — подумал Святослав. — Один он поверил замыслам моим! Так-то!»
— Но сейчас рано говорить им, что я с дружинами своими рядом, — вслух сказал князь.
— Ты прав, каган Урусии! Когда же сказать можно будет?
— А как только к Черной крепости подойдем, тогда и поведаешь князьям Илдею и Тарсуку о замыслах наших…
За пологом раздался шум, звякнул металл, громкий голос прокричал:
— По делу великого князя! Пусти! Беда!
— Кто там? — насторожился Святослав. — Пустите его!
В шатер ворвался Остромир. Не поздоровавшись, он ошарашил новостью:
— Грек один сбежал! Из тех, что с послом в охране был!
— Когда?!
— А кто ж его ведает? Видать, утром. Дозорного на дальней заставе зарезал, взял его коня и… поминай как звали! У нас тут, при лодиях, коней-то десятка не наберется: о погоне и думать нечего. Видать, теперича уж далеко ушел доглядчик.
— От меня не уйдет! — вмешался Радман. — Что сделать с ним, каган Святосляб?
— Утопи, чтоб и следа не осталось. Ишь как греки в дружбе верны: патрикий гонца к козарам снарядил. Ежели уйдет доглядчик сей, тогда все дело наше порушится. Понимает посланец Царьграда, куда больнее ударить.
Радман крикнул что-то по-печенежски: в шатер вбежал и застыл в почтительной позе Товлыз Свирепый.
— Надо беглеца поймать, — приказал ему бек-хан. — Он грек и несет наши тайны паршивому ублюдку Асмид-хану. Когда поймаешь, утопи его в первой попавшейся луже, если реки рядом не будет. Потом скажешь мне.
— Исполню, о доблестный! — звонко прокричал хан рода Угур.
— Потом с тысячей батыров иди к Каракелу. Веди себя как купец, будто бы скот приехал покупать, и постарайся хитростью захватить крепость. Если тебе это удастся, держи Каракел до нашего прихода, сражайся до последнего воина. Тогда тебе будет большая награда!
— Я сделаю это! — воскликнул стремительный печенег. — Не забудь о награде!
Вскоре удаляющийся топот тысяч копыт донес, что повеление грозного Радмана исполняется с усердием и по- спешанием.
Святослав недоверчиво хмыкнул:
— Так Черную крепость не взять.
— Поглядим. Товлыз хитер и находчив… — Радман помолчал, потом заметил: — Теперь, каган Святосляб, твоим ладьям незачем плыть только ночами. Я своими туменами прикрою твоих воинов от любопытных глаз хазарских лазутчиков.
— Верно! — посветлел лицом князь. — Тогда мы скорее сможем поспеть в Донец-реку.
— Надо спешить, каган Святосляб, ибо войско твое надолго не скроешь. Я должен идти. Прощай, друг. Да осветит Тенгри-хан путь твой лучами великого солнца.
Великий князь Киевский вышел проводить почетного гостя. На полпути к коню Радман остановился вдруг:
— Да, совсем забыл. Скажи, каган Святосляб, зачем ты держишь возле себя хитрого ублюдка Микаэла? Это очень плохой человек. Он предлагал мне много золота за поход на Урусию.
— Где это было? — изумился Святослав.
— Я встретился с послом царя Никифора, когда его большая лодка миновала камни на Юзуг-реке.
— И что ж ты?
— Разве я могу презреть клятву, скрепленную твоей и моей кровью?! Мы, кангары[84], никогда не нарушаем своего слова!
— Что ж ты сделал, когда отказался от злата неправедного?
— Сначала хотел утопить Микаэла, но пожалел Товлыз-хана и его сына: они заложниками были у румов. Потом сказал хитрому послу, что мои воины пойдут в набег на Херсонес. Он испугался, подумал и откупился тем самым золотом…
— Ох и умен ты, князь Радман! — рассмеялся Святослав. — Добро, что предупредил. Я пригляжу за послом ромейским.
— Лучше его удавить! — твердо заявил печенег. — Когда-нибудь ты пожалеешь, что оставил коварного рума в живых.
— Нельзя. Я тоже словом связан.
— Понимаю. Тебе нельзя, мне можно… Ты отпусти его погулять вон в тот лесок. Там хорошо: трава мягкая, цветов много, птички поют, — хитро прищурился степной хан.
— Нет! — Святослав перестал смеяться. — Я приставлю к ромейскому послу Михаилу крепкую стражу. Опасаться нечего.
— Смотри, — сожалеюще сказал бек-хан Радман. — Если что, скажи. У меня ловкие батыры, все могут.
— Спасибо. Учту. А теперь прощай, друг! — протянул ему руку Святослав. — До встречи у Черной крепости. Там мы обнажим свои мечи супротив хакан-бека козарского…
— О могучий! — стоя на коленях, вещал начальник дозорной тысячи богатуров Гулуг-хан. — О-о всевидящий! Фаруз-Капад-эльтебера в Каракеле нет!
— Он что, не исполнил мой приказ? — зловеще спросил Асмид. — Может быть, он еще не выходил из Таматархи?