Старший лейтенант решил застопорить ход и уже хотел подать команду, как вахтенный сигнальщик матрос Курчавин доложил, что видимость улучшается. Туман таял на глазах, обнажая гладкую не тронутую ветром поверхность залива; катер вышел на сравнительно чистый плес, на котором в стороне у берега виднелась одинокая серая банка.

Определив место, Горюнов обернулся к рулевому и одобрительно сказал:

— Правильно идем, не сбились с курса.

Туман теперь висел огромными полосами, что являлось верным признаком его скорого исчезновения.

— А синоптики не ошиблись, — радостно улыбнулся рулевой, показывая на чистый водный плес.

Не доходя до пограничных вех, катер развернулся.

— Слышу шум мотора слева… — вдруг доложил сигнальщик Курчавин.

Призывно залились электрические звонки. Мощные моторы взревели, легкий катер рванулся вперед, поднимая за кормой высокий пенистый бурун, сразу же поглощаемый туманом.

— Прямо по носу шхуна! — доложил Курчавин. Катер выходил на свободную от тумана воду залива. Горюнов едва успел разглядеть небольшую моторную шхуну с двумя высокими мачтами и то, как она нырнула в туман и бесследно в нем растворилась.

— Быстроходная посудина, — проговорил за спиной командира катера главный старшина Чумак.

— Не уйдет! — уверенно ответил старший лейтенант. — Пойдемте со мной на шхуну, товарищ Чумак, возьмите еще двух матросов.

— Есть, товарищ командир!

Чумак и без того был уверен, что командир катера обязательно возьмет его для проверки иностранной шхуны: никто не мог так внимательно и подробно осматривать зашедшие в наши воды чужие корабли, как он, главный старшина, и Чумак гордился этим. Но вот полоса тумана кончилась, шхуна, а за ней и катер вышли на открытую воду. Впереди показался остров Бурунный.

Увидев советский пограничный катер, шхуна сразу же замедлила свой ход, а потом и совсем остановилась.

Катер подошел к борту шхуны. Горюнов, Чумак и двое матросов быстро перешли на нее. На палубе их уже ожидали два человека: один полный, лысый, с обрюзгшим лицом, пожилой с бегающими глазами; другой в грязной куртке и коротких серых брюках, обнажавших кривые голые ноги. «Лысый — капитан, а этот, наверное, за боцмана», — определил Горюнов.

— Кому принадлежит шхуна и почему вы зашли в советские воды? — спросил он капитана.

— Шхуна моя собственная, я ее хозяин и владелец, — виновато улыбаясь, ответил тот. — Но я не мог даже и подумать, что нахожусь в ваших водах, ведь такой туман был, господин советский офицер, и я совершенно случайно сбился с курса и попал сюда. Вот он виноват: стоял у руля.

Владелец шхуны вдруг с такой яростью и злобой набросился на долговязого боцмана, ругая его так, что последний отступил на несколько шагов назад, откидывая голову от мелькавших перед его носом кулаков. Успокоившись, капитан, как ни в чем не бывало, снова повернулся к Горюнову, молча наблюдавшему эту сцену, и, улыбаясь, слащаво заговорил:

— Плохой народ пошел: стоило самому отлучиться вниз, как сбились с курса. Туман большой был; вы сами моряк, понимать нас должны.

— Вы слышали шум моторов нашего катера?

— О да, конечно, я сразу же застопорил ход, думал попросить помощи, но я не знал, что это советский катер, думал наш.

— Разве вы не знали, что уже давно находитесь не в своих водах? — продолжал задавать вопросы Горюнов.

— К сожалению, нет, только в последнее время сумел догадаться.

— А этот остров… — Горюнов указал рукой на Бурунный, находившийся совсем близко от них, — разве вы не узнали?

— Остров узнал, но потом, когда вышли на чистую воду, когда подошел ваш катер, — охотно отвечал владелец шхуны, все время улыбаясь.

— Так, — в раздумье проговорил старший лейтенант, — теперь покажите нам свою шхуну.

— Пожалуйста, вся к вашим услугам! — поклонился капитан. — У меня ничего нет, весь груз оставил на берегу, иду за новым.

Горюнов внимательно осмотрел судовые документы; записи в них подтверждали примерное местонахождение шхуны. Главный старшина Чумак и матросы обшарили все помещения, заходили всюду, куда только можно, но ничего подозрительного обнаружено не было.

— Сколько мы вам причинили беспокойства, — говорил капитан вкрадчивым раскаивающимся голосом. — Приношу вам, господин советский офицер, мои искренние извинения, больше подобного со мной не случится…

— Сколько у вас людей на шхуне? — перебил Горюнов.

— Шесть, господин советский офицер.

— Пять, товарищ командир, — пробасил над ухом Чумак.

— Ах, да! Действительно пять, — спохватился хозяин шхуны, ударяя себя по лбу ладонью, — совсем память стала плоха. Только вчера один человек заболел брюшным тифом, оставил его на берегу. По привычке считал всех…

По радио старший лейтенант доложил в базу о задержке в наших водах иностранной шхуны и о результатах проведенного на ней осмотра. Командование разрешило пограничному катеру вывести шхуну из советских территориальных вод и отпустить.

— Выбирайте якорь, — сказал Горюнов капитану, — я выведу вас из советских вод.

— Куда же я пойду в такую ночь? — испуганно взмолился тот. — Посмотрите, опять поднимается туман! Разрешите ночь переждать здесь?

С катера сигнальщик Курчавин передал Горюнову только что полученную срочную радиограмму; в ней командиру пограничного катера было приказано выйти в район банки Голой, у которой неизвестный иностранный корабль нарушил границу и уже находится в советских водах. На запрос Горюнова, что делать со шхуной, которую он не успел вывести из своих вод, база разрешила временно, до обратного прихода, оставить ее под наблюдением острова Бурунный, а катеру срочно выйти в указанное место.

— Временно остаетесь здесь, — приказал Горюнов владельцу шхуны.

— Слушаюсь, господин советский офицер, — покорно ответил тот, и, как показалось Горюнову, глаза его радостно вспыхнули, но тут же снова приняли свое виноватое выражение.

— Предупреждаю, — холодно проговорил Горюнов, покидая палубу шхуны, — не вздумайте самовольничать.

— Понимаю, понимаю, господин советский офицер, — закивал головой капитан, — все будет сделано, как вы приказали.

Пограничный катер отвалил от шхуны и, набирая ход, лег курсом на банку Голую, находящуюся по другую сторону острова Бурунный. Проводив советский катер, хозяин шхуны рассмеялся и, потирая от удовольствия свои толстые руки, опустился вниз. Все шло так, как он рассчитал.

На вышке острова Бурунный в эту ночь нес вахту старший матрос Ремизов. С высокой квадратной площадки он внимательно всматривался в ночную мглу и особенно в ту сторону, где стояла шхуна. Штаговый огонь, означающий, что шхуна на якоре, был отчетливо виден с вышки. Ремизов подолгу смотрел на него, периодически сверяя его место. Прожекторы находились в повышенной готовности и в случае необходимости могли дать луч в течение нескольких секунд.

Туман почти совсем прошел, но небо заволокли густые облака. Ремизов временами зябко поеживался, подергивая плечами, с неослабевающим вниманием продолжая вести наблюдение и вслушиваться в монотонный тихий шум прибоя. Вдруг он заметил, что яркий штаговый огонь шхуны мигнул. «Что бы это значило? — подумал старший матрос. — Или мне просто показалось?» Терзаемый сомнениями и догадками, он доложил о замеченном дежурному офицеру, тот, в свою очередь, — командиру батареи.

Росин выслушал доклад и задумался: «Если шхуна подавала условный сигнал, то кому? Кому-либо находящемуся на острове?»

Капитан решительно встал и приказал:

— Батарея, в ружье!

При синем аварийном свете матросы молча одевались, брали, из пирамид автоматы и карабины и становились в строй. Росин окинул взглядом настороженные лица своих подчиненных.

— Предположительно в районе бухты Тихой, — громко и внятно заговорил он, — находится неизвестная личность, которая пытается связаться световым семафором со шхуной. Ставлю боевую задачу — оцепить все побережье, прочесать его, прижать неизвестного к воде и взять. Огонь открывать в исключительном случае.

Рассыпавшись длинной цепью от самого среза воды в глубь острова, матросы осторожно двинулись по направлению к бухте Тихой. Идти ночью по скалам было трудно и опасно: ноги скользили на камнях, покрытых мхом; приходилось держаться или цепляться руками за выступы скал, внимательно осматривая все трещины и расщелины, кусты, камни, кочки.