Глава 38. Забытый Путь

— Нет, — негромко произнесла Адель, прерывая доклад господина Лавуазье, руководителя своего штаба по связям с общественностью.

— Мадам, — несколько опешил от слов Адель тот.

— Это все… не годится, — произнесла Адель, задумчиво поглаживая широкий золотой браслет на руке, совершенно не сочетающийся с ее воздушным летним платьем, смотрящийся чужеродно и даже кичливо.

— Но мадам, мы начали действовать по утвержденной программе, которую разработали и многократно…

— Нет, — вновь негромко произнесла Адель, скупым жестом прерывая Лавуазье. — После того как в сети началось бурное обсуждение нашей схватки с Клеопатрой, я поняла, что для реализации плана по возвращению истинного статуса священному женскому началу еще слишком рано. Мы пока живем в мужском мире и если начнем действовать, как собирались, у нас могут возникнуть большие проблемы — особенно если к нашей работе попытаются примкнуть воинствующие феминистки или другие подобные недоразумения. Мы должны пройти по очень тонкому льду, и я не хочу рисковать прямо сейчас.

Адель сделала паузу, поглаживая браслет, после чего заговорила вновь:

— Записывайте. Хотя нет… запоминайте, — взглянула собеседнику в глаза девушка и, отведя взгляд, продолжила: — Крещение Хлодвига совершалось прилюдно и при немалом скоплении народа в специальной лохани на площади Реймса. Первым креститься должен был Хлодвиг, а после него сыновья, дружина и двор.

И когда, сбросив пурпурную мантию, Хлодвиг окунулся, принимая крещение, Ремигий опрометчиво произнес ставшие знаменитыми слова: «Mitisdepone colla, Sicamber, adoraincendisti, incendiquod adorasti», — призывая короля Меровингов почитать то, что он сжигал, и сжигать то, что он ранее почитал.

Хлодвиг вдруг задумался и спросил у Ремигия — если он должен сжигать то, что почитал, относится ли этом к могилам и памяти предков. На что Ремигий ответил, что, конечно же, могилы предков трогать не стоит, а вот языческие святилища надо бы уничтожить. Подумав, Хлодвиг вновь спросил у апостола франков, а что с самими моими предками? Если я принимаю христианскую веру, значит ли это, что они смогут присоединиться ко мне в небесных чертогах, покинув преисподнюю?

Ремигий ответил, что нет, ведь «De infernis nullaest redemptio» — из преисподней нет пути обратно, а предки Хлодвига как язычники никак не могли попасть в рай. Хлодвиг озадачился и, не выходя из бадьи, у которой уже ждали своей очереди сыновья, графы и дружина, задумался. Если что, — на миг прекратила монотонный рассказ Адель, — похожая ситуация произошла с ярлом Радбодом, можете посмотреть в книге «Путь Короля», там это хорошо описано. Итак, Хлодвиг, по-прежнему не выходя из бадьи, спросил у своих подданных, согласны ли они на то, чтобы разделиться с предками и никогда больше не увидеться с ними на небесах? Конечно, никто из его подданных не ответил утвердительно.

Хлодвиг был мудрым королем и не стал отрицать принятие христианской веры, уже окунувшись в воду. Но в тот день крещен оказался только он один и подписал соглашение с Римской Церковью, став королем-христианином. Новым Константином, как звучал дарованный ему церковью титул. Доступно рассказала?

— Да, мадам, — умело скрывая недоумение, кивнул Лавуазье.

— К завтрашнему дню мне необходим документ, составленный на этой канве, в котором обязательно должно быть упомянуто о наличии у Меровингов гаремов, языческих обрядов погребения и традиции посвящения мальчиков в «священные короли» с помощью ритуального секса по достижении двенадцати… хотя нет, в этом случае правда нежелательна, пусть будет хотя бы пятнадцати лет.

Акцентуация демонизации церковью любви, отношений мужчины и женщины, а также священного женского начала и придуманная чушь первородного греха — то, на чем строилась наша предыдущая стратегия, должны остаться, но не в настолько большом объеме и не на первом плане. Сейчас действуем в парадигме: короли-мужчины Меровинги, преданные забвению переписанной церковниками историей. Это понятно?

— Понятно, госпожа, но ведь…

Адель вдруг что-то почувствовала и резко обернулась в сторону двери, из-за которой глухо раздавались голоса. Глухо, потому что охраняющие вход сотрудники стояли в коридоре отеля, с которым кабинет разделял просторный холл президентского люкса. Тут из-за дверей раздалось два едва слышных хлопка и сдавленные крики боли, резко оборвавшиеся. Девушка вскочила из-за стола, настороженно отходя к окну, вслед за ней пятился Лавуазье, даже не заметив, как ладони Адель объяло магическое пламя.

В дверь коротко, но сильно постучались, и оттуда раздался знакомый голос де Варда:

— Госпожа Адель, разрешите войти?

— Заходите, — произнесла девушка, уже после того как дверь открылась, и в помещении появился де Вард, держа в руке пистолет.

— С вами желает поговорить госпожа Ребекка, — протянул бельгиец телефон девушки, снимая блокировку. Но едва глянул на экран, увидел, что отсутствует сигнал мобильной связи.

— В чем дело? — поинтересовался де Вард у Лавуазье. Секундная задержка — и черный зрачок дула уже смотрел на специалиста по связям с общественностью.

— Я не… меня просто попросили… — попытался было оправдаться Лавуазье, но сухо хлопнул выстрел — и обмякшая фигура грузно съехала со стула на пол.

— Тебя просто купили, — сдержанно произнес де Вард и обернулся к Адель: — Мадам, нам надо спешить. Прошу, пойдемте скорее, — взяв девушку под руку, бельгиец торопливо направился к выходу из номера. Двигаясь по коридору почти бегом, де Вард на ходу еще раз набрал телефонный номер.

— Госпожа, я ее нашел. Понял, уходим.