Вздох Генри сопровождал торопливый кивок в знак согласия. Обманчиво покорный вид жены не сулил ничего хорошего, так что перед сном его ждет не женское внимание и ласка, а наоборот – любопытство и жалобы. Кларисса не уснет, пока не выведает семейную стратегию.

- Институт семьи был установлен Богом, как постоянный союз мужчины и женщины, основанный на взаимной любви и взаимопомощи. Бытие, глава 2 стих 18, - преподобный отец Моррет в молитвенном жесте сложил руки.

Сегодня в храме было очень мало свободных мест. В этом он видел знак свыше и от всего сердца благодарил про себя провидение, что так вовремя он закончил писать текст проповеди о важности семьи и брака. Его паства нуждалась в ободрении, поддержке, и наставлении, к своему сожалению преподобный отметил, что молодежи присуствует все меньше и меньше, хотя основной посыл был направлен именно им.

Солнечный свет пробивался сквозь стрельчатые, витражные окна, в храме было достаточно стыло, старая отопительная система требовала ремонта, почти все прихожане сидели на жестких деревянных скамьях с едва заметно покрасневшими носами. Отца Моррета этим утром удивила только одна веешь – семья Версдейлов пришла почти с полном составе, не хватало только их блудного сына Энтони.

Вот только, «белой вороной» сегодня выделялась, до этого милая, отзывчивая Анна. Отец Моррет, старался не предвзято относиться к сбившемся с праведного пути людям и всем сердцем верил, что ее связь с женатым мужчиной, о которой гудела половина его прихожан перед началом службы, окажется пустой сплетней или перейдет в эту категорию, если сплетни не безосновательны.

За свои тридцать шесть лет служению Господу, преподобный Моррет много раз сталкивался с проблемой отцов и детей, когда последние добирались до дел сердечных по своему возрасту. В основном это были легкие, поверхностные влюбленности или губительное буйство страстей, не имеющие ничего общего с истинной любовью. Так что отличить настоящее чувство от столь популярного у современной молодежи любовного ширпотреба преподобный Моррет, мог.

От того его взгляд все чаще и чаще останавливался на безмятежном лице Анны Версдейл и с каждым разом взгляд тяжелел и целебные слова о семейных ценностях, казались искусственными. Создавалось впечатление, что эта девочка в семейных ценностях и любви понимает больше, чем он – священник, отказавшийся от семьи, ради служения Господу.

Глава семьи Бенджамин Версдейл крайне внимательно слушал мягкую, вдумчивую речь проповедника изредка, краем глаза задевая сидящую рядом внучку. Его опасения крепли с каждой минутой – Анна и раньше «пропадала» из мира сего, но перемена, произошедшая в ней, была столь заметна только самым близким. Сосредоточенный, не по годам серьезный, заботливый взгляд, легкая настороженность и убийственная ирония, которые потоком лились из этой девочки до недавного времени сменились спартанским спокойствием и уверенностью, так словно она нашла решение давно мучавшей проблеме.

Бен не заблуждался относительно ее умственных способностей, которые у влюленных женщин, по общему мнению, заметно слабели, Анне хватило десятка минут, чтобы понять, что семейная вылазка, под благовидным предлогом - «соскучились», чистой воды разведовательно-идеологическая операция. Однако в любой ситуации она всегда старалась выделять полезное для себя, а с недавнего времени еще и приятное.

Единственное, что точило корку невозмутимости – поведение матери и отца. Дед в расчет не шел, потому что был всегда себе на уме, а вот по лицам родителей Анна всегда могла прочитать самые свежие новости их настроения и намерения.

Само предложение посетить воскресную службу застало Анну на следующий день после отъезда Маркуса. Звонил отец, наверняка, осведомленный о переменах в личной жизни его дочери.

Гремучая смесь светлой тоски и сердечных переживаний вытеснили из Анны все остальные чувства, странным образом не затмив способность думать. Эти несколько дней, проведенные с Маркусом были похожи на красочный рекламный ролик к их будущей жизни, за которую приходилось сейчас уже расплачиваться ожиданием…

Тем вечером, прежде чем отправиться в постель, Анна по обыкновению решила принять ванную.

Полумрак в гостиной, удачно был разбавлен желтоватым светом настольных ламп, так что в пору ежится от приступа уютности и покоя. Вернувшись из ванны Анна застала Марка с ноутбуком на коленях, он хмурился.

- Что-то случилось?

- Акри пишет, что меня ждет крайне неприятный разговор с правлением. Шарлин рвет и мечет, не может до меня дозвониться. Мой отпуск закончился! Я должен ему позвонить!

Маркус отставил ноутбук, достал из кармана куртки телефон и впервые за все время своего пребывания включил его.

Неприятное чувство, когда невольно становишься свидетелем «другой, чужой» стороны жизни близкого человека сродни смешению несовместимых вкусов – пока разберешься, как к этому относится, есть риск спутать главное со второстепенным.

Беглый разговор на французском был своевременной и красивой ширмой, Анна едва-едва различала в тихой речи Маркуса смысл. Больше всего ее заинтересовала последняя фраза, брошенная Дэнвудом своему помощнику Ласуру:

- Mens, Аkri, mens sur tout. Tu connais…je dans la dette ne resterai pas, mais la circonstance tels quo l’on ne reousit pas autrement!* (* Ври, Акри, ври на чем свет стоит… Ты знаешь… я в долгу не останусь, но обстоятельства такие, что по-другому не получается! -фр.)

Стоя у окна, за которым темнота заинтересовано смотрела каждую ночь кино про человеческие судьбы, Маркус опустил голову и прижал палец к кнопке, экран телефона погас.

- Нужно просмотреть очередной контракт. Акри уже переслал мне его, - в низком голосе проскальзывало раздражение, когда человек вынужден уделять внимание нелюбимому делу в урон собственных насущных интересов.

«Насущный интерес» Дэнвуда, насмешливо улыбнулась и в скором времени она изучала статью в увесистом кулинарном журнале, погрузившись в горячую воду, а он удобно устроившись, сидел рядом на полу, на мягком ковре и с бровями «в кучу» изучал контракт. Изредка он зачитывал длинные предложения, оформленные сухим юридическим языком и интересовался мнением Анны. Тогда она отрывалась от журнала, молча впивалась глазами в свою память и знания, а после минутного отрешенного созерцания ближайшей стены выдавала свое мнение. Дэнвуд, прятал довольную улыбку, задавал еще несколько вопросов и всякий раз чувствовал, как гордость высовывается так, будто он лично учавствовал в процессе образования своей зазнобы.

Анна обладала потрясающим чувством юмора и сопровождала свои ответы уморительными аргументами и примерами, при этом, она сама начинала так заразительно смеяться и Маркус, растворив свое желание разломать ноутбук в здоровом смехе, с удивлением отметил, что Анна затягивает его все больше и больше, уже даже не как женщина, а как человек. Это была последняя стадия…

Он нехотя опускал глаза на черные-белые ровные строчки, а Анна возвращалась к чтению статьи, изредка она скашивала глаза, чтобы украдкой понаблюдать за Маркусом. Она мысленно складывала всю информацию, которую о нем знала, каждую мелочь и деталь. Этот мужчина с головой, например, выдавал свое беспокойство крошечным жестом, едва заметным – он потирал внутреннюю сторону ладони мизинцем. Сейчас его руки спокойно лежали на клавиатуре и лишь длинные пальцы изредка пробегали по клавишам. В рассеянном свете тускло мерцало серебряное колечко на мизинце – единственная вещица, которую он попросил «на память». Они обменялись нехитрыми подарками: Маркус отдал Анне свои часы, а она простое серебряное кольцо, которое едва налезло ему на палец.

Крошечный сигнал тревоги появлялся крайне редко, что явно указывало на потрясающее самообладание и холодную голову. Когда он задумывался над чем-то, то всегда опускал глаза, его, например, раздражали любые разговоры на тему старости и справедливости, он забывался и выдавал гневные ядовитые тирады, что первое хуже нищеты, а второе давно выродилось, если вообще когда-либо было. Тогда Маркус, впервые заставил Анну взрогнуть от его голоса – резкого, желчного и глухого.