Возвращение в родные пенаты дочери поставило перед Клариссой новую цель – еще раз доказать свою состоятельность в качестве заботливой матери. Одного только не учла миссис Версдейл - у матерей, обычно, подобные мысли и не возникают, доказывать ничего не приходится: забота о детях, любого возраста, установлена в любящих сердцах по умолчанию.
Всего один раз Клариссе удалось вывести Анну на откровенный разговор. Чтобы дочка смогла облегчить ношу того, о чем молчит. Беседа состоялась стихийно, застав Анну в врасплох. Кларисса просто зашла в библиотеку, когда Анна в очередной раз, спрятавшись от мира, который обрек ее на самое трудное, что ей давалось – ожидание и перенеслась в мир, подвластный любому слову и душевному порыву всего одного заинтересованного лица – писателя.
В какое-то мгновение Анна просто осознала, что мать сидит в кресле, немного в стороне от ее поля зрения и от неожиданности вздрогнула.
- Мама! Ты меня напугала!
- Извини, милая. Сижу уже здесь несколько минут, любуюсь на тебя. Знаешь, Эни, - Кларисса воспользовалась моментом и пересела к Анне на кушетку, уложив ее ноги к себе на колени. – Я всегда поражалась твоей способности сосредотачиваться.
Не слишком осложняя себя откровенными разговорами ранее, Кларисса явно озадачила Анну своим стремлением восполнить этот пробел сейчас. Поэтому вместо успокаивающего психологического эффекта мать добилась лишь того, что Анна насторожилась.
По своему обыкновению, не глядя на реакцию собеседника Кларисса продолжила.
- Дорогая, тебе здесь хорошо? В Чепкроуте? Ты стала такой такой замкнутой.
«Не более чем раньше, да и ты мама не интересовалась часто… моей жизнью», - удивилась про себя Анна, но промолчала.
- Меня тревожит, что столь серьезные испытания, которые выпали на твою долю не находят выхода…, - Кларисса замялась, подыскивая слова. – Ты держишь все в себе. Я ведь все понимаю, дочка. Чтобы там не думали отец с дедом – я вижу, что ты испытываешь крайне сильные чувства к Дэ….э-э-э… Маркусу. Я не хочу тебе лишний раз пересказывать их мнение о его порядочности. И эта беда с рестораном...
«А то оно у тебя другое, мама», - с укоризной пронеслась мысль у Анны.
- Но произошедшее не исправить…
- Я и не хочу, - с комом в горле ответила дочь и опустила глаза.
- Да-да! Это я и хочу сказать, я поддерживаю тебя, это очень смело и мужественно для женщины, отказаться от мнений общественности и полностью положиться на слепое доверие к практически чужому человеку. К сожалению, я не сказала бы, что поступила бы так же, но речь не обо мне. Вообще, все наши мнения не имеют никакой ценности и мало чем тебе помогут, дорогая. Ты только знай, что можешь доверить мне все, даже то, что обычно я осуждала и не принимала.
- Спасибо, мама…, - вместо облегчения, на Анну накатило безразличие и желание в дальнейшем соприкасаться с окружением, как можно более поверхностно. Чувство разделенных переживаний приходит не посредством душевных разговоров, осознание его просто напутает в один прекрасный момент.
Понимая, что Анна не настроена на откровенный разговор, Кларисса поцеловала дочь в щеку, вздохнула и оставила ее наедине с миром, в котором все было расставлено по полочкам. Не зря Анна любила библиотеку с ее стройными рядами упорядоченных знаний и возможностей забыть на какое-то время о своей далекости от подобного идеала.
Анна погладила живот, малыш стих на несколько минут, чтобы снова толкнуться, словно пытаясь достучаться до сердца родной матери.
В конце месяца Чепкроут готовился к ярмарке сыра в Лондоне. Бен и Генри не вылазили из сыроварни, Кларисса с чаепитий у подруг, Анна была окончательно оставлена в покое и с каждым днем все больше погружалась в тоску.
Серж предложил ей хотя бы на пару дней вернуться в ее квартиру. Эта неожиданная просьба сопровождалась взглядом с такой мольбой, что у Анны защемило сердце.
Анна открыла рот, но тут же его закрыла и задумалась.
Она помнила тот день, когда вот точно так же в Чепкроут, неожиданно приехала Кейт и с белым лицом стала нести чушь про то, что ресторан закрывают и что у Сержа случится припадок, если уже не случился. Серж сидел в машине и напоминал мертвеца.
- Это бред! – ревел Серж, тряся бумагой у носа Кейт. – Нормы не нарушались, персонал проходит медицинский осмотр два раза в год!
Он вопросительно уставился на Кейт, как-будто та могла кивнуть и противная бумажка сгорит в его руках, от собственной абсурдности.
Но Кейт лишь покачала головой и из ее глаз полились слезы.
Эти мокрые свидетели обрушившейся беды лучше всяких печатей утверждали безысходность происходящего и будто уже омывали предстоящую трагедию.
Нахлынувшая ярость поразила Сержа до глубины души, но только когда уже несколько стульев были разбиты о близлежащие столы. Кейт сжалась в комок у барной стойки, закрыв уши руками и зажмурив глаза.
Когда она вернулась к реальности, ее руки крепко сжимали руль, а на горизонте виднелись очертания Чепкроута.
Серж тоже обещал приехать, чтобы поговорить сначала с Беном и Генри. Сразу выкладывать Анне всю правду было чревато последствиями. Кейт с облегчением вздохнула, когда увидела его машину около ворот Чепкроута. Он сидел за рулем и явно ждал ее, когда она поравняла свою машину с его – Серж повернул голову и едва заметно кивнул. От Кейт не укрылось то, в каком напряжении он находился, на скулах то и дело ходили желваки.
Бен был явно удивлен, когда выглянув в окно сыроварного зала увидел друзей своей внучки.
- Фрэнк, - окликнул он работника, который носил баллоны с молоком. – Найди Генри, пусть подойдет сюда! И давай по-быстрей!
Парень кивнул и мигом шмыгнул в дверь. Бенджамин поспешил выйти навстречу визитерам.
- Серж, Кейт, рад вас видеть. Анна в доме, наверное Элен помогает на кухне…
Бенджамин пожал руку Сержу и двумя руками, аккуратно руку Кейт.
- Мистер Версдейл, - Кейт кашлянула, чтобы прочистить срывающийся голос. – Мы бы хотели поговорить сначала с Вами. Случилось нечто…
Она замялась, явно подбирая слова. Ветер бросил прядь волос ей на лицо и Бен заметил, как дрожала ее рука, когда она отбросила ее обратно.
- В ресторане была неожиданная санитарная проверка, позавчера… - вмешался Серж.
Кейт опустила голову, уступая Сержу постыдное право сообщать плохие новости.
- И что? – Бен прищурился и сложил на груди руки.
- Ресторан сегодня опечатали, буквально час назад.
- Что значит «опечатали»? – недоуменно моргнул Бен. Стариковские глаза метнулись на Кейт.
- Закрыли! До повторной комиссии, через два дня. Нарушены санитарные нормы, на кухне нашли кишечную палочку.
- Да что вы такое несете? – голос Бена загрохотал и из окон сыроварни выглянули пара любопытствующих лиц.
- Да, мистер Версдейл, здесь явно какая-то ошибка. Сами понимаете Анна тщательно отбирала персонал и следила за соблюдением гигиены…, все работники проходили медицинское обследование два раза в год вместо положенного правилами одного,- Кейт бросилась в оправдания.
По мере того как она говорила ее глаза краснели, а голос становился все тише.
- Здесь явно какая-то ошибка, - подытожил Серж, обнимая Кейт, которая уже хлюпала носом.
Бен с тревогой посмотрел на дом, в котором находилась внучка еще ничего не подозревающая. Ему хорошо были известны проблемы, которые тянулись за решением санитарной комиссии: огромные штрафы и лишение права деятельности на длительный срок. Другими слова такая ситуация приравнивалась к разорению.
- Мы не знаем, как это сказать Анне. Я уже связалась с юристами. Они готовят независимую экспертизу, придется оспаривать решение в суде! – Кейт вырвалась из-под руки Сержа.
- Что тут происходит?
Из-за угла сыроварни вышел Генри, он возился с ремонтом доильного аппарата и его руки были перемазаны какой-то черной дрянью.
Вкратце описав Генри ситуацию, все четверо на какое-то время умолкли. То и дело один кто-нибудь кидал встревоженный взгляд на дом.
- В любом случае Анна узнает и лучше это мы расскажем ей. Тянуть бессмысленно. Учитывая ее положение…, - решил Генри.
Серж видел, как сильно переживал отец за свою дочь, на деда вообще было больно смотреть. Старик пытался храбриться и уже подвязался найти лучших адвокатов, но с каждой минутой горбился все больше и больше под тяжестью свалившейся проблемы. Из оцепенения их вывел Оди. Он наскочил на гостей с заливистым лаем и упорно стал приставать к своему благодетелю Сержу, выписывая невероятные пируэты в воздухе. Ему хотелось пастилы, а всем остальным удавиться.