— Да, это основной постулат, исходя из которого я строил Пульт. Но я не чувствовал обратного перехода. Я вообще не почувствовал, как меня стало больше или меньше, чем было до этого. Я помню, как бежал из клиники, помню, как нашел мать, как стрелял в отца. Мы вообще перенеслись или все эти воспоминания Кости лишь мой бред?

— Безусловно, перенеслись. Ты ведь помнишь, как отец стрелял в тебя?

— Помню, — кивнул Мэлор.

— Вот тебе и доказательство. Костя Бирюлев такого знать не мог.

— Но когда ты успел собрать в блоке КЕА-3 протокол TOU-23-1?

— Как когда? Я строил его параллельно со строительством Пульта, — ответил Эд и сел на нары. — Кто-то должен был позаботиться о нашей безопасности.

— Ясно, — кивнул Мэлор. — Расскажешь, как работает протокол?

— А ты расскажешь мне об устройстве Пульта? — вопросом на вопрос ответил Эд.

— А то ты не знаешь?

— Откуда? Ты ведь ничего не знаешь о моей «Амброзии»?

— Гм… это название твоего протокола переноса личности? — улыбнулся Мэлор. — Довольно прямолинейно. Нет, не знаю.

— Вот и твой Пульт для меня загадка, — ответил Эд. — Я, конечно, знаю принцип его действия и возможности, но создать подобный никогда не смогу.

— Подожди, а почему тогда я никогда не видел в пульте твоих «вставок»?

— Так все и работает, Мэлор, — развел руками Эд.

— Но ты видел Пульт. Ты знал, что я строю. Как ты можешь утверждать, что не знаешь, как он устроен?

— Мэл, опомнись, я по-прежнему ты, и я понятия не имею, почему ты в тайне сам от себя строил «машину переноса личности».

— Ясно, — Мэлор вновь сел на койку. — И что мы теперь будем делать? Пульт готов к запуску. Мы можем начать в любой момент. Но сами мы застряли в этом теле.

— Разве это плохо?

— А то! За два убийства нас точно посадят в психушку пожизненно. А там нас будут колоть химией, и через пару месяцев мы превратимся в овощ. И никому не будет дела, что убийства совершили параллельные мы, которые, теперь, кстати, тоже мы.

— Угу, а точнее, ты.

— Вот именно! Боже! Как меня много, — вздохнул Мэлор. — Слушай, а когда я стрелял в отца, это был я, или параллельный я?

— А тебе принципиально?

— Не знаю, — пожал плечами Мэлор. — Я теперешний, наверное, не смог бы убить отца. Хотя считаю: он получил по заслугам.

— Вот и не вспоминай, предлагаю обсудить наше переселение через Пульт в тело следователя Чижикова, — хитро прищурившись произнес Эд.

— Переселение? В Чижикова? А почему именно в него?

— Вообще не принципиально в кого, но думаю, с ним будет проще всего использовать Пульт. Нам нужен физический контакт между пультом и Чижиковым.

— А это обязательное условие? — удивился Мэлор.

— Да. Реципиент должен иметь контакт с Пультом. Второе обязательное условие — выброс накопленной энергии. Как только мы уговорим Евгения взять Пульт в руки, ты активируешь его и перенесешь нас, а дальше дело техники.

— И все-таки Чижиков? Он мне симпатичен!

— Вот именно! — всплеснул руками Эд. — Значит, у вас схожий волновой контур. Не забывай, у Чижикова высокий интеллект, и он одинок.

— Я так понимаю, он подходит по всем статьям? — вздохнул Мэлор.

— Кроме возраста, но это мелочи. Главное сейчас, выбраться отсюда. А там мы сориентируемся. Я пока начну настройку Пульта на Евгения.

— Как такое возможно?

— Я запомнил основные характеристики его биополя. Ты себе голову не забивай этим. Все будет хорошо, попользуемся его телом, пока не найдем подходящее, и опустим.

Из Внуково Чижиков возвращался расстроенным. Ему не удалось обнаружить Пульт в том месте, на которое указывали дневники. Скорее всего, Пульта никогда не существовало, но верить в это Евгению не хотелось. Мэлор должен был приступить к разработке концептуальной модели. Хотя каким образом он мог это осуществить, Чижиков затруднялся даже предположить.

Вся поездка во Внуково и обратно, с остановкой на обед в придорожном кафе, заняла чуть больше шести часов. После обеда Чижиков позвонил Валере Иванову и узнал последние новости по делу. На работу он попал только в начале третьего и сразу направился с докладом к подполковнику Козлову.

— Разрешите, товарищ подполковник! — произнес Чижиков, заглянув в кабинет.

Козлов стоял у окна и поливал цветы из маленькой зеленой пластмассовой лейки.

— О! Николаевич, ты уже приехал!? — удивился Александр Сергеевич и поставил лейку на подоконник. — Быстро ты. Ну давай, проходи, присаживайся, докладывай, что там у тебя с делом Егорова. Я в общих чертах в курсе событий, но хочется узнать подробности из первых уст. Чаю, хочешь?

— Нет, спасибо, чай не буду, — Евгений не собирался задерживаться у Козлова, его мысли крутились вокруг Пульта. — По Егорову ситуация следующая, начну по порядку. Четвертого июня девяносто шестого года Егоров Алексей Анатольевич убивает свою супругу Октябрину Ивановну. Рядом с телом обнаружено орудие убийства — топор, завернутый в целлофановый пакет. Экспертам удалось обнаружить волос на орудии убийства. Согласно результатам экспертизы, ДНК принадлежит Егорову старшему. Мотивы убийства, полагаю, ревность и нежелание делить бизнес с супругой. Мои ребята изучили дело об исчезновении Егоровой Октябрины Ивановны, там есть сведения о ее любовнике, некоем Игоре, приехавшем из Сибири. Кстати, именно поэтому ее тогда и не объявили в розыск. Решили, она сбежала с любовником. Как вы знаете, у Октябрины и Алексея был сын от первого брака Мэлор. У парня с самого детства наблюдались проблемы с психическим здоровьем. Врачи говорят, Мэлор страдал диссоциативным расстройством идентичности и еще целой кучей всевозможных психических отклонений. В клинике я обнаружил его дневники, из которых можно сделать вывод, что в теле Мэлора сосуществовало две разных личности: сам Мэлор и некто Эд. Так вот часть дневников вел Мэлор, а часть Эд. Вечер гибели Октябрины Егоровой в дневниках описывает как раз Эд. Из дневников становится ясно, что мальчик стал свидетелем того, как отец закапывает нечто под кустом рябины. Видимо, тогда что-то перегорело в голове у парня, и он окончательно выпал из реальности. Девятнадцать лет спустя это что-то частично восстановилось, и Мэлор смог сложить два плюс два. В дневнике, написанном Егоровым младшим в две тысячи пятнадцатом году перед самым побегом, очень много записей о тайне на заднем дворе дома и записи принадлежат именно Мэлору. Полагаю, сбежав из клиники, он направился во Внуково, где и столкнулся с отцом. Возможно, их встреча была случайной, или Егоров старший, узнав о побеге сына, догадался, куда тот направляется. Так или иначе, но они встретились, и Алексей Анатольевич Егоров убил сына из травматического пистолета «Оса». Он выстрелил ему в грудь, в результате чего произошла остановка сердца. Эксперты нашли следы его ДНК и на пистолете.

Рассказ Чижикова прервала трель телефонного аппарата.

— Обожди, Евгений Николаевич, — Козлов пододвинулся к столу и снял трубку. — Але? … Да! … Давай я тебе перезвоню. Добро, до связи!

Положив трубку на аппарат, Александр Сергеевич посмотрел на Чижикова и сказал:

— Слушай, пока мне все понятно. Собственно говоря, я это знал из доклада Валеры Иванова. Ты лучше расскажи про то, каким образом в нашей кутузке оказался застреленный год назад человек.

— А вот тут и начинается клиническая часть рассказа, — произнес Евгений и почувствовал, что в горле пересохло. — Можно водички?

— Чудак человек, я ж тебе чай предлагал!

— Нет, я лучше воды.

— Так пей, не жалко, — Козлов кивнул на графин, стоящий на столе.

Чижиков налил стакан воды, отхлебнул несколько глотков и продолжил:

— Так вот. Я уже упоминал о дневниках. Эд и Мэлор хранили их в небольшом тайнике под полом в палате. Два месяца спустя после побега Егорова в палату на его место положили пациента с полной потерей личности. В больнице ему дали имя «Иван Петров». И, судя по всему, он нашел дневники Эда и Мэлора. Другого объяснения быть не может. Начитавшись дневников он стал ассоциировать себя с автором, а в нашем случае авторами дневников.

— Сразу обоим стал подражать? — удивился подполковник.

— Так точно, я узнавал у врачей, такое возможно, хотя и звучит невероятно. Они, кстати, ждут не дождутся, когда мы вернем им пациента.