Утром я вышел на улицу безмерно счастливым, с верой, что теперь моя жизнь изменится. Как я тогда ошибался! Отец категорически отказал мне в праве взять для себя самку в дом. Для него я был обузой, и он не собирался содержать ещё и мою самку. В тот момент, я его почти возненавидел и поклялся себе сделать всё, чтобы как можно скорее стать самостоятельным. Движимый сильнейшим стимулом, я досрочно окончил обучение в Храме Знаний и устроился младшим советником, третьего советника императора. А сам факт, что мне удалось подобное в столь юном возрасте, заставил отца пересмотреть своё отношение ко мне. Ведь его любимчик Эстор, ещё три года должен был проходить обучение в Храме. Отношения с отцом стали не столь напряжёнными, появился даже намёк на родственные чувства с его стороны. Ведь я, несмотря ни на что, всё равно любил его.

Беда случилась неожиданно. Вседозволенность и поощряемая отцом агрессия сыграли с братом злую шутку. Он переступил черту и нарушил один из основных законов нашей империи — не потреблять в пищу разумных. До императора данная история дошла без подробностей, и, защищая любимого сына, отец взял всю вину на себя. Ему поверили. И будучи от природы невообразимо гордым, он выбрал казнь взамен позорного заключения. Для всей нашей семьи это был тяжелейший удар. Мы знали истину, но повинуясь воле главы семьи, молчали.

Для меня это был переломный момент. Вместе со смертью отца, я лишился не только своего кумира, но и брата. Его жестокость и глупость стали причиной преступления, а трусость — причиной смерти отца. Каждый эр знает наказание за нарушения данного закона, и я понимал, чем Эстору грозит признание, но всё равно считал, он был обязан это сделать. Нужно уметь отвечать за свои поступки. Он же смолчал. Тогда и пришло ко мне прозрение. Мой брат оказался просто агрессивным, жестоким и избалованным мальчишкой, не желающим нести какой-либо ответственности за то, что творит. Конечно, ведь отец всегда решал создаваемые им проблемы, глупо полагая, что придёт день, когда он повзрослеет. Любовь, которую я питал к нему, никуда не ушла, она под гнётом горечи и разочарования, трансформировалась в нежелание видеть его когда-либо, почти ненависть. По началу мои слова и поведение Эстор посчитал временной блажью. Но даже когда понял, что это навсегда, не стал делать из этого трагедию.

Случившееся заставило его, конечно, повзрослеть и начать думать прежде, чем что-то делать, но раскаяния я так и не увидел. С тех пор наши пути разошлись. Как бы сильно я не злился на брата, но и свою вину ощущал. Если бы я больше уделял времени жизни брата, возможно, смог бы предотвратить трагедию. Я же был занят исключительно собой. Решал свои проблемы, которых и вовсе не было бы, будь я по жизни чуть злее и напористей. Не будь я сплошным разочарованием для отца. Захотелось кардинально изменить и себя, и свою жизнь. Тогда-то я записался в ряды Императорской Космической Армии. Режим был адовым, и хочешь не хочешь ожесточишься. Упорства и рвения мне было не занимать, потому я быстро поднимался по карьерной лестнице. И к пятидесяти дослужился до сеттиара, звание было эквивалентно генералу в Федерации.

И вот, наконец, жизнь преподнесла мне подарок, о котором я смел разве что мечтать — Лику. Наверное, каждый эр мечтает встретить инопланетянку, на которую у него сработает инстинкт к спариванию. Ведь если самочка не будет эрисой, она не сможет чуть ли не ежедневно изводить требованиями. Женщины иных рас были бесправны в нашей империи. К сожалению, некоторые слишком буквально воспринимали данный факт и превращали подобные подарки судьбы в настоящих рабынь. Калечили их психику и ломали волю. А потом недоумевали, почему вместо шикарной самки, которую они когда-то встретили, они видят забитое, порой полубезумное существо.

Мне подобного было не нужно. Да, я хотел видеть Лику своей. Матерью моего потомства. Но мне хотелось, чтобы она сама приняла это, привыкла ко мне и отвечала моим желаниям. Потому я водил её в город, знакомил с планетой, а не тащил прямиком в спальню после посещения врача. Да я ей даже её контрацептивный чип оставил! Как некий сдерживающий для себя фактор. Если я потеряю контроль и наброшусь на неё, то желаемого зачатия не произойдёт, а отношения будут безвозвратно испорчены. А сдерживаться было мучительно тяжело. Я правильно сказал тогда Лике, в нас очень сильны животные инстинкты. По крайней мере у эров. А все мои инстинкты требовали сделать Лику своей. Пометить её своим запахом, наполнить чрево семенем. Чтобы каждый знал, она — моя. Но землянка не поймёт. Она возненавидит меня, если я подчинюсь своей жажде обладания ею.

Мне казалось, я на верном пути. Лика начала потихоньку успокаиваться. Начала проявлять интерес к нашему миру. И я был уверен, у меня получится. Все моменты, которые могут шокировать непосвященных, я собирался раскрывать постепенно.

И вот — появился Эстор, уничтожив мои стремления на корню. Похоже, ему было мало того, что он развалил нашу семью, искалечив жизнь самкам отца, в числе которых была наша мать, которая теперь живёт одинокой затворницей. Он захотел и мне основательно нагадить. Неужели когда-то я считал его своим кумиром? Где был мой разум?

— Только попробуй ещё раз приблизиться к ней, — прорычал я в лицо Эстора, — я не посмотрю, что ты мой брат.

— И что ты мне сделаешь? — насмешливо фыркнул он.

— Лучше тебе не знать. Поверь, я сильно изменился за эти годы.

Внутри клокотала ярость. Мне с трудом удавалось сдерживать себя. Безумно хотелось спустить с цепи внутреннего зверя и разорвать Эстора на части. Он всё испортил! И теперь наслаждается результатом своих действий. Скотина! И если я кипел от негодования, то брат был совершенно расслаблен. Даже его хвост выдавал его спокойствие, лениво извиваясь за спиной. Это лишь усиливало мою злость. Надо было уходить. Немедленно. Пока не вышло беды. Не стоит пугать Лику ещё больше, подтверждая нашу жестокость и кровожадность. Она и так в ужасе.

— Я тебя предупредил, — бросил я напоследок, разворачиваясь к таксошару, где находилась Лика.

Когда я сел в кресло, она отодвинулась и уставилась в окно невидящим взглядом. Надо было хоть что-то сказать, но в голову не приходило ни единой дельной мысли.

— Лика… — начал я.

— Ничего не говори, — тусклым голосом сказала она, — хочу в свою комнату.

И всё. За время полёта землянка не издала ни одного звука. Мне не нравилось её состояние. В воздухе мне чудилась какая-то обречённость. Словно Лика потеряла к жизни интерес. Оставалось надеяться, что это всего лишь шок. Отдохнёт и придёт в себя. Тогда мы сможем поговорить, и я объясню ей, что всё далеко не так страшно, как говорил Эстор. Ведь я в самом деле хотел видеть рядом жизнерадостную самочку, которая будет любить наших детей.