В назначенный день мы встретились с Раисой Андреевной у ворот кладбища. Долго искали могилу отца. Когда нашли, положили на неё живые цветы, постояли немного, и Раиса спросила, обращаясь к моей матери:

— Ты решилась рассказать мне, что Жанна моя дочь?

Мама посмотрела на меня, посчитав, что я рассказала ей правду.

— Жанна здесь не причём, — спокойно произнесла Раиса Андреевна, заметив её взгляд, — я хорошо рассмотрела её, когда она навещала отца у меня в квартире. У нас слишком много одинакового. Посмотри на форму наших ушей, таких ни у кого нет. Только у нас с ней. Пальцы рук одинаково кривые.

Мама перебила её:

— Не надо больше никаких сравнений. Я действительно решила рассказать правду о рождении Жанны у могилы её отца. Я собиралась это сделать при его жизни, узнав об его болезни за день до смерти, но не успела. Рая, не заставляй меня оправдываться. Забирая Жанну из роддома, я считала, что спасаю её от сиротства. Я же не знала, что ты передумала отказываться от дочери, и за ней возвращалась. Поверь, мне было нелегко решиться взять на воспитание дочь соперницы. Тогда я уговорила себя, что ребёнок при живом отце не должен оставаться круглой сиротой. Да она и любила его больше, чем меня, словно чувствовала, кто из родителей ей родной.

Раиса подошла ко мне, обняла за плечи и спросила:

— Ну, и как мы теперь будем тебя делить?

— Можете поперёк, можете вдоль, — грустно отшутилась я. — Главное — не ссорьтесь. Я вас обеих буду любить, к обеим буду ходить в гости и приглашать в гости к себе. Годится?

— Годится, — поочередно произнесли мои матери.

— Слышишь, Сергей, — произнесла Раиса, глядя на могилу, — я нашла свою девочку. Жанна — наша с тобой дочка.

Мы отправились в обратный путь.

— Мама, ты забыла положить на могилу отца цветы, произнесла я, заметив их в её руке.

— Я положила часть цветов, — ответила она. — Это цветы для другого человечка. Давайте свернём сюда.

Мы пошли за ней. Она подвела нас к маленькой могилке. На ней лежали искусственные цветы и игрушки.

— Здесь похоронена моя дочь, — тихо произнесла мама. — Моим родителям разрешили забрать её из роддома и похоронить.

— Ты столько лет оплакиваешь её одна? — спросила Раиса.

— Одна, — горестно ответила мама. — Я со всеми своими бедами справлялась в одиночку. Растила дочь Сергея, но сам он мне не принадлежал, потому что любил другую женщину. Потеряла собственную дочь, но сказать мужу о своём горе не могла. Так и жила в аду. Даже вдовой его стала не я.

Домой мы возвращались молча. С этого дня я решила жить в своей квартире и предоставить возможность моим матерям каждой у себя дома наедине с собой оплакивать смерть отца. Мне тоже хотелось остаться одной и дать волю своим слезам, которые в любой момент были готовы потоком вырваться наружу. Моя душа сжалась от горя в комочек и страдала. Я чувствовала этот комочек где-то за грудиной рядом с сердцем.

Приехав к себе домой, я приняла душ и бухнулась в постель, чувствуя себя совершенно разбитой и несчастной. Часа через два я заснула и даже видела какой-то сон, но звонок домофона разбудил меня. Я посмотрела на часы, было двенадцать часов ночи.

— Кто это может быть в такое время? — с тревогой подумала я, но вставать не стала.

Звонок повторился более настойчиво. Я нехотя поднялась, сняла трубку и произнесла:

— Слушаю вас.

— Жанна, — услышала я голос Олега, — открой, пожалуйста.

— Неожиданный визит, да ещё в такое позднее время! — возмутилась я.

— В другое время тебя невозможно поймать. Открой, не дури!

Конфликтовать мне не хотелось, и я впустила его. Пока Никитин поднимался на мой этаж, я быстро переоделась в бриджи, футболку и пошла открывать входную дверь.

— Наконец-то я тебя застал, — произнёс Олег, обхватив меня руками. — Что случилось? Почему ты меня избегаешь?

Я высвободилась из его рук и предложила:

— Раздевайся и проходи.

Он снял куртку, туфли, надел тапочки, вошёл в комнату и сел в кресло. Я бухнулась в кресло напротив.

— Ну, что ты молчишь? Ты же понимаешь, что я не хочу тебя потерять.

— Я так устала от того, что произошло со мной в фирме, что мне захотелось отрешиться от всего и от всех, напоминающих мне о ней.

— Жанна, нельзя быть такой слабой. Меня тоже достала эта фирма. Я знаю, что дело о нашем с Антоном отравлении продолжают расследовать, а точнее фальсифицировать данные по нему.

— Да? — удивилась я. — А Вера сказала, что её больше не беспокоили по этому делу.

— Её не беспокоят только потому, что мы с Антоном бьёмся за неё. Наши заявления не захотели нам вернуть.

— Но почему? Ведь у вас есть право простить ответчика и забрать заявление из суда и милиции.

— Уверен, что моему отцу и матери Антона эта причина известна. Чувствую, что они чем-то напуганы и пытаются склонить нас с Антоном дать показания против Веры. Но, Жанна, я собственными руками брал ту злосчастную бутылку из рук девушки, вытащившей её из сумочки. Я писал об этом в своём заявлении. Тем не менее, девушек оправдали. А вину пытаются свалить на Веру.

— Не могу больше об этом думать и говорить! — разозлилась я. — Давай сменим тему. Мне сейчас не до этого.

— Что-то случилось?

— Случилось. У меня умер папа, и я опять потеряла работу.

Он подошёл ко мне, приподнял за талию, сам сел в моё кресло, посадил меня себе на колени. Прижал к груди и стал гладить по голове.

— Прости, я не знал, сочувствую твоему горю.

Мы долго сидели так, а он всё гладил меня по голове, спине, рукам. Мне стало легче, тепло разлилось по всему телу.

— Хочешь чаю?

— С удовольствием выпью из твоих рук даже яд, — пошутил он.

Я вскипятила чай, достала печенье, конфеты.

— Извини, к бутербродам ничего нет, я давно не живу в этой квартире.

— Ну, уж это-то мне известно! — с иронией произнёс Никитин.

— Удивительно, я первый раз за последние два с половиной месяца приехала домой, а ты сразу же меня здесь обнаружил.

— Мы тебя вдвоём с тёткой моей матери отлавливали. Она заметила вечером в окнах твоей квартиры свет и позвонила мне. Вот я и нёсся к тебе на «всех парусах», невзирая на позднее время.

— Ах, вот как! Значит теперь я у неё под колпаком? Ты ей показал окна моей квартиры. Хорошо, хоть в лицо она меня не знает.

— Знает, знает, даже не сомневайся.

— Откуда?

— Она засекла нас с тобой, когда мы болтали у фонтана. Лучше расскажи, почему ты потеряла последнюю работу.

Когда я рассказала Олегу о невыносимых условиях своего труда и странностях директора, он возмутился:

— Фу, что за удовольствие облизывать всех женщин подряд?!

— Жанна, мы с Антоном собирались тоже уволиться, начать своё дело совместно с тобой и Верой. Но нам не отдали трудовые книжки. Родители посоветовали не конфликтовать и забрать заявления об увольнении. Их явно чем-то шантажируют. Отец плохо выглядит, мать Антона тоже ходит сама не своя. Получается, что мы заложники какого-то дела. Непонятно, почему Веру обвинили в преступлении, но в заложниках не оставили, а наоборот уволили с работы принудительно.

Болтали мы до самого утра, а точнее до пяти часов.

— Давай поспим хоть один часок, — сонным голосом произнёс Олег. — Можно я прилягу на край дивана рядышком с тобой?

— Приляг, — впервые разрешила я.

Я легла вплотную к стене, здорово сомневаясь, что Никитин, находясь рядом со мной на одном диване, заснёт. Но он мгновенно отключился и стал похрапывать. Заснула и я.

— В семь часов утра прозвучал сигнал будильника в мобильном телефоне Олега. Он подскочил и попросил сварить ему кофе. Когда он вышел из квартиры и отправился на работу, я снова завалилась в постель и проспала до трёх часов дня. В этот день я не стала заниматься поиском работы, решила просто отдохнуть. Вечером, без всякого предупреждения, явился Олег. В руках у него были полные сумки с продуктами.

— Извини, что без приглашения, я не мог безработного человека оставить голодными.