Глава 11
Мои ноги плохо слушались меня. Я кое-как вышла во двор, села на скамейку, пытаясь осмыслить всё услышанное от отца. Мне хотелось орать изо всех сил от горя.
— Подумать только, отец всю жизнь любил мою настоящую мать, жил с нелюбимой женщиной и умирать вернулся к моей биологической матери. Неужели он так до самой смерти и не узнает, что меня родила его любимая женщина? — в отчаянии думала я. — А он, стараясь сохранить семью, жил с нелюбимой женой, воспитывающей его дочь, рождённую любимой женщиной.
Сердце рвалось на части. Мне было жалко маму, Раису, отца и себя. Обвинять кого-либо в сложившейся ситуации было бессмысленно.
— Как мне поступить? — мучилась я. — Должна ли я рассказать маме о том, что видела в больнице отца или нет? Нужно ли ей знать о его болезни? Нет, лучше я промолчу, чтобы ей не захотелось посетить его. От этого папе будет только хуже.
Я встала со скамейки и пошла на остановку. Не помню, как добралась домой и легла в постель. Тяжёлые мысли о скорой кончине отца одолевали меня. Я долго лежала, уставившись глазами в потолок, пока не заснула.
Утром я мысленно поблагодарила финдиректора за то, что он отправлял меня навещать его сына в больнице. Теперь мне не надо было отпрашиваться, чтобы встретиться с отцом, я решила, что буду заходить к ним обоим.
В среду я сама подошла к финансовому директору и попросила отпустить меня к Олегу. Он очень удивился моей просьбе и отпустил. По дороге я купила фруктов для Олега и папы в разные пакеты и отправилась в больницу. Никитин меня уже ожидал в коридоре, нетерпеливо «нарезая» круги по нему.
— Всё ясно, — поняла я, — папочка уже доложил о моём рвении к его сыночку.
Увидев меня, он быстро пошёл навстречу.
— Привет, — сказала я и чмокнула его в щёчку.
— Привет, — восторженно ответил Никитин, взяв мою свободную ладонь в свои руки. — Давай посидим в фойе, а то Антон не даст нам нормально пообщаться.
Мы прошли в фойе и сели рядышком на стулья. Олег начал проявлять ко мне нежность, целовать руки, обнимать за плечи, гладить по волосам, смотреть в глаза влюблённым взглядом. Надо сказать, что у него это получалось хорошо. И я почувствовала тёплое, приятное волнение в области сердца. Спустя какое-то время моя голова безвольно лежала у него на плече. А он что-то говорил и говорил. Его голос успокаивал меня, но смысл слов не запоминался. Вскоре я встрепенулась и сказала, что мне надо уходить.
— Пойдём, я провожу тебя до палаты, — предложила я в надежде, что на обратном пути сразу же зайду к отцу.
— Нет, лучше я тебя провожу, — заупрямился он.
— Ну, хорошо, — согласилась я, отдала ему пакет с фруктами и пошла с ним к выходу.
Мы обнялись и попрощались. Я завернула за угол. Постояла немного и вернулась в фойе. Убедившись в том, что Олег ушёл в свою палату, шмыгнула в отделение к отцу. Он был рад меня видеть.
— Завтра меня выписывают домой, — сообщил он, — мы больше с тобой не увидимся.
— Почему? Неужели твоя супруга не пустит меня в свою квартиру, навестить тебя?
— Я не хочу её беспокоить твоим приходом. Поэтому не стану просить об этом.
— Давай я сама договорюсь с ней, — предложила я.
— Не надо, Жанночка. Ей и так тяжело со мной возиться. Боюсь, что она откажется от меня, если ты будешь ко мне приходить. Слишком много горя я ей причинил. Не нужны ей никакие напоминания о моей бывшей семье.
Отец смотрел на меня, словно прощался навсегда, и искал в моих глазах понимания, сказанных им слов.
— Иди домой и не переживай обо мне, — попросил он.
Я обняла его и, глотая слёзы, попросила:
— Ты тоже обо мне не переживай, папа. Я люблю тебя. Звони мне хоть иногда.
Выйдя в коридор, я отправилась к сестринскому посту, в надежде расспросить медсестру о состоянии отца или попросить её вызвать врача для разговора. Медсестры не было. На столе лежала стопка историй болезни.
— Алмазов Сергей Фёдорович, — прочитала я фамилию на верхней истории болезни.
Затем скользнула взглядом на строчку ниже. Там был указан адрес его места жительства. Быстро выхватив листок из коробочки, стоящей на столе, и карандаш, я записала адрес, положила карандаш на место и направилась к выходу. Слёзы всё ещё душили меня. Я вышла на улицу и подставила лицо под мелкий моросящий дождь.
Надо было успокоиться и жить дальше.
Неизлечимая болезнь моего отца стала ещё одним, невыносимо тяжёлым «сюрпризом» для меня.
— Зато, — засмеялась я сквозь слёзы, — у меня две матери, которые «рвали моего отца на части от великой любви». Раисе не хватило мужества прогнать его от себя к законной жене. А матери не хотелось отпустить отца к любимой женщине. Папа, как сказал он сам, всю жизнь был трусом. И не сделал свой выбор в пользу любви. Любовь нельзя предавать! Сегодня он, практически, запретил нам с мамой даже проводить его в последний путь после его смерти.
— Не получится, папа! Я ещё повоюю за право навещать тебя и проститься последний раз.
Теперь уже я караулила Раису рядом с её подъездом после работы. Она появилась, словно тень, тихая сгорбившаяся, неся в руке пакет.
— Здравствуйте, — сказала я, шагнув ей навстречу.
— Жанна? — удивилась она. — Ты меня ждёшь?
— Вас. Мне надо с вами поговорить.
— Пойдём ко мне, — пригласила Раиса.
— Я не знаю вашего отчества, — призналась я по пути к её квартире.
— Андреевна я.
Мы поднялись по лестнице на второй этаж. Раиса Андреевна открыла входную дверь и пропустила меня внутрь.
— Садись на диван, я сейчас, — сказала она и понесла пакет в кухню.
Вернувшись, села в кресло и спросила:
— Что тебя привело ко мне?
Я рассказала честно, что навещала сотрудника в больнице и увидела, как она зашла в палату другого отделения. Заглянула в ту палату и обнаружила в ней отца. А сейчас пришла просить её разрешения навещать отца после его выписки.
— Приходи, когда захочешь.
— Раиса Андреевна, он не разрешил мне приходить к вам, чтобы не расстраивать вас. Я не хочу, чтобы он узнал о том, что я приходила к вам. Предложите ему сами, позвонить мне и пригласить в гости.
— Хорошо, — согласилась она. — Но и ты пообещай мне, что когда-нибудь согласишься на проведение анализа ДНК.
— Когда-нибудь соглашусь, — подтвердила я. — Сейчас для нас главное — здоровье отца.
— Выпьешь со мной чаю?
— С удовольствием, — согласилась я, желая потянуть время, и как следует рассмотреть свою настоящую мать.
Она ушла в кухню, а я стала рассматривать комнату, в которой находилась. На полке серванта я заметила фотографию в стеклянной полукруглой рамке. На ней были изображены отец и Раиса Андреевна. Причём не в нынешнем возрасте и не в совсем молодом. Им было, лет по тридцать пять, что свидетельствовало об их никогда не прекращающихся отношениях. Квартира была чистой, ухоженной, но не имела ценной мебели, добротной отделки и приличных штор. Следов пребывания её сына и его фотографий в квартире тоже не было видно.
Вскоре Раиса Андреевна принесла поднос со сладостями и поставила их на журнальный столик. Следом принесла чашки с чаем. За столом мы разговорились, как старые знакомые. Многое узнали друг о друге, о работе, пристрастиях в еде… Она рассказала мне о том, что сообщил ей лечащий врач о здоровье папы. Слёзы навернулись на наших глазах.
— Крепись, девочка. Никогда не плач в присутствии отца. От этого ему будет только тяжелее.
— Ну, мне пора, — сказала я, посмотрев на часы, висящие на стене.
Поблагодарив хозяйку за чай, за разрешение посещать отца в её квартире, я поехала домой.
Через два дня папа сам позвонил мне:
— Раиса Андреевна, женщина, с которой я сейчас живу, сама великодушно предложила мне связаться с тобой по телефону и попросить навещать меня. Она всё понимает, добрейшей души человек.
До отъезда в очередную командировку я дважды приезжала к отцу после работы и подолгу разговаривала с ним. К разговору присоединялась и Раиса Андреевна. Втроём мы пили чай в тёплой домашней атмосфере. Когда я была у него последний раз, она спросила:
— Жанночка, не могла бы ты пожить недельку у нас. Мне необходимо уехать по делам в другой город. Не хочется твоего папу оставлять одного без присмотра.
— К сожалению, мне тоже предстоит уехать в командировку. Я только что хотела сказать вам об этом и предупредить, чтобы вы меня не теряли. Я буду звонить тебе, папа.