4
— Здравствуй, Петра, — говорит полицейский.
— Петри. Ее зовут Петри! — огрызается Зизи, вставая между мной и офицером. — Сколько еще раз я должна вам повторить? Вы могли, по крайней мере, узнать правильное имя моей дочери, если вы собирались приехать сюда, размахивая вашей дубинкой, как гигантским…
— Мы можем войти внутрь? — кричу я, перебивая ее. Это достаточно неловко, и занавески дома номер три уже дергаются.
— Что я говорила тебе о стыде, Петри? — Зизи направила свой гнев на меня.
— Что это патриархальное орудие самоистязания. Но давай…
— На самом деле, Петри, я бы хотел, чтобы ты пошла с нами, — говорит полицейский.
Женщина-полицейский появляется в дверях позади него. Ее улыбка не отражается в глазах.
— Вы действительно думаете, что можете так просто прийти и арестовать мою дочь без всяких оснований? Что конкретно она сделала? — Зизи подошла и встала рядом со мной, положив руку мне на плечо. Хотела бы я, чтобы это проявление материнской заботы было только ради успокоения копов. Потому что я знаю, что, когда мы останемся одни, никакой поддержки не будет и в помине. Сейчас я не знаю, что будет хуже: быть арестованной, или выслушивать неизбежную лекцию от Зизи.
— Наверное, нам лучше поговорить об этом в участке, миссис Куинн.
— Мисс Куинн. Мисс! — говорит Зизи. — И вы, наверное, считаете, что имеете дело с идиоткой, детектив Ли, но я директор международной компании, поэтому вы не можете просто…
— Да, мисс Куинн, — перебивает он, произнося «мисс», будто издеваясь. — У нас есть доступ к вашим файлам. Креативный директор УайтИнк, создателя Глазури. Уверен, это очень впечатляет, но речь идет о вашей дочери. Сейчас она может пройти вместе с нами на допрос, или же, как бы банально это не звучало, мы можем арестовать ее и утащить в наручниках.
— У вас есть ордер? — спрашивает Зизи, а ее ногти впиваются мне в плечо. Она действительно испугалась, да и я тоже. Думала, мне сделают выговор, или, в крайнем случае, предупреждение, но если им выдали ордера…
Глаза полицейского забегали по виртуальному пространству, но быстро вернулись в реальность.
— Только что получил.
— Нам не стоило приспосабливать Глазурь под полицейские нужды. — Говорит Зизи, встряхнув головой. — Я предупреждала Макса, что это будет использовано для нарушения прав граждан. И посмотрите, насколько я оказалась права.
— Мы благодарны вам за ваш вклад в Столичную полицейскую службу, мисс Куинн. А сейчас, Петри, тебе стоит пройти с нами. — Он указал на черную машину, припаркованную перед нашей подъездной дорожкой.
— Одна она никуда не пойдет. Она еще несовершеннолетняя, вы в курсе? Поэтому я буду присутствовать на допросе. Я знаю наши права.
— Конечно, все знают свои права. Все всё знают, — вздохнул он и еще раз указал на машину. — Так мы идем?
— Мне нужно взять пальто, — отвечает Зизи и бросается в дом. Когда она вернулась через несколько минут, на ней был зеленый военный пиджак. Тот самый, который она одевает, когда хочет показать солидарность с низшими слоями общества — великолепно!
Голова поникла, мои ноги почти волочатся по земле, и я спускаюсь к ожидающему меня транспорту. Почему я не сдалась, вместо того, чтобы мчаться по крышам с каким-то чудаком?
Детектив Ли открывает для меня дверь, и, положив руку мне на голову, осторожно подталкивает меня внутрь. Мне в лицо ударяет запах новой машины, я говорю о спреях, которыми производители обрабатывают машины изнутри перед тем, как спустить их с конвейера. Запах торговой марки, как говорят. Так же как супермаркеты накачивают через кондиционеры запах только что выпеченного хлеба. Все делается, чтобы мы чувствовали себя лучше.
Не думаю, что когда-либо чувствовала себя хуже.
Зизи вскользнула за мной, детектив Ли и женщина-полицейский сели спереди. Двери захлопываются, и машина трогается. Сквозь тонированное стекло смотрю, как наш дом все уменьшается.
— Что происходит, Петри? — шипит мне Зизи. — Кем был тот парень? И что случилось с твоей одеждой? — Она впервые смотрит на мои окровавленные джинсы и оборванную футболку.
— Ты знаешь о протесте, организованном Райаном МакМанусом?
— Против закрытия школы?
— Да. Ну, я вроде как участвовала и он, вроде как, вышел из под контроля. И я сбежала от полиции. А тот парень помог мне.
— Петри, я говорила тебе в таких случаях оставаться на месте?
— Да, но я запаниковала. Они стреляли из водных пушек и резиновыми пулями. Извини, мам. — Я называю ее мамой только когда хочу поддразнить ее, я знаю, это сводит ее с ума. Это хоть что-то делает с силой имен и показывает, как ярлыки возвращают женщину к старомодным стереотипам. Она писала об этом статью в Таймс. Не то чтобы я читала ее, доступ к ней платный. Я не собиралась платить, чтобы прочитать материал, который могу услышать бесплатно за ужином.
Она провела рукой по своим соломенным с проседью волосам и вздохнула.
— Все будет хорошо. Я сообщила своему адвокату, и мы решим эту проблему.
— А ты не можешь просто позвонить Максу? — спрашиваю я.
— Нет! — резко отвечает она. — Это семейный вопрос.
— Но ведь Макс играет в гольф с Министром внутренних дел?
— Хватит, Петри. Макс сейчас в самолете из Гватемалы. Кроме того, ты не можешь бегать к нему с каждой маленькой проблемой как ребенок. Тебе нужно учиться нести ответственность за свои действия.
По тому как скривился ее рот при упоминания имени Макса, можно сказать, что дело не только в моем аресте. Должно быть, они с Максом опять поссорились. Шикарно!
— Мы все уладим, не волнуйся. Только ты и я. — Зизи похлопывает меня по колену, а потом отдергивает руку в ужасе от липкого красного пятна на ладони. Она вытирает ее о кожаное сидение.
— Слушай, ты можешь не влезать в это? — говорю я.
В тусклом свете, проникающем снаружи, я увидела, как ее глаза увеличиваются.
— Не лезть в это? Не лезть в это! Это нарушение наших прав, Петри! Или для тебя это не имеет значения?
— Нет, конечно, имеет. Просто… ты можешь не возмущаться так? Я уверена, что все будет в порядке.
Она сложила руки на груди и отвернулась от меня.
— Хорошо, я не буду в это вмешиваться. Но не приходи ко мне в слезах, когда они решат отправить тебя в исправительную колонию. Вы же не думаете, что я не знаю об их существовании? — говорит она, наклонившись вперед и обращаясь к полицейским. — Я член Амнистии. Я записываю весь этот разговор, вам известно? — Она опять откидывается на спинку сидения. — Посмотрим, как они запляшут, когда их варварский процесс пойдет не так как надо.
— Я не советовал бы вам это делать, мисс Куинн, — говорит Ли, даже не оборачиваясь. — Вам могут быть предъявлены обвинения в подстрекательстве к насилию.
Рот Зизи открывается и закрывается снова. Я пытаюсь не улыбаться. Остальная часть пути проходила в тишине. К счастью.
Полицейский участок представляет собой новостройку, всю из стекла и металла. Я начала считать секунды до того момента, как Зизи начнет упоминать налогоплательщиков. Мне не придется ждать слишком долго.
— Ну, она великолепна. Хотелось бы мне знать, сколько это стоило? — говорит она, подняв глаза на большую статую полицейского, опустившегося на одно колено, чтобы взять ребенка на руки. — Какое великолепное использование средств налогоплательщиков. Я конечно имею ввиду: забыть об открытии нового крыла роддома, пока полиция не получит свой сияющий символ благодеяния, чтобы обманывать всех нас.
Я почти начинаю надеяться, что они меня посадят.
Большие стеклянные двери с шипением открылись, когда мы подошли, внутри было тихо. Больше похоже на больницу, чем на шумный полицейский участок, который я представляла. Здесь не было переругивающихся проституток и их сутенеров. Никаких бродяг, кричащих о своей невиновности. Я даже немного разочарована.
Детектив Ли перебросился парой слов с полицейским за приемной стойкой, сказал женщине-полицейскому, сопровождавшей нас, что «он разберется», а потом повел на через приемную к двойным дверям на другом ее конце. По сравнению с этой тишиной, в главном зале было действительно шумно. Мои кеды ужасно скрипели на отполированном полу. Зизи так сердито посмотрела на меня, будто я могла заставить их не скрипеть.