— Как себя чувствуешь, милый? — поинтересовалась она, машинально наводя порядок в комнатушке. Это я заметил в ней очень быстро – Эмили была одержима порядком.

И это не сулило мне ничего хорошего.

— Прости, — я вытащил из кармана лист бумаги, над которым работал все утро.

— Простить? За что, дорогой?

Нежность Эмили болью отозвалась в груди, и я автоматически коснулся ее рукой, прежде чем понял, что делаю.

— Я не смогу вернуть все деньги сразу, но скоро у меня будет остальное, — я протянул ей листок бумаги вместе с пятнадцатью долларами, которые удалось наскрести в карманах из предыдущего пособия, выданного Билли на прошлой неделе.

— Это что такое? — уточнила она, разглядывая бумагу и не дожидаясь ответа, нахмурилась. — Долговая расписка?

Я кивнул.

— Я в самом деле очень ценю то, что ты дала мне эту возможность…

То, как Эмили внезапно оказалась рядом, плюхнувшись на стул возле меня, испугало, заставив непроизвольно дернуться от нее в сторону, когда она попыталась положить ладонь мне на колено.

Блядь.

— Прости, — автоматически брякнул я в ответ на ее недоуменное выражение.

— Ладно, милый, давай-ка с этим разберемся, — произнесла она и ее голос прозвучал на удивление не терпящим возражений. Не злым, просто… решительным. — Я не знаю, что ты думал, должно произойти, — Эмили показала жестом между нами. — Но этого, – она подняла мою расписку с деньгами, — точно не будет.

Отложив деньги на столик рядом, она вновь повернулась ко мне.

— Ты отлично сегодня справился, Эштон. Тебе пришлось учиться крайне напряженной работе, не имея при этом никакой подготовки. Ты был вежлив с клиентами, даже когда они злились, и ты научился всему быстрее, чем кто-либо, кого я знаю, схватывая все буквально на лету.

Ее слова почти лишили меня дара речи.

Почти.

— Я был ужасен, — прошептал я. — Разбил посуду. Пролил кофе. Все это стоит денег, чтобы возместить…

— Думаешь, ты первый, кто разбил тарелку или уронил выпечку? — отмахнулась Эмили, а затем подалась вперед, слегка прищурившись. — Теперь ты послушай меня. Ты. Был. Сегодня. Замечательным. — она сделал паузу, а затем добавила. — Я не шутила, когда сказала, что ты спас меня, выйдя сегодня на работу, Эштон. Управлять собственным делом, значит работать двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю и не всегда удается найти наилучших помощников. Ты старательно и тяжело трудился сегодня, и не важно, насколько все было сложно, ты продолжал работать и не подвел меня. Это многое значит. Только не говори этого Дженни, потому что она моя кузина и я люблю ее, но я очень надеюсь, что она сбежит со своим парнем и станет каким-нибудь экологистом – гринписовцем, чтобы я смогла предложить тебе больше рабочих часов. Посуда, булочки, разлитый кофе – все это можно заменить. Хороших людей заменить невозможно.

От ее слов сжалось горло, но я сдержал непрошенные слезы. Она действительно… верила в меня?

Я наблюдал, как она полезла в карман и вытащила оттуда небольшую пачку наличных, а затем отсчитала несколько купюр.

— Сегодняшние чаевые, — указала она кивком на деньги. — Каждая смена делит их пятьдесят на пятьдесят.

— Нет, — машинально отказался я, но она все равно сунула их мне. Я не мог не вздрогнуть, когда ее рука чуть коснулась перебинтованного запястья, и мгновенно проклял себя за ту боль, что отразилась у нее в глазах. Она отстранилась, осторожно положив деньги на стол. Мне хотелось извиниться, но, казалось, будто в горло кто насыпал горсть битого стекла.

— Послушай, Эштон, — начала она осторожно, — так тоже не пойдет… — и я понимал, о чем она говорит. — Я не знаю, кто стал причиной этого взгляда в твоих глазах… или причиной всего остального, — ее взгляд на миг скользнул по бинту на моем запястье, — но постарайся помнить, что это была не я. Сейчас, я знаю, это нелегко, но все равно попытайся, потому что вряд ли ты взялся за эту работу только потому, что тебе нужны деньги.

Я был рад, когда она не потребовала у меня подтверждения своим словам. До этой минуты я даже не осознавал, что она абсолютно права. Изначально я взялся за работу именно ради денег и того, что это будет для меня значить, но в тот же миг, как она назвала меня «милый», стоило мне только войти этим утром в кофейню, я ощутил кое-что еще, нечто другое. Теплое чувство дружеской симпатии – то, над чем мне не хотелось слишком сильно задумываться.

Я не мог себе этого позволить.

Потому что уже ошибался в таких вещах прежде, причем чудовищно.

И все еще продолжал за это расплачиваться.

Я не мог быть тем другом, которого она хотела, но, возможно, было кое-что еще, кроме потенциального источника дохода, что я мог бы испытать, пока я здесь. Может, я смогу понять, как много потерял из-за Билли.

— Итак, увидимся завтра? — спросила Эмили, поднимаясь и оставляя на столе чаевые плюс долговую расписку и мои пятнадцать долларов.

Я кивнул, и она развернулась, чтобы уйти.

— Эмили… — прошептал я. Страх сковал все тело, когда я собрался нарушить еще одно правило Билли. — Не могла бы ты… не могла бы ты называть меня Эш, пожалуйста? — попросил я.

Если она и посчитала просьбу странной, то никак не прокомментировала ее. Вместо этого просто улыбнулась.

— Да, Эш, с удовольствием. Увидимся завтра утром.

— Завтра, — пробормотал я, кивнув ей. Слова, сказанные Эйдену, вернулись, преследуя меня.

Черт, я действительно с нетерпением ждал этого… завтра.

Когда подобное происходило со мной в последний раз?

У меня все еще был шанс. Я не понимал, как такое возможно, но у меня все еще был шанс. Я давно перестал верить в Бога, но все равно продолжал посылать молитвы благодарности тому, кто бы там ни присматривал за мной сверху, за то, что Эмили решила оставить меня… по какой-то только ей известной причине.

И вся эта затея с именем… черт возьми, о чем я только думал? Билли пришел бы в ярость, узнай он об этом. Он терпеть не мог имя «Эш», говорил, что так оно звучит слишком «по-бабски». Поэтому начал называть меня Эштон, хотя никто и никогда не называл меня так, даже когда я был ребенком. Я подозревал, что если бы он смог найти возможность, как это провернуть, то непременно заставил бы меня сменить имя полностью.

Я поглубже закутался в пальто, когда редкие снежинки закружились в воздухе, пролетая рядом со мной. Как только я свернул к пешеходному переходу, мой телефон ожил, оповещая о входящем сообщении своим жужжанием.

Билли: Где ты сейчас находишься?

Знакомый нервный спазм скрутил все внутренности узлом, но потом я вспомнил, что он в Калифорнии и вздохнул с облегчением. Поначалу хотелось ответить, что я дома, в квартире. Но что-то удержало меня от этой лжи. Да ради всего святого, у меня было полное право гулять по улице в одиночестве посреди дня.

Эштон: Гуляю по кварталу, уже возвращаюсь домой. А что?

Билли: В квартире есть кое-что для тебя.

Сердце затрепетало от предательской надежды, что было нелепо и смехотворно. Я уже проходил через это прежде, так много раз, что и не сосчитать, и усваивал этот урок снова и снова, на собственной шкуре и своих же ошибках.

Ни один из его милых жестов не компенсировал причиняемой им боли.

Эштон: Буду там минут через пять или меньше. Напишу, когда доберусь туда.

Войдя в здание, я поднялся к себе домой, все еще глядя в телефон. Дверь в квартиру уже была открыта, и никакая доставка меня там не ожидала.

— Привет? — интуитивно обратился я к пустой квартире.

— Хэй, милый, — произнес Билли, выходя из спальни с огромной ухмылкой на лице.

Мое сердце зачастило как ненормальное от неожиданности, когда я увидел его здесь, в Нью-Йорке, в то время, как полагал, что он уже давно на безопасном расстоянии от меня в районе западного побережья.

— Хэй… — начал я медленно, мысленно перебирая любую возможную мелочь, которая могла бы выдать ему мою новую работу или планы. К счастью, фартук остался в кофейне. — Что… что ты здесь делаешь? Я думал, тебе нужно улететь? — я очень надеялся, что мой вопрос прозвучал скорее удивленно, чем обвинительно.

Он торжественно вытащил гигантский букет роз из-за спины.

— Решил сделать тебе сюрприз. Мне стало стыдно за то, что пришлось так быстро уйти вчера и оставить между нами все на такой неприятной ноте. Я был напряжен из-за своей встречи и мне не стоило так на тебе срываться. Простишь меня?