— Кара, я больше не могу. Легче умереть, чем терпеть эту боль, Кара. Умоляю, верни мне обат. — он не говорит, он кричит, видимо пытаясь, перекричать свою боль.
Она медленно подходит к нему, стараясь не попасть в зону поражения меча.
— Кален, будь хорошим мальчиком, отдай мне саблю. И мы поговорим, я обещаю.
— Нет, Кара ты опять меня обманешь, как в прошлый раз!
— Я не обманывала тебя, Кален, мы же поговорили тогда.
— Кара, эта боль… ты не можешь понять… меня рвут на куски тысячами крюков, нет такого места на моем теле, которое бы сейчас не рвали… Ты понимаешь? Меня одновременно поливают огнем из горнила и замораживают снежным вихрем… Нет, Кара, ты не можешь этого понять…
Воспользовавшись моментом, Кара быстрым выпадом своего меча обезоружила командора.
— Все, Кален, успокойся. Давай-ка присядем.
Она усадила его на кровать. Села рядом. Взяла его за руку.
— А теперь, дорогой, расскажи мне все. Поделись. Тебе станет легче, милый.
— Кара… — он не может сидеть, не может говорить, он срывается на крик. — Я слышу их всех, всех, Кара, всех до единого… Каждого моего собрата, которого убивали на моих глазах, тогда в круге, когда весь круг захватили одержимые и маги крови, тогда я остался единственным выжившим, из тех, кто попытался помочь им, помочь им справиться. Ты знаешь, Кара, я помню каждое прикосновение к той решетке, за которую я хватался, когда они кричали. Кара, я помню их всех, их имена, их болтовню в столовой за обедом, я помню каждый момент, каждого дня, я помню все, Кара. Обат… это зелье помогает забывать, Кара, помогает… забыть… все… это… не вспоминать…
— Кален, мы знали, что будет сложно. И ты сам принимал решение. Кален, это должно скоро пройти.
— Кара… Карррра, ты не слышишь меня… я вижу их. Каждого из них, всех кто погибал рядом со мной, всех кого я убивал, всех, Карра… я помню каждый взмах моего меча, который лишал кого-то жизни или наносил увечья, я помню все их предсмертные вопли и проклятия… Кара, когда я соглашался на это я не мог себе представить, сколько всего мне помогает не помнить это зелье. Я не мог себе этого представить, Кара. И еще мне холодно… такое ощущение, что меня морозят изнутри, даже когда я обливаюсь потом, Кара, я мерзну… Я не могу больше этого терпеть…
Она гладит его по руке, усаживает опять рядом с собой.
— Кален, вспомни, ради чего ты пошел на это. Вспомни ее. Вспоминай о ней каждый раз, когда тебе становится хуже, думай о ней постоянно, представляй, как вы будете счастливы вместе, — слова застревают у нее в глотке, она не может уговаривать его вспоминать о другой.
— Кара, она далеко, я даже не знаю… примет ли она мою жертву, будет ли этого достаточно. Энель ничего мне не говорит, ни о том где они, что они делают… Да и вообще, к демонам все, если бы я был нужен ей, разве она ушла бы вот так? Кара, скажи мне… ты бы ушла?
— Я? Кален, я… Я всегда буду рядом с тобой, я буду поддерживать тебя, ты всегда можешь рассчитывать на меня…
— Не заговаривай мне зубы, Кара. Я знаю, давно знаю, что ты любишь меня!! Я всегда это знал, Кара. И я всегда боялся причинить тебе боль, я и так много кому причинял боль, я не хотел, чтобы ты тоже страдала… Но ты все равно страдала, только не потому, что я ответил на твои чувства, а потому, что не отвечал… Я всегда оставался глух к твоим… чувствам и от этого ты страдала. Так скажи мне, Кара, ты, которая любит меня… ты бы ушла, если бы я просил тебя об этом?
— Ты просил меня, Кален. Ни один раз, быть может не такими словами, как ее, но ты просил… Я не могла уйти… я не могла… оставить тебя… я не могла забыть тебя… Но зачем ты говоришь об этом?
— Потому что ты меня любишь, Кара, а она… я сомневаюсь… ты… на тебя я всегда могу положиться… а ее… ее я почти не знаю…она… она словно тень… она есть и ее нет… я не могу сказать что реально, что вымысел… что было, а что я сам домыслил… с ней все так сложно, Кара. Совсем не так… как с тобой… С тобой… просто, понятно… И, Кара, ты здесь, сейчас со мной… а ее нет, я даже не знаю когда она вернется, и когда вернется… будет ли у меня шанс… Я терплю всю эту боль ради неизвестности… Я так больше не могу…
Кален протягивает руку и берет ее за локоть.
— Кален..
— Кара, я… очень замерз…
Она тянется за одеялом и укутывает его плечи. Он перехватывает ее руку и целует ее.
— Кара, я… мне кажется, что я не ради того человека решил все это бросить. Быть может человек, ради которого это все стоило сделать, сейчас… здесь, рядом…
— Кален, тебе очень плохо. Ты бредишь.
— Нет, Кара, я бредил несколько недель назад, когда решил, что мимолетный поцелуй, может стоить этих страданий! Нет, Кара, не может. Этого можешь стоить только ты…
Он притягивает ее к себе и крепко прижимается губами к губам. Кара чувствует жар, исходящий от его тела, чувствует, как сильные руки Калена разрывают на ней одежду. Она хотела что-то сделать, изменить, но потом решила, что не стоит суетиться, пусть все идет, как идет. Ему сейчас одиноко, ему нужен друг, ему нужна поддержка, а еще ему нужно тепло… тепло ее тела…Она долго ждала этого… с того самого момента как он позвал ее сюда, она надеялась, что позвал он ее именно для этого. Так что она должна как последняя дура, рассказывать ему про другую? Или она может воспользоваться этим моментом и получить, то чего жаждет больше всего? Пусть все остальное будет потом, сейчас есть только его руки, ласкающие ее уже обнаженное тело, есть его тело, жаждущее слиться с ней, есть только они… вдвоем… Больше никого не существует. Резким движением она уложила его на лопатки. Да, она ждала этого и сейчас она будет его согревать, так как умеет только она, до самого утра, пока они оба не упадут потные и обессиленные…
Кара открыла глаза. Сон окончился. Она так хотела, чтобы все было именно так. Когда Кален сказал, что собирается перестать употреблять обат, она начала видеть этот сон. Нет, она не хотела, чтобы он страдал, но знала, что так будет, она уже несколько раз видела последствия такого решения, она знала, что его ждет. Но она ошиблась в нем. В нем не изменилось ничего… Ни единый мускул ни разу не дрогнул на его лице, ни одного стона не услышали от него, ни одного крика. Если бы она не знала, что он перестал пить обат, она бы в жизни не догадалась. Он продолжал вести тренировки, продолжал по вечерам сидеть с новобранцами у костров, слушая их истории. Лишь очень редко она могла заметить, как сжимает он зубы, до хруста, как белеют суставы на руках, с силой сжимая рукоять меча, как впиваются ногти в ладони, оставляя кровавые следы — только по этим признакам она могла понять, что он испытывает боль. И только темные круги под его глазами по утрам, говорили о бессонной ночи. С каждым днем боль его должна была усиливаться, прошло уже пять или шесть недель, значит, боли будут продолжаться еще столько же, к концу этого срока, ему должно стать легче, самыми сложными будут последние две недели. Потом, как говорилось в кодексах Ищущих, яд окончательно покидает тело Видящего, он теряет свои способности, но воспоминания, остаются. Они обречены до конца своих дней слышать во сне крики убитых ими магов и помнить каждый свой день, каждый свой шаг, что становится непосильной ношей для всех и сводит их с ума.
Чудесный сон… Как было бы здорово хоть раз проснуться в его объятьях, но этого ни разу так и не случилось. Он не давал ей надежды тогда и не дает сейчас. Строго дружеские отношения и она была уверена, что случись ему звать кого-то на помощь, он выбрал бы Энель, а не ее, боясь, давать ей пустые надежды. Чем она его так зацепила, эта девчонка? Ведь ничего же в ней нет такого… Просто потерянный ребенок с яркими глазами и бледной кожей. эхе-хей…
Где-то далеко пропела труба, призывая на обучение новобранцев. Нужно отправляться.
Она встала, быстро оделась и вышла на морозный воздух. Когда она подходила к командному пункту, Кален и Энель уже были там, а еще там стояла их посол Жасмина. Кара не могла понять какое удовольствие Жасмина получает от приема бесконечной череды гостей, просителей и прочих знатных и не очень посетителей, но Жасмина легко справлялась со своей работой и ее помощь была неоценима.