Я приподнимаюсь на локте и смотрю на нее, сдерживаться я больше не могу и припадаю губами к ее шее, покрывая ее поцелуями. Теряя контроль над разумом, я отдаюсь во власть страсти. Она не противится, я чувствую, что ее влечение тоже растет с каждой минутой, с каждым поцелуем, с каждым прикосновением. Но стоит мне прикоснуться к ее груди, как вместо вздоха наслаждения я слышу тихий, но очень злой шепот.
— Остановись, Инар. Достаточно! Не заставляй меня доставать нож.
Я отступаю в растерянности, сажусь на мягкий ковер. Она тоже поднимается и поправляет рубашку.
— Это не должно было так далеко зайти, Инариэль, ты же понимаешь, мы друзья, но люблю я Калена, и я не стану делить ложе с кем-то другим, даже если мне придется ждать моего командора еще тысячу лет. Я принадлежу только ему. Мое тело, моя душа, мой разум, все мое существо, принадлежит лишь ему. И никогда больше не пытайся… это подло с твоей стороны. Я должна идти.
— Постой, — говорю я. — Прости, я сам не знаю, что нашло на меня, видимо, я все еще питал иллюзии, что ты можешь выбрать меня. Но… ты четко дала мне понять, что этого никогда не случится, обещаю, больше не пытаться. Я буду держать себя в руках. Мир?
Она делает несколько глубоких вдохов, видимо возвращая себе самообладание, а потом улыбается.
— Хорошо, Инар. Мир. Только больше никогда…
— Я все понял, — согласно киваю я, открывая бутылку с вином смешаным с зельем забытья. — Выпьем за примирение!
Я наливаю ей полный бокал, такой дозы должно хватить на день так точно. Весь день она будет в моем распоряжении, в моей полной власти, а если мне не хватит дня, то следующую дозу, она выпьет безропотно, пока еще будет действовать прошлая доза, главное не упустить время. Главное, чтобы она осушила этот бокал.
Она принимает вино с улыбкой.
— Инариэль, я люблю тебя как брата, пускай же все так и остается.
— Пускай, — соглашаюсь я.
Она выпивает бокал без тени сомнения. И сразу же, едва она допила последний глоток, начинает действовать зелье. Бокал выпадает из ее рук, я едва успеваю его подхватить одной рукой, другой рукой я уже держу ее обмякшее тело, и нежно укладываю ее на подушки. Дело сделано, через несколько минут она придет в себя, но будет уже другой, не строптивой, а послушной, каждому моему слову. Я жду несколько минут с нетерпением. И когда она открывает глаза все еще боюсь, что зелье может не подействовать, но мои опасения напрасны. Она изменилась. В ее глазах уже погас огонь, вместо двух бездонных озер на меня смотрят другие серые и пустые глаза.
— Любовь моя, — шепчу я. — Иди же ко мне, я так долго ждал этого.
Она безропотно принимает мои ласки и отвечает на них, так, как и должна отвечать истосковавшаяся по нежности женщина. Я снимаю с себя рубашку.
— Раздевайся, любовь моя, больше нет препятствий, мы можем любить друг друга до изнеможения, а когда устанем, уснем в объятиях друг друга, чтобы, проснувшись, продолжить.
Нежная, покорная, отзывчивая, мягкая и податливая, такая о которой можно только мечтать. Моя мечта воплощается здесь и сейчас. Несколько часов я наслаждаюсь обладанием той, о которой мечтал столько времени. О, какие это были часы! Она засыпает в моих объятиях. А мне в голову лезут мысли о том, что говорят, плохо, когда твоя возлюбленная становится лишь твоей тенью, видимо, те кто это говорил, никогда не пробовали какого это на самом деле. А это чудесно, стоит лишь намекнуть, и она спешит исполнить все твои самые потаенные желания, без споров и излишних разговоров, стоит только высказать пожелание, и оно исполняется. Это блаженство.
Нет, теперь-то я не откажусь от этого, никогда. Я мечтал лишь о ночи, если бы она подарила мне ее по доброй воле, я бы потом просто исчез, но она заупрямилась, как обычно, решила проявить свой характер, так вот это тебе, моя дорогая, расплата, теперь ты будешь моей, пока я сам не решу, что с меня довольно. А заполучив безграничную власть над тобой, я получаю и доступ к власти реальной, теперь ты введешь меня в совет, и все будут вынуждены прислушиваться к моему мнению, слетающему с твоих губ. Это чудесно! Теперь все будет по-другому. Я засыпаю совершенно счастливый.
Шли дни, все происходило именно так, как я и запланировал, я уже входил в совет и принимал участие во всех решениях. Мирра послушно диктовала всем мою волю, а никто так и не догадался, что происходит. В ее поведении на людях не изменилось почти ничего, она и до этого была достаточно нелюдима, так что абсолютное большинство ничего и не заметило. Что-то заподозрила Энель, но после того как Мирра поговорила с Каленом и сказала, что решила расстаться с ним, так как устала ждать, и полюбила другого, даже шпионка оставила попытки разобраться и приняла все как должное. Командор переживал некоторое время, я видел это. Но шло время. Дни складывались в недели, недели в месяцы, и он смирился. Все чаще я видел его в обществе Ищущей, все меньше они таились.
Шло время. Я никогда не думал, что слепое повиновение может так раздражать. Я не могу с ней разговаривать, она лишь кивает и со всем соглашается. Это уже просто бесит. Не могу ее видеть! А она никак не угомониться все лезет ко мне со своей навязчивой лаской и потаканием любым моим капризам. Стараюсь поменьше находиться рядом с ней, уж слишком это все, раздражает. Несколько дней назад я даже ударил ее по щеке, когда она хотела меня поцеловать, а она лишь отодвинулась и сказала, что подождет, раз я сейчас занят. Бесит все. Нет, я не мог так бездумно любить такую женщину, это не та женщина, совсем не та. А где та? Ах, да, она осталась в пещере на плато, пригубив вина смешанного с зельем. Вот ту женщину я любил, она готова была дать отпор, сопротивляться, отстаивать свое мнение, драться и цепляться за жизнь даже зубами, если потребуется, а эта что? Ее жалкое подобие, кукла, безвольная и безропотная игрушка в чужих руках, о, демоны, в моих руках. Что же я наделал? Кален не выдержал таких испытаний и вновь стал принимать обат, Кара воспользовалась его слабостью и теперь они все ночи проводят вместе, но утром, командора не узнать, его будто иссушили изнутри, он опустошен и подавлен. Все замечают, что он теряет здравый смысл, Кара уже говорит о неизбежном финале. Скоро они уйдут. Уйдут вдвоем, а вернется только она. Одна. И все это из-за меня? Из-за моего желания обладать женщиной, которая выбрала другого? Кто я после этого? Из-за меня мир лишился отличного полководца и единственной Хранительницы, которая была способна спасти его. Каким же я был дураком. Моя слепая страсть, погубила не только Мирриэль, но и Калена, да и что там греха таить, весь этот мир, ведь без них… Никто не сможет противостоять Красному дракону, который уже вырвался из своих оков и совсем скоро будет здесь, под Лорингом. Мы собираемся дать решающий бой, но без моих четких команд Мирра не будет способна ни на что, а я… боюсь я не готов к схватке с древнейшим злом. Что же делать? Я получил, все чего хотел, так может просто ее отпустить? Такая она, мне совсем неприятна, пусть возвращается, становится прежней, а я просто уйду. Она не должна ничего помнить, так что… все должно пройти тихо и гладко. Решено. Действие этой дозы должно окончится ближе к рассвету, нужно отвести ее в старый домик лекаря, пусть проснется там, словно и не было ничего, а дальше… Дальше все как-нибудь тоже сложится, так или иначе…Да, пусть так и будет.
Я прощаюсь со своей игрушкой, когда утром она проснется, она будет прежней, я уже начал забывать, какой она была и почему я ее любил, но она не будет помнить ничего, начиная с первой дозы зелья, так что никаких претензий ко мне не будет. Я укладываю ее в постель и приказываю засыпать. Она в последний раз послушно закрывает глаза. Все закончилось. И я тоже отправляюсь спать. Завтра будет новый, другой день, день в котором все встанет на свои места.
Еще до рассвета затрубили рога. Тревожно, громко. Что-то случилось. Выбегаю на улицу вместе с остальными. Люди толпятся у одной из вышек, голосят и причитают селянки, хмуро смотрят по сторонам солдаты. Что там еще случилось, неужели наступление? Но нет, никто не командует построение, не слышны горны, призывающие к обороне. Пробиваюсь сквозь толпу ловя бессвязные слова: „Она сама“ „Не было никого рядом“ „Так ее и нашли“. Почему-то становится дурно, замирает сердце в предчувствии непоправимой беды. Выбиваюсь вперед и замираю. Снег растаял от пролившейся на него крови. Много крови. Очень много крови. В этом алом месиве лежит тело, до боли знакомое тело. Тело, которое я знаю, лучше, чем свое, тело, которое я ласкал тысячи раз. Это она, то что осталось от нее. Но что случилось? Над телом, припав на колени, склонился командор. Рядом стоит Кара.