Она смотрит на меня очень внимательно. Не перебивает, но я не знаю, что еще ей сказать…
— Почему ты не говорил? Я управляю энергиями, быть может я смогу помочь тебе? Снять эту боль.
Она замолкает, и я вижу, что она приступает к делу, я вижу это в ее глазах, они сразу становятся ярко-голубыми, когда она взывает к энергии жизни, а когда она обратилась к энергии смерти ее глаза изменили цвет и стали почти черными, интересно, это заметил кто-то еще? Я не стану ей мешать, мне сейчас любая помощь будет кстати. Но спустя несколько минут ее взгляд проясняется. Она отрицательно качает головой.
— Я не понимаю ничего. Энергетика в полном порядке, я не вижу той боли, о которой ты говоришь. На том уровне не происходит ничего. Быть может, это… похоже на мой морок? Все происходит лишь у тебя в голове? Но с этим я ничего не могу поделать… только стать твоим слушателем, Кален. У на впереди еще долгий путь, рассказывай мне обо всем, разговаривай со мной.
— Я не знаю, что тебе говорить, Мирриэль. Это сложно для меня…
— Давай начнем с простого, — примирительно улыбается она. — Расскажи, о чем ты думал все утро?
— О тебе, — не успеваю я придумать другого ответа.
Она опять улыбается, от ее улыбки становится так светло и тепло. Я уже заметил, что не могу не улыбаться ей в ответ. Когда она улыбается, ее милый курносый носик немножко приподнимается и тонкие бледно-розовые губы, сложившись в милую улыбку, становятся еще тоньше, а на бледных щеках появляются маленькие ямочки, больше похожие на полумесяцы, а глаза начинают озорно блестеть, будто она задумала какую-то проказу. Совсем как ребенок. И вдруг я понимаю, что даже не знаю сколько же ей лет, до недавнего времени она ничего не могла вспомнить о себе, а с того момента, как к ней вернулись ее воспоминания, я как-то не удосужился спросить. Но она не дает мне опомниться.
— Это очень приятно, что твои мысли заняты мной, командор. И что же ты думал? Только не смей мне врать, Инариэль прав. Мы должны быть честны друг с другом, Кален. Здесь и сейчас нет никого. Только мы, так давай, наконец разберемся во всем, чтобы больше не было никаких недосказансотей, чтобы не было поводов для ревности и пространства для фантазий. Давай начнем с самого начала. И будем честно отвечать на вопросы друг друга, так мы сможем скоротать время в пути и стать… ближе… чтобы лучше понимать… Не знаю, как ты, а я хочу тебя понимать…
— Это опасная игра, Мирра. Может лучше оставить все так, как есть? — но я уже знаю ее ответ, конечно она не согласиться.
Она упрямо мотает головой, вызывая мою улыбку.
— Нет, нам нужно разобраться. Я готова ответить на любой твой вопрос, но в ответ потребую того же.
— Хмм, — может быть она и права, если мы сможем лучше понять друг друга, все станет проще. — Хорошо. Расскажи мне о своей жизни до нашей встречи.
Она закусывает нижнюю губу, обдумывая ответ.
— Мне особо нечего рассказывать, Кален. Я росла с отцом. Он был отшельником, мы много путешествовали по лесам, но никогда не покидали Глухомани, точнее той ее части где живут все Бродяги, эльфы, отрекшиеся от кланов, которые не признают власти короля эльфов, для которых единственный закон — это закон природы и равновесия. Как я теперь понимаю, мой отец был наследником древнейшей магии, он знал и учил меня таким вещам, о которых забыли эльфы в кланах. Мы охотились, разбивали стоянки и отправлялись в путь по зову сердца или природы… я уже теперь не уверена. Я знаю язык древних, потому что разговаривали мы только на нем. Я вспомнила, что значит быть единой с мирозданием, что теперь мне непременно пригодится, теперь я знаю, чувствую гораздо больше, потому что понимаю, как этого достичь и что я могу увидеть. Мне больше не нужно идти наугад, теперь я точно знаю где нарушено равновесие и разорвана завеса между мирами. В моей жизни не было ничего примечательного, пока я не встретила Раирнаила у ручья и не поняла, что должна его сопровождать, такого было веление моего отца. Я могла разговаривать с отцом, хотя он уже несколько лет, как отправился в мир вечной весны. И я все еще слушала его, так как слушала его всегда.
Она замолчала, но я не нарушал тишины. Она хитро на меня посмотрела.
— Это все.
— Нет, — теперь уже я улыбнулся. — Расскажи мне о Раире. О том, как вы были вместе, как расстались и как он оказался на совете земель, а ты…
— А я на жертвенном камне? Это не слишком длинная история, мы были вместе несколько месяцев. Я влюбилась в него почти с первого взгляда, но… Мне потребовалось время, чтобы это осознать… Наверное, мироздание хотело чтобы я… — она запнулась, опустила глаза, перебирая поводья, и легкий румянец покрыл ее щеки. — Теперь я не знаю, Кален. Тогда, мне казалось, что близость с ним — это именно то, что было бы правильно. Но теперь, я не уверена, возможно… правильнее было бы… Чтобы именно ты стал первым моим мужчиной…
Она густо покраснела, чем вызвала мое недоумение, и я решился на вопрос, который терзал меня.
— Раир был твоим…
Я не успел окончить. Она спрятала пылающие щеки в своих ладонях.
— Да, Кален, он был первым… и единственным, пока… с кем я… была близка по собственной воле…
В последних словах проскользнула боль, ничем не прикрытая горечь, и я даже различил отчаяние. Бедное дитя.
— Теперь моя очередь спрашивать, Кален, — перебила она мои мысли. — Ты поэтому меня сторонишься и не хочешь близости со мной? Потому что… мастер… потому что я…
Сперва я даже не понял ее вопрос, но когда я смог понять его смысл, я испугался за нее, неужели она все так понимает, она думает, что я отвергаю ее из-за того, что с ней произошло в плену…
— О, Мирриэль, нет конечно! — меня переполняют эмоции, я ловлю ее руку и прижимаю к своим губам, стремясь перехватить ее взгляд. — Нет, Мирра! Я не…
Как все запуталось. Я не могу понять, что происходи с ней, почему она вдруг так настойчиво намекает на близость, все эти заигрывания, полунамеки, развязные разговоры, а она просто на столько испугана тем, что с ней произошло, что стремится любыми путями как-то доказать себе, что для остальных это не имеет значения. Она просто хотела убедится, себя убедить… бедное дитя.
— Мирриэль, — мне приходится заехать вперед и преградить путь ее лошади, чтобы наконец взглянуть ей в глаза. — Мирра, выбрось эти мысли из головы, все не так… Это никак не может повлиять на мое отношение к тебе. Поверь мне, каждую минуту, я…
Теперь уже я отвожу взгляд. Никогда и ни с кем я не был так откровенен, оказывается, это непросто.
— Кален? Тогда объясни мне, почему? Почему ты отвергаешь мои попытки? Я понимаю, что я неумелая и неловкая, но неужели все на столько плохо?
Ее недоумение вызывает у меня улыбку, но как я могу объяснить, что именно так и должно быть, что это будет правильно…
— Каждую минуту, рядом с тобой, Мирра, я мечтаю заключить тебя в свои объятья, каждую ночь я вижу тебя во сне, я хочу, чтобы каждое утро, лишь открыв глаза я видел твое лицо, я прилагаю немалые усилия, чтобы сдерживаться… Как однажды я тебе сказал, у меня было чуть больше опыта… и я прекрасно могу себе представить от чего я ежеминутно отказываюсь. Но я хочу чтобы поняла ты, любовь моя, что твоя настойчивость… Честно говоря, я решил, что это просто дает о себе знать твое прошлое, в котором, возможно, было больше всего… и это меня пугало, ты так изменилась, что я даже не мог решить, что мне с этим делать, как вести себя с тобой. Но теперь все стало на свои места, милая. Я не отвергаю тебя, я мечтаю о тебе, я грежу тобой, но я… Я действительно считаю, что нам нужно подождать, хотя бы до того момента, когда… когда я окончательно освобожусь от той боли, которую облегчал обат, когда окончится мое выздоровление, когда я смогу спокойно уснуть рядом с тобой, зная, что ночью я не начну метать в бреду и не…
— Что, Кален? Договаривай!
Я тяжело вздохнул, вспоминая как несколько раз, засыпая с Карой я оставался без дозы обата и просыпался от того, что Кара сопротивлялась и кричала мое имя. Я пытался ее душить, в моем кошмаре, она стала воплощением боли, и я едва не убил ее. Я боялся этого. Кара была сильной, всегда, а вот Мирра, она бы просто не смогла меня остановить, как Кара, я мог ее убить. Поэтому я никогда не засыпал рядом с женщинами, я всегда возвращался к себе.