ГЛАВА 30

Только Тео не возвращается.

Ни в тот день, ни на следующей неделе, ни через неделю. Врачи вывели его из искусственной комы, но он не проснулся. Ему убрали вентиляцию легких, он начал дышать самостоятельно, но не проснулся. Ко Дню Благодарения у него появились пролежни от лежания в одном положении. Моя ненависть к себе усиливается с каждым днем. Сейчас я даже не могу смотреть на свое отражение в зеркале.

Это моя вина.

Я так сильно его напугала, что единственным выходом для него стал побег. Мне стоило позволить ему дойти до всего постепенно или согласиться с его планом лечения, если притворство в признании себя шизофреником облегчало ему жизнь. Не стоило пихать правду-матку ему в глотку, но поступила именно так.

Я наказываю себя различными способами, но мой любимый – отказ в еде.

От чего моя постоянная тошнота кажется странной.

– Тебе снова плохо, дорогая?

Старшая медсестра на этаже Тео – заботливая латиноамериканка Ана с большими карими глазами и склонностью к обнимашкам. Она смотрит на меня с беспокойством возле уборной в коридоре, где меня только что прополоскало.

Я прислоняюсь к дверной раме, вытирая капли пота со лба тыльной стороной ладони.

– Было слышно?

Она делает извиняющееся лицо.

– Думаю, весь этаж слышал. Создавалось ощущение, что в кого-то вселился дьявол.

– Должно быть, сэндвич с яйцом на завтрак был не первой свежести, – я пытаюсь слабо посмеяться, избегая ее глаз. – Долбанная еда в кафетерии.

Она фыркает, упираясь руками в бедра.

– Думается мне, что тебе следует получше питаться, крошка.

– Я ем, – грубо бормочу я.

– Ай-яй-яй! – она сжимает мою руку, заставляю меня взглянуть на нее. Затем трясет пальцем у меня перед носом. – Не смей мне врать! У меня шестеро детей – у меня черный пояс по обнаружению лжи!

Я слишком устала, чтобы спорить, поэтому просто вздыхаю.

– Хорошо, хорошо. Я, наверное, подхватила вирус, ошиваясь здесь. Больница вроде как клоака микробов?

– Боже, – ее глаза округляются. – Высокая температура?

– Нет.

– Тело ломит?

– Не больше, чем обычно.

– Странная сыпь? Увеличенные лимфатические железы? Слабость или озноб?

Я морщу нос от отвращения.

– Что за допрос, здесь эпидемия чумы или что?

Ее глаза превращаются из круглых в узкие. Она кусает губы и осматривает меня сверху донизу.

– Ну, могу сказать, что с тобой еще, но анемия точно есть, – кудахтая, словно наседка, она слегка шлепает меня по щеке. – Посмотри на себя, бледная как привидение.

– Спасибо за поддержку, – сухо отчеканиваю.

Она хватает меня за руку и ведет по коридору к лифтам.

– Я отправлю тебя к Томми в лабораторию для сбора крови.

– Нет! Я в порядке, Ана, правда…

Глядя на меня, она говорит что-то на испанском, что затыкает меня.

– Договорились. Но если Томми не попадет в вену с первого раза, я врежу ему по яйцам.

Она снова кудахчет, нажимая кнопку вызова лифта.

– Такой вспыльчивый характер. Я наслышана о твоем представлении возле реанимации Сисайда.

– Невероятно, – шепчу, глядя в потолок.

Томми оказывается хипстером с татуировками на рукавах девушек в стиле пин-ап, серебряными кольцами на больших пальцах и лысой головой, увенчанной серой фетровой шапочкой, закрепленной под забавным углом. Заметив, как я на него пялюсь, он улыбается.

– От этого моя голова не так похожа на яйцо. Садись.

Так и делаю, затем укладываю руку в мягкий синий подлокотник на маленьком столике и извиваюсь в кресле, когда Томми вытаскивает смертельного вида иглу из пластиковой обертки и вонзает противоположный конец в пустой флакон.

– Сожми кулак, – затем обвивает жгутом желтого цвета мой бицепс и стучит по маленькой синей выпуклости на внутренней стороне моей руки. – Красивые вены, – впечатлено заявляет он.

– Спасибо, у меня еще и задница классная.

Он смеется, демонстрируя ямочки.

– У всех нас свои слабости, полагаю.

Чтобы отвлечься от заостренного вида стальной иглы, которая вот-вот вонзится в мое тело, я спрашиваю:

– Итак, как ты попал в венозный бизнес, Томми?

– У моего брата была передозировка героином, когда мне было пятнадцать, после того случая я решил, что хочу стать врачом.

Он раскрывает личную информацию так небрежно, что я даже немного ошеломлена.

– О. Господи, мне очень жаль.

Он умело скользит иглой. Я практически не чувствую укола.

– Да. Отстойно было. Я обнаружил его опрокинутым через унитаз со все еще перевязанной рукой. Такое дерьмо действительно способно поменять мировоззрение.

– Это точно, – еле слышно поддакиваю я.

Он наполняет один флакон, заменяет его другим, легко и профессионально, параллельно болтая.

– Я поступил на предварительную программу в штате Портленд, но бросил через год. Учеба – не мой конек. В тестах я не силен. Но все равно хотел что-то делать в области медицины. Я знал парня, который тут работал, он сказал, что зарплата приличная и обучение происходит на месте, так что я прошел аттестацию и вуаля – я здесь.

Он уже заполнил все четыре приготовленных маленьких пузырька и выкинул отвратительную иглу. Я получаю ватный тампон, закрепленный фиолетовым лейкопластырем, чтобы покрыть крошечное отверстие в моей руке. Дело сделано.

– Ну, могу честно сказать, что ты лучший медбрат, который брал у меня кровь, Томми. Хорошая работа.

– Благодарю, – он смотрит на меня с минуту. – У тебя все в порядке?

Вопрос застает меня врасплох, я смущенно провожу рукой по своим волосам.

– Я выгляжу настолько плохо, да?

– Через эти двери проходит множество людей. От тебя исходит иная энергетика.

– Да? – неудобный смех. – И какая она? Как у женщины на грани нервного срыва?

Уголки его губ приподнимаются в маленькую, загадочную улыбку.

– Женщина на грани кое-чего. Береги себя. Счастливого Дня Благодарения.

Он оставляет меня сидеть в кресле и гадать, что, черт возьми, только что было.

Решаю, что люди, которые зарабатывают на жизнь, добывая кровь, странные.

Вернувшись в комнату Тео, я как вкопанная торможу. Я шокирована тем, что Куп и Сюзанна накрывают импровизированный праздничный стол на близстоящей пустой кровати.

– Что?.. – шепчу дрожащим голосом. – Что вы здесь делаете?

– Ты что, издеваешься? – кричит Сюзанна, торопясь обнять меня и поцеловать. Она отстраняется и тормошит меня за плечи. – Где нам еще быть на День Благодарения, кроме как с семьей?

– Но, Куп... – я смотрю на мужчину со светлой копной волос и улыбкой, который занимает большую часть пространства в комнате. – Твои дети...

– Они сегодня со своей матерью. Они мои на Рождество. Это просто прекрасно, учитывая, что я не выношу тещу.

– Бывшую тещу, – добавляет Сюзанна через плечо.

– Точно. Бывшую, – усмехается он ей.

Сюзанна переводит взгляд на меня, без слов давая понять, чем эти двое занимались с тех пор, как я поселилась в Портленде.

– Эта милая медсестра Ана сказала, что не должна была впускать нас сюда со всей этой едой. Нам повезло, что большинство этих бездушных докторов ушли на выходные, поэтому она позволила нам пробраться сюда. И…

Ее фирменные высоченные каблуки цокают по полу, она несется к бумажному пакету на столе под телевизором и вытаскивает блюдо, завернутое в алюминиевую фольгу. Она держит его как трофей.

– Я сделала лимонный пирог!

Когда моя нижняя губа начинает дрожать, а глаза наполняться слезами, она смотрит с ужасом.

– О, черт, только не говори, что ты на диете! Ты из-за этого похожа на бродячую кошку?

– Я люблю тебя, Сюзанна, – говорю я и начинаю реветь.

– Милая, все в порядке, – должно быть, она передала пирог Купу, потому что ее руки нежно обнимают меня. Затем гладят меня по волосам, когда я разваливаюсь на части и хлюпаю в ее сиськах. Она шепчет мне на ухо: – Я тоже тебя люблю. Даже если ты испортишь мою новую шелковую блузку своими соплями, – она вздыхает. – Почему самые красивые девушки так уродливо плачут?

Когда я прихожу в себя и отцепляюсь от Сюзанны, Куп заканчивает раскладывать еду. Здесь есть все: фаршированная индейка, кукуруза, сладкий картофель. Они даже принесли клюквенный соус. От этого мне снова хочется разрыдаться, но сейчас нужно сосредоточиться на чем-то более важном.

Запах пищи приводит в беспокойство мой желудок.