Когда они с грохотом остановились, моргая, очнулась Димити.

— Ой. Что такое? Я уснула?

— Нет, в обморок упала. Кровь, — коротко пояснил ее брат.

— О, правда? Простите. — Димити посмотрела на свое раненое плечо. — Ох!

Глаза ее стали снова закатываться.

Софрония наклонилась вперед и прихлопнула рану ладонью.

— Хватит, довольно!

Димити смотрела мимо нее.

— Ай! О, мы можем чем — нибудь это перевязать?

— Хорошее предложение. Закрой глаза.

Софрония отвязала ленту для волос от дверного поручня и обернула ею плечо Димити.

— О, хотелось бы мне походить больше на мамочку. Вот она ужасно грозная. И внешность бы мне ее тоже. Это бы по всему помогло.

Димити села.

— Почему? А как она выглядит?

— Больше похожей на Пилловера, чем на меня.

Софрония, которой удалось очень мало разглядеть Пилловера в этом его громоздком облачении, могла только промолвить:

— А?

— Ну, знаешь, мрачной и погруженной в раздумья. Мне бы сильно понравилось быть мрачной и погруженной в раздумья. Это так романтично и в духе предсказательниц.

— Ну, забинтованное плечо определенно придает тебе вид в духе предсказательниц.

— О, правда? Великолепно. Знаешь, Софрония, наверно, ты сможешь стать такой, если захочешь.

— Какой такой?

— Мрачной и погруженной в раздумья.

Софрония с заурядными каштановыми волосами и неяркими зелеными глазами на веснушчатом лице вряд ли описала бы себя как «погруженную в раздумья». Или «мрачную», если уж на то пошло.

Внимание Димити, вспыхнув, переключилось.

— Где мы?

— Наконец — то Бансон, — захлопнув книгу, объявил Пилловер.

Он устроил целое представление, раздавая указания по поводу прибытия. Учитывая, что у него больше не было багажа, все это скорее напоминало действия автоматона без инструкций, бестолково катавшегося кругами и испускавшего пары.

Дверцу открыл напыщенный домашний механизм какого — то передового наружного свойства.

— Что это такое? — ахнула Софрония.

Она никогда не видела ничего подобного этому уродству. Механизм был выше Важномрачнера, конической формы, с прикрученной сзади тачкой. Там, где предполагалось лицо, находилась путаница шестеренок и зубьев, напоминая часы без задней крышки.

— Механический привратник. — Пилловер встал, сжимая свой литературный том, и спрыгнул. — Вы двое выходите?

— Где ваш багаж, юный сэр? — спросил автоматон. Голос громче и грубее, чем у Важномрачнера. Привратник был облачен в серую кепку, надетую задом наперед, вокруг шеи обернут галстук с булавкой в виде медного осьминога.

«Странный он какой — то».

Софрония прежде не видела механизмы, носившие одежду.

— О, примерно за десять миль отсюда посреди дороги, — ответил Пилловер.

— Сэр? — Привратник в недоумении вертелся из стороны в сторону. Он катался по рельсам, как трамвайчик.

Софрония выбралась из кареты посмотреть поближе, прикидывая, смогла бы она разобрать привратника по винтикам.

Димити не отставала.

Внимание механизма мгновенно переместилось на них.

— Никаких женских особ, юный сэр.

Фраза сопровождалась свистом и шипением, и испусканием облачков пара из — под галстука, который взмыл к лицу — часам и опустился обратно.

— Что? — обернулся Пилловер.

— Женским особам путь заказан, юный сэр.

Привратник опять запыхтел. Плюх, плюх — взметался и опадал галстук.

— О, это не женские особы. Они еще девочки. Их предназначили для школы совершенства.

— Они считываются как женские особы, юный сэр.

— О, слушай, не будь таким вредным.

Софрония ступила на путь дипломатии.

— Нам нужно поговорить с властями. На нашу карету напали, и наша опекунша не в себе.

— Никаких женских особ!

Механический привратник твердо стоял на своем. Панель на его груди отошла в сторону и явила миру какое — то оружие изрядного размера, чтобы посчитать его простым пистолетом.

Когда Софрония застыла как вкопанная, оно сверкнуло, со свистом пробудилось к жизни, метнув голубые язычки пламени, чуть не опалив волосы Димити.

Девочки нырнули обратно в глубь кареты, а кучер, лишенный удовольствия наблюдать шутовское действо, тотчас же поехал прочь. Изрыгающий пламя привратник не стал их преследовать.

Карета остановилась за пределами школьных земель. Софрония выглянула, прилепив нос к дверному окошку. Школа Бансона представляла собой громоздкую, но странную мешанину стилей — совсем не похожую на уважаемое учебное заведение. Несколько башен были квадратные, другие круглые, одни старые, другие новые, а несколько определенно иноземного вида. Между башнями протянулись проволоки, а наружу торчали палки с болтающимися на концах сетями. Разнообразные окна светились оранжевым сиянием, то тут, то там вырывались облачка пара, а из огромной дымовой трубы в небо поднимался столб черного дыма.

— Что дальше? — посмотрела Софрония на Димити.

— Ну, пользы с моего брата никакой. Он забудет о нас, как только войдет в дом.

— Смеркается. — Софрония повернулась к некогда их «директрисе»: — Она просто должна сделать свою работу.

Димити глубоко вздохнула, присела на скамью рядом с Моник и потрясла ее за руку.

— Что вы хотите?

— Ни мы, ни кучер не знаем, где находится академия.

Моник де Лужайкуз ничего не сказала.

Софрония сложила руки и уставилась на нее. Димити посмотрела сначала на одну, потом на другую, и тоже сложила руки и уставилась. Хотя, может, и не так свирепо.

Наконец Моник сдалась.

— Ох, ну ладно!

Она постучала в крышу ручкой зонта. Дверца кареты открылась, и просунулась голова кучера.

— Езжайте по Шруббери — лейн до паба «Шип и Шорох», повернете налево и дальше по козьей тропе позади изгороди. Через час тропа закончится у чащи. Объедете справа, и потом я дам дальнейшие указания. И поспешите. Мы должны успеть до захода солнца, иначе никогда не найдем, — приказала Моник.

— Но, мадам, эта дорога ведет прямиком в торфяные пустоши.

— Конечно ведет. Что заставляет вас думать, что мы остановимся на опушке?

— О Дартмуре всякое болтают. Потеряешься в тумане и сгинешь навечно. Или тебя съедят оборотни. Или приберут к рукам вампиры. Или же убьют налетчики.

В сложившихся обстоятельствах Моник доказала, что она куда лучше умеет повелевать, чем Софрония.

— Перестань спорить, человек. Ты слышал, что я сказала насчет солнца.

С явной неохотой сдавшийся кучер занял свое место. Усталые лошади еще раз взяли с места.

Поначалу, казалось, все шло своим чередом, однако спустя несколько минут езды по козьей тропе карета стала качаться под ударами самых мощных порывов ветра, которые доводилось ощущать Софронии. Она прилепилась лицом к окошку. Вокруг простирались бесконечно однообразные луга, бурые после летней жары и ходившие волнами от ветра. Вдали виднелся укрытый туманом торфяник. То тут, то там яркими вкраплениями зеленого цвета монотонный пейзаж нарушали купы деревьев или невысокая кудрявая поросль.

— И это все? — выказала сомнение Софрония.

Димити пожала плечами.

— Ветрено.

— Не дайте себя одурачить, — с недоброй улыбкой предупредила Моник. — Это еще цветочки. Довольно скоро подобно разбитым костям поднимутся скалы, а туман опустится такой плотный, что не увидишь ни куда едешь, ни откуда.

Софрония не испугалась.

— Думаешь, можешь напугать меня страшными сказками? Да у меня старшие сестры, чтоб ты знала.

Моник бросила на нее злой взгляд, прежде чем снова постучать по крыше и выдать новую порцию указаний.

Карета повернула, на сей раз следуя каким — то незримым путем по пустоши. Туман стал подступать ближе, или они сами углублялись в него, — трудно сказать.

Софрония почувствовала, как в глубине души пробуждаются крошечные ростки страха.

«Что, если и вправду по торфяникам бродят оборотни?»

А потом вот оно. Туман развеялся. Последние лучи солнца заставили далеко вытянуться тень от кареты и осветили Институт совершенства благородных девиц мадемуазель Жеральдин. И нет, школа не мчалась по торфяникам на сотнях крошечных ножек. Она покачивалось над землей в надутом парящем величии.