В ходе Берлинской операции, по далеко не полным данным, только в полосах 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов было захвачено 4510 самолетов, 1550 танков и штурмовых орудий, 565 бронемашин и бронетранспортеров, 8613 орудий, 2304 миномета, 19 393 пулемета, около 180 тысяч винтовок и автоматов, 876 тракторов и тягачей, 9340 мотоциклов и другие трофеи[35]. Большая часть всей этой техники и оружия представляла собой груду металла, но и металлолом в то время был очень нужен. Сбор, сортировка и отправка его на металлургические заводы легли на тыловые органы фронта (впоследствии Группы советских войск в Германии). Привести огромное количество металлолома в транспортабельное состояние, доставить к линиям железной дороги — все это составляло большую хозяйственную операцию, не менее сложную, чем, скажем, перегон скота или уборка хлеба зимой. И все же для нас эта работа не была главной. На основе решений Крымской, а впоследствии Потсдамской конференций требовалось уничтожить военно-промышленный потенциал Германии, что также легло на трофейную службу. Большой объем работ потребовал учреждения новой должности — заместителя начальника тыла фронта по трофейной службе. На эту должность назначили интенданта фронта генерала Н. К. Жижина, уже не раз показавшего свои способности при решении весьма крупных хозяйственных задач.

Много хлопот доставило нам содержание военнопленных, которых только с 16 апреля по 9 мая 1945 года было взято войсками 1-го Белорусского фронта более 250 тысяч человек.

На фронте существовал специальный отдел, имевший в своем составе 10 сборных пунктов военнопленных (СПВ). Он подчинялся Военному совету фронта и Наркомату внутренних дел СССР. Как и на протяжении всей войны, обращение с военнопленными с нашей стороны всегда оставалось гуманным. Пленные немцы оказались в более выгодном положении, нежели находившиеся на свободе их соотечественники, жители Берлина и других крупных городов Германии, которые еще до крушения гитлеровского режима влачили полуголодное существование. Советское командование строго следило за тем, чтобы пленные находились в тепле, чистоте и получали положенную норму продовольствия. Больше того, мы, насколько возможно, считались с желанием немцев работать во время их нахождения в плену по той или иной специальности.

По мере того как наши войска продвигались к Эльбе, все новые и новые тысячи советских граждан и граждан других стран мира толпами шли на восток, уходя из лагерей и от хозяев. Репатриантов принимали на специальные сборные пункты, там они проходили медико-санитарный осмотр и обработку, некоторых тут же госпитализировали, других заново одевали и обували, а главное — надо было всех накормить и обеспечить ночлегом.

С каждым днем возрастали требования к органам тыла. Дело в том, что в течение мая и июня 1945 года среднесуточный приток репатриированных в нашу зону составлял, по данным начальника управления репатриацией, 36 тысяч человек. К концу июня их скопилось до миллиона, не считая призванных в ряды Красной Армии непосредственно армейским командованием[36].

Миллион человек!

Надо было всех разместить, накормить, подлечить, одеть, обуть. Среди репатриантов велась большая политическая работа. И над всеми этими задачами стояла одна, самая трудная и неотложная — скорее отправить людей на родину.

Стали подсчитывать, рассчитывать, но хорошего выхода найти не могли. Если сажать в поезд по 1500 человек, то потребовалось бы 700 поездов. Но ведь у каждого репатрианта были личные вещи, и мы не могли допустить, чтобы люди лишались своих скромных пожитков. Практически в поезд можно было посадить не более тысячи человек с вещами. Следовательно, понадобилась бы тысяча поездов.

В те дни мы отправляли на восток два-три поезда с репатриантами в сутки… Почти полтора года пришлось бы некоторым ждать своей очереди. Невеселая перспектива! К тому же, по имевшимся тогда сведениям, число репатриированных могло возрасти.

После неоднократных переговоров члена Военного совета фронта с Москвой решили большую часть репатриантов отправить в СССР пешим порядком. Люди понимали, что иного выхода нет, но каждый стремился попасть в группу, подлежащую перевозке по железной дороге. Поскольку детей до 14-летнего возраста решили пешком не посылать, то нередко встречались случаи фиктивного усыновления (удочерения) детей женщинами, не желавшими идти пешком.

Оказалось, что многие женщины, раздобывшие себе обувь после освобождения, обуты в туфли на высоких каблуках, а на них далеко не уйдешь. Встал еще один вопрос — о выделении десятков тысяч пар женской обуви на низких каблуках для идущих пешком.

В общем по принятому тогда варианту походным порядком отправлялось в Советский Союз 650 тысяч человек.

Наметили пять трасс общей протяженностью (включая территорию Польши) в тысячу километров каждая. Трассы разбили на этапные пункты, где построили напольные печи для выпечки ежедневно 8—10 тонн хлеба, установили очаги для приготовления горячей пищи, которая выдавалась через каждые трое суток. На этих этапных пунктах выдавался и сухой паек на три дня. Тут же находились походные душевые и пункты медицинской помощи.

Людей свели в колонны по 5 тысяч человек в каждой. Колонны выходили на трассы одна за другой через сутки. Перед выходом устраивались торжественные проводы.

Немало было драматических сцен. Гитлеровцы часто угоняли в Германию целые семьи — мужа, жену, детей. Кроме того, среди этих «восточных рабочих» возникали на чужбине новые семьи, появлялись дети. Жены провожали в далекий путь своих мужей, а сами оставались с малыми ребятами, чтобы следовать в СССР поездом; многие из них готовы были идти вместе с мужьями пешком, но мы не могли допустить этого. Опять слезы, опять заботы… Убеждали матерей и детей, что это временная разлука, что иного выхода нет.

За выбор трасс, за порядок на них отвечали военные дорожники. Автомобильная служба фронта выделила 2 тысячи автомашин для подвоза продовольствия по маршрутам и для сопровождения каждой колонны репатриантов. Служба ГСМ выдвинула всюду свои заправочные пункты. Личные вещи отправлялись на машинах в сопровождении офицеров и самих репатриантов до советско-польской границы; там эти вещи укладывались на перроне в строго установленном порядке для дальнейшего следования поездами.

Продовольственная служба фронта отправила на этапные пункты 20 тысяч тонн муки, 6 тысяч тонн крупы, 2500 тонн мясных консервов, 1500 тонн жиров, 1600 тонн соли, 1300 тонн сахара, 50 тысяч тонн картофеля и др. Ввиду того, что в пути большое значение имел сухой паек, фронт выделил 12 миллионов банок консервов — пришлось со всех складов фронта и армий изъять все консервы до последней банки.

Маршал Жуков лично рассмотрел план перехода репатриированных и дал строжайший наказ о соблюдении твердого порядка на трассах. Особое внимание он обратил на недопустимость каких-либо осложнений во взаимоотношениях с польским населением — ведь стояло лето, по пути много садов, огородов, прудов; категорически запрещалось самовольно заходить куда-либо.

В числе освобожденных из немецкой неволи были и граждане других стран, в том числе американцы, англичане, французы. О судьбе побывавших в немецком плену военных из союзных с нами армий заботилось не только наше командование, но и центральные правительственные органы. Граждан США, Англии и Франции одевали, обували, кормили и доставляли в Одесский порт, откуда они следовали к себе на родину.

Между прочим, не всегда тем же отвечали союзники. Они нередко передавали нам репатриированных с однодневным запасом продовольствия, а по договоренности полагалось обеспечивать их на трое суток. Вскоре последовали и другие недружелюбные акции со стороны союзников, но о них здесь говорить не место.

2 мая пал Берлин.

На 8 мая намечалось подписание в Карлсхорсте, предместье Берлина, акта о полной и безоговорочной капитуляции фашистской Германии. Мне пришлось руководить организационно-хозяйственным обеспечением этой церемонии.

В Карлсхорст прибыли представители всех союзных армий. Советское Верховное Главнокомандование представлял Маршал Советского Союза Г. К. Жуков; верховное командование союзных войск представляли маршал авиации Великобритании Артур В. Теддер, командующий стратегическими воздушными силами Соединенных Штатов Америки генерал Карл Спаатс и главнокомандующий французской армией генерал Жан Делатр де Тассиньи. В Карлсхорст доставили представителей разгромленных германских вооруженных сил — фельдмаршала Кейтеля, адмирала флота фон Фридебурга и генерал-полковника авиации Штумпфа. Немецких представителей разместили в маленьком особняке вблизи бывшего военно-инженерного училища в Карлсхорсте, где намечалось подписание акта о капитуляции и устройство банкета по этому случаю.