После окончания Берлинской операции мы организовали сенокошение в поймах Одера и Варты. Чтобы не упустить драгоценное время, позаботились об инвентаре, сенопрессовальных машинах, проволоке и пр. Тыловые работники армий, корпусов, дивизий успешно выполнили это задание. Особенно хорошо потрудились начальники тыла кавалерийских корпусов: 7-го — генерал В. Н. Казанский, 2-го — подполковник С. П. Иванов; их корпуса были главными потребителями заготовленного сена. Всего заготовили и спрессовали свыше 100 тысяч тонн.
На этой же территории осталось много бездействующих промышленных предприятий. Среди них нас интересовали в первую очередь мельницы, хлебозаводы, макаронные фабрики и др., но одновременно мы пользовались каждой возможностью, чтобы наладить работу текстильных и кожевенных предприятий — ведь фронт нуждался в обмундировании, обуви, снаряжении. Хозяева этих предприятий почти все сбежали, но рабочие-немцы, где они остались, готовы были приступить к работе. Где не хватало местных рабочих, решили привлечь подлежащих репатриации советских граждан. Требовалась электроэнергия. Кое-где в городах и на некоторых предприятиях имелись свои энергоисточники. Их сразу же использовали.
Особенно широкую инициативу проявили начальник тыла 5-й ударной армии генерал Н. В. Серденко, интендант 3-й ударной армии полковник С. П. Кудрявцев, начальник тыла 61-й армии генерал А. А. Вавилов, начальник тыла 2-й гвардейской танковой армии П. С. Антонов, начальник тыла 16-й воздушной армии генерал С. А. Кириллов и интендант этой армии М. П. Литвинов. Они начали пускать в ход небольшие предприятия. Отовсюду поступали донесения о том, что начато изготовление солдатского белья, летнего обмундирования, кавалерийского снаряжения, котелков, ложек, кружек и т. п.
Усилился спрос на сырье: в одном месте его не было, а в других накопилось в излишке. Создали специальный отдел для руководства промышленным производством. Его возглавил талантливый инженер и организатор Вишневый со своими ближайшими помощниками Суконновым и Светлицким. Они попытались даже внести плановое начало в работу промышленных предприятий, организуя смежников и обеспечивая поставку сырья.
Так в системе тыла фронта ведущее положение заняли новые отделы — сельскохозяйственный и промышленный. И хотя они быстро развернули свою деятельность, в те дни мне не раз приходила в голову мысль, что к решению таких крупных задач следовало подготовиться, находясь еще на своей территории, что еще там надо было готовить кадры для такой работы.
Близился конец войны и надо было думать, как говорится, о завтрашнем дне.
В конце апреля я доложил Военному совету фронта о своем намерении созвать в ближайшие дни в Нойенхагене общефронтовое совещание начальников тыла армий, начальников служб тыла фронта, руководящих партийно-политических работников тыла фронта для обсуждения задач, связанных с предстоящим переходом войск на мирное положение. Командование одобрило наше предложение, а генерал Телегин дал указание, чтобы на это совещание были приглашены и вторые члены военных советов армий.
Пользуюсь сохранившимися записями, чтобы воспроизвести некоторые места из моего доклада, а также из выступлений отдельных участников совещания, ибо эти материалы в известной степени характеризуют сложившуюся тогда обстановку.
Сама повестка дня совещания, проходившего 30 апреля, свидетельствовала о том, что конец войны не сулит работникам тыла перспективы почить на лаврах. На обсуждение выносились следующие вопросы: об организации фронтового и армейского тыла после окончания войны, о сборе трофейного имущества, о поддержании порядка в Берлине, о репатриации советских граждан, о приеме военнопленных после капитуляции Германии.
На этом совещании еще не поднимался вопрос об увольнении из армии старших возрастов — просто неудобно было ставить его, поскольку война не кончилась, хотя Военный совет фронта предвидел всю сложность выполнения этой задачи и требовал от тыла подготовительной работы. Но пока что надо было обсудить те вопросы, которые прямо вытекали из обстановки.
— Товарищи! Близится конец войны. Наше совещание сегодня, видимо, последнее в военное время.
Так я начал доклад. Не скрою, мне самому не совсем верилось, что так оно и будет. Ведь четыре года каждый день и час все помыслы были только о войне, только о делах на фронте, только о боевой технике, о людях, о дорогах, о транспорте. А теперь надо было внушить боевым друзьям и соратникам, что от нас, тыловиков, во многом зависит обеспечение спокойного отдыха воинов-победителей, создание для них таких условий, чтобы они почувствовали прелесть мирной жизни. Вдуматься только: четыре года прожить в окопах, блиндажах, спать на сырой земле, не раздеваясь, умываться кое-как, жить в постоянном физическом и нервном напряжении, испытывать воздействие ружейно-пулеметного, артиллерийского огня и бомбежек с воздуха, слышать стоны, видеть убитых или искалеченных товарищей, гнать от себя мысль, что и тебя, возможно, ждет такая же участь, — и вдруг это все теперь позади; ты можешь спокойно раздеться, разуться, лечь в чистую постель и помечтать о завтрашнем дне…
Об этом «блаженстве завтрашнего дня» заботились старшие командиры, особенно руководители тыла. Найти и предоставить советским воинам казарменные помещения, кровати или хотя бы чистые нары с постельной принадлежностью, дать возможность всем хорошо помыться, сменить белье, надеть чистое обмундирование, пришить белый подворотничок, начистить сапоги и ботинки, побриться и посмотреть на себя в зеркало — таковы были первые задачи.
На основе уже принятого Военным советом фронта решения нам предстояло привести в порядок тылы, собрать растянувшиеся на сотки километров свои части и учреждения, материальные средства и запасы, освободить армии от ненужного имущества, организовать ремонт обмундирования и техники, наладить изготовление одежды и обуви, а также всего остального имущества на предприятиях Германии.
Нашей задачей теперь стало максимально сократить расходы государства на содержание армии за границей. Маршал Жуков дал указание планировать работу тыла с перспективой не менее чем на год при определенном количестве войск фронта. Нам предстояло для этого хорошо изучить местные условия, наличные ресурсы, организовать весенний сев, затем и уборку урожая с тех земель, которые засеяны войсками фронта (а их вместе с озимым клином насчитывалось уже 350 тысяч гектаров), с тем чтобы хлеба хватило минимум на год; очень важно было не упустить время для посадки картофеля, капусты, огурцов, помидоров, чтобы обеспечить наших бойцов на целый год и овощами.
Мясную проблему решить мы могли, как нам казалось, лишь развивая свиноводство. В нашем фронтовом хозяйстве насчитывалось 66 тысяч свиней; надо было сберечь маточное поголовье и позаботиться о приросте стада, организовать для этого крупные свиноводческие фермы, пользуясь услугами местного населения. Думалось, если будем хорошо хозяйничать и у нас окажутся излишки, вывезем их в Советский Союз.
Эти и многие другие вопросы я вынес на обсуждение собравшихся. На совещании выступило более 20 генералов и офицеров, и каждый из них вносил крупицу своего опыта.
После капитуляции Германии мы встретились на немецкой территории с тяжелыми последствиями войны. Исключительную угрозу для войск и для населения представляла возможность вспышки эпидемий в самом Берлине. Стояла жаркая погода, а всюду — в каждом доме, подвале, на чердаках — валялись трупы. Маршал Жуков потребовал от меня и начальника санитарного управления фронта генерала А. Я. Барабанова принятия решительных мер по очистке города от трупов, приведению в санитарное состояние водоемов, системы водоснабжения, а также продуктов питания на складах, в магазинах, предупреждению массовых заболеваний людей, идущих из концлагерей. Естественно, первейшей задачей являлось излечение раненых советских воинов. А жертв было много. Гитлеровцы вели огонь отовсюду: с крыш домов, с балконов, из подвалов, из-за каждого угла. 5-я ударная и 8-я гвардейская армии потеряли до четверти своего состава; в остальных армиях насчитывалось по 2–3 тысячи раненых. К тому времени мы полностью прекратили санитарную эвакуацию на Родину, добиваясь того, чтобы все раненые были окончательно излечены во фронтовых и армейских госпиталях и в Советский Союз уезжали здоровыми людьми.