Всю работу по завозу в Берлин продовольствия, организации товаропроводящей сети, обеспечению порядка при выдаче продовольствия жителям А. И. Микоян возложил на органы тыла фронта, объявив мне, что несу персональную ответственность за точное и своевременное выполнение правительственного решения. Вот уж никак не думал я, скажем, полгода назад, что мне придется кормить немцев!
Пока мы были заняты завозом продовольствия, в Берлине ходило множество провокационных слухов. Шептались даже, что, мол, соберут немцев у продовольственных пунктов, чтобы там перехватать всех. Каково же было удивление жителей, когда в назначенный день и час (15 мая в 8 часов утра) открылись все ларьки и началась выдача продовольствия.
Незадолго перед этим А. И. Микоян, просматривая текст продовольственной карточки, спросил меня:
— А какой кофе вы собираетесь давать немцам?
— Суррогатный, — ответил я.
— А почему не натуральный?
Я ответил, что натурального кофе на складах фронта нет.
А. И. Микоян сказал:
— На складах у вас нет, а в Советском государстве есть. Потрудитесь в каждой карточке в графе «кофе» добавить «натуральный»…
Пришлось допечатывать слово «натуральный» в 4 миллионах карточек.
Пока мы вносили эту поправку, заместитель члена ГКО по продовольственным вопросам В. П. Зотов отправил из Москвы в Берлин поезд с натуральным кофе. Наркомат путей сообщения обеспечил этому эшелону «зеленую улицу». Как всегда, Зотов выручил нас в трудную минуту.
Когда начали выдавать продукты, немцы были поражены: все они, кроме правящей верхушки и богачей, давно и, казалось, навсегда забыли запах и вкус натурального кофе, и им не верилось, что теперь вдруг русские его дадут; но мы выдавали по карточкам именно натуральный кофе, притом на месяц и даже на два вперед, чтобы пачку не делить, а целиком вручить ее потребителю.
В первый день выдачи продовольствия Микоян и маршал Жуков лично осмотрели ряд продовольственных магазинов. Всюду они нашли должный порядок и не раз выслушивали от немцев слова благодарности и признательности советскому народу за помощь.
По решению Военного совета фронта городским властям Берлина передали 1000 грузовых и 100 легковых автомашин, тысячу тони горюче-смазочных материалов, 5 тысяч голов дойных коров для обеспечения молоком детей и больных.
На органы тыла была возложена задача совместно с первым военным комендантом Берлина генерал-полковником Н. Э. Берзариным содействовать быстрейшему налаживанию нормальной жизни в городе, открытию театров, кино, кафе, восстановлению электроосвещения, телефонной связи, усилению санитарного надзора, пуску промышленных предприятий, доставке угля и т. д.
Передо мной доклад начальника тыла Группы советских войск в Германии члену Государственного Комитета Обороны А. И. Микояну от 21 июня 1945 года о снабжении населения Берлина продовольствием и об организации нормальной работы коммунального хозяйства и городского транспорта, лечебных и культурных учреждений. В докладе говорилось:
«На июнь выдано потребное количество продовольственных карточек. Сеть магазинов достаточна, очередей нет. Детям регулярно выдается молоко. Продовольствие выдается бесперебойно.
Проведена широкая санитарно-эпидемиологическая разведка, ликвидированы очаги инфекции. На территории города собрано и закопано свыше 2 тысяч трупов животных.
Обследованы водопроводные станции, воспрещены для использования засоренные источники. Организован медицинский контроль на холодильниках и консервно-колбасных фабриках. Начали работать: больниц — 92, детских больниц — 4, родильных домов — 10, аптек — 146, амбулаторий — 9, диспансеров — 4, медпунктов — 13, детских консультаций — 3, станций скорой помощи — 6. Общее количество коек в больницах — 31 780. Врачей, работающих в лечебных учреждениях — 654, частно практикующих — 801. Созданы главное управление здравоохранения Берлина и районные органы.
Мощность действующих электростанций доведена до 98 000 квт. Подключено к электросети: жилых домов — 33 тысячи, водопроводных и канализационных станций — 51, бань — 4, прачечных — 7, парикмахерских — 480, пекарен — 1084. Восстановлено и включено свыше 3 тысяч фонарей уличного освещения.
Пущено в эксплуатацию 15 водопроводных станций с суточной мощностью 510 тысяч кубометров, восстановлены основные водопроводные магистрали. Подключены к водопроводной сети зданий 85 тысяч и все работающие коммунальные предприятия.
Пущено в эксплуатацию 35 канализационных станций.
Введено в эксплуатацию 39,2 километра линий метрополитена, открыто 52 станции, работает 16 поездов в составе 62 вагонов.
Введено в эксплуатацию 8 линий трамвая общей протяженностью 65,4 километра, работает 122 вагона.
Введено в эксплуатацию 7 линий омнибусного сообщения протяженностью 91 километр, работает 46 омнибусов.
Пущено в эксплуатацию 5 газовых заводов общей суточной производительностью 157 тысяч кубометров.
Пущено в эксплуатацию 6 бань, ремонтируется 5 бань. Пущено в эксплуатацию 10 прачечных.
Для подвоза каменного угля из Силезии сформировано 18 железнодорожных вертушек. Брикетированный уголь из Мюнхеберга подвозится 25 вертушками, 850 тонн каждая.
Открытие магазинов и ресторанов получило пока незначительное развитие.
Открыты и работают театры: „Западный театр“, где выступает балетная группа, „Ренессанс“ — театр (комедия), симфонический оркестр филармонии, в ближайшие дни будут работать оперный и драматический театры. Открыты и работают 45 варьете, 127 кинотеатров, посещаемость которых от 80 до 100 тысяч в сутки»[39].
И так далее…
Читаешь это и поневоле вспоминаешь, какую участь готовил Гитлер для нашей столицы Москвы, если бы ему удалось овладеть ею. На совещании в штабе группы армий «Центр» в 1941 году он сказал: «Город должен быть окружен так, чтобы ни один русский солдат, ни один житель — будь то мужчина, женщина или ребенок — не мог его покинуть. Всякую попытку выхода подавлять силой. Произведены необходимые приготовления к тому, чтобы Москва и ее окрестности с помощью огромных сооружений были затоплены водой. Там, где стоит сегодня Москва, должно возникнуть огромное море, которое навсегда скроет от цивилизованного мира столицу русского народа…»
Та же участь готовилась и для Ленинграда. «Для всех других городов, — говорил Гитлер, — должно действовать правило, что перед их занятием они должны быть превращены в развалины артиллерийским огнем и воздушными налетами. Недопустимо рисковать жизнью немецкого солдата для спасения русских городов от огня»[40]. Один из верных псов Гитлера, фельдмаршал Рейхенау, издал в 1941 году приказ, в котором говорилось: «Снабжение питанием местных жителей и военнопленных является ненужной гуманностью…»
Советский народ и его армия-победительница не мстили поверженному противнику. Сколько горя претерпели советские люди от фашистского вторжения! Ведь не оказалось ни одной семьи в стране, которая не была бы задета войной.
20 миллионов человеческих жизней потеряли мы в этой войне. Но армия понимала, что нельзя ставить знак равенства между гитлеризмом и немецким народом, что гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остается.
Советские воины помогли немецкому народу. Передовые представители его выражали удивление невиданному гуманизму Красной Армии.
«Что вы с нами теперь сделаете? — спросил советского офицера немецкий писатель и драматург Гергарт Гауптман. — Горе нам, если вы решили отомстить немцам за все содеянное… То, что произошло, так ужасно, так чудовищно, так отвратительно, что я не могу ни с чем это сравнить. Я не сомневаюсь, что если не сейчас, то через пятьдесят лет немецкий народ снова найдет себя. Он возродится. Но это должен быть уже другой народ, а не тот, что так слепо пошел навстречу своей катастрофе»[41].
Другой талантливый немецкий писатель Ганс Фаллада собирался написать роман о советских офицерах, особенно о военных комендантах, с которыми ему приходилось часто общаться как бургомистру города. Он писал:
«И не потому, что я многим обязан русским… Русские люди потрясли меня, ничего подобного я еще не видел… Где и когда видано это было, чтобы армия-победительница была так великодушна и добра к побежденному народу?.. Я говорю о буднях, о том, что я видел и пережил за время моего пребывания на посту бургомистра в городе Фельдберге… Черт побери!.. Вы же пришли к нам победителями. Освободителями Европы. Четыре года не знали ни сна, ни отдыха, не раз смотрели смерти в лицо… Тысячам смертей! Вы должны были озвереть, сердца ваши должны были стать булыжниками… У вас было право пировать, кутить, отбирать самых красивых женщин, обогащаться, наслаждаться жизнью, которую вам подарила судьба… А что я увидел? Я увидел одержимых комендантов, которые ни себе, ни мне не давали покоя, пока не откроется еще одна булочная для немцев, пока не пустят электростанцию, откроют кинотеатры, пока не завезут продукты в детскую больницу… Какое вам было дело до всего этого? Пускай немцы вымрут, подохнут с голоду, сойдут с ума — вам-то что до этого? Так даже многие немцы рассуждали в те дни… А мои друзья-коменданты… чуть свет поднимали меня с постели и спрашивали: сколько я послал людей на разборку руин, сколько выпечено хлеба и завезены ли овощи? Потом они ездили на поля, проверяли, как идет посевная, как будто это было где-то у них в Рязани, как будто этот хлеб нужен был их детям!»[42]