Штаб армии с подразделениями обслуживания отходил на Алексин. К вечеру дороги размокли от проливного дождя. Транспорт «по брюхо» засел в грязи. Кому его не удавалось вытащить, тот продолжал путь пешком.

Вскоре сдали и Алексин, взорвав предварительно железнодорожный мост через Оку; однако примерно через месяц противник открыл по нему движение. Возникло сомнение — достаточно ли полно был взорван мост? Почему противник так быстро восстановил его?

Началось затяжное следствие. Офицеру-заградителю из службы военных сообщений (ВОСО) пришлось пережить немало неприятностей (если можно так деликатно выразиться). Впоследствии, когда Алексин снова был занят Красной Армией и нам пришлось восстанавливать мост, теперь разрушенный уже немцами, всем стало ясно, что никакой ошибки офицер ВОСО при взрыве моста не допустил. Но урок из опыта подрыва алексинского моста через Оку мы извлекли, помнили его, когда 49-я армия занимала оборону вокруг Серпухова и стоял на очереди вопрос, когда и как взрывать серпуховский железнодорожный мост через Оку.

В середине октября противник располагался полукольцом в 6–7 километрах западнее Серпухова. Здесь у нас произошло любопытное эшелонирование штабов. В самом Серпухове находились все службы, подчиненные начальнику тыла армии. Он со своим штабом находился там же. Поскольку старшим начальником в войсках Серпуховского гарнизона был я, то командующий армией назначил меня начальником гарнизона. По положению, я вошел в состав городского комитета обороны («наш маленький ГКО», как мы его шутя называли); председателем его являлся секретарь горкома партии Гусев, членом комитета — председатель горсовета Соколов.

Восточнее Серпухова, в деревне Бутурлино (в 15–18 километрах от противника), размещался первый эшелон штаба армии.

По общепринятой схеме второй эшелон надо было расположить восточнее Бутурлино, то есть дальше от линии фронта. Но в этом случае район Серпухова пришлось бы поделить между дивизиями. Кроме того, здесь проходила железная дорога Москва — Тула — Орел, а также важное и единственное в тех условиях шоссе Москва — Симферополь. Было бы нелепо уходить из города всем органам армейского тыла лишь в угоду схеме, да еще в те дни, когда все население Серпухова готовилось встать на его защиту.

Чтобы иметь хоть небольшую, но вполне боеспособную воинскую часть, подчиненную городскому комитету обороны, мы сформировали из рабочих серпуховских предприятий, а также из числа ежедневно выходивших из окружения военнослужащих отряд численностью свыше 600 человек, прекрасно одетых, обутых и вооруженных. Этим, конечно, не ограничилось. В Серпухов на сборный пункт продолжали прибывать в одиночку и группами бойцы и командиры, выходившие из окружения или отставшие от своих частей. Для этих людей крайне важно было простое человеческое внимание и товарищеское отношение командования и политических органов. В результате 49-я армия получила довольно значительное пополнение людьми и техникой.

В то время случалось, что в тыл направлялись, так сказать, «бесхозные» автомашины, да еще с зенитными установками или ценным военным имуществом. Мы забирали их в отряд, подчиненный горкому партии. В результате он оказался оснащенным зенитными средствами в два-три раза выше любой нормы.

Одну из важнейших обязанностей начальника тыла армии в то время составляла эвакуация промышленного оборудования на восток. Нельзя было упустить ни одного дня навигации по еще не скованной льдом Оке. Ранние морозы угрожали ледоставом. День и ночь загружались баржи и отправлялись в сторону Горького. Какое только имущество не проследовало в этом направлении! В те дни прибыл в Серпухов один из заместителей наркома легкой промышленности (фамилии его не помню). Его задачей было ускорить эвакуацию текстильных предприятий, сырья. Он видел, как много непосредственно военных дел у начальника тыла армии, когда обстановка на фронте так тревожна. И все-таки он неотступно нажимал на меня, иногда припугивал, а иногда патетически заверял в глубочайшем ко мне уважении и обещал, что «наркомат и вся Москва никогда не забудут вас, вашу помощь и отблагодарят, как только кончится война».

Работники тыла 49-й армии делали все, чтобы спасти ценности. Но главная заслуга воинов армии состояла в том, что они не отдали Серпухов на поругание и разграбление врагу, в честь чего уже после окончания войны у села Кременки установлен мемориал и открыт музей.

Однажды явился ко мне штатский человек и попросил принять от него машину, доверху наполненную деньгами, сложенными в мешки. Сколько денег в этих мешках, он не знал, так как не считал их при выносе из госбанка какого-то города, куда с минуты на минуту мог ворваться враг. Откровенно говоря, это «имущество» меня смутило: я не сразу решил, как поступить с ним. Да и начфин армии не мог предложить мне чего-либо путного. Один мешок денег — и то много. А тут целая машина! Кто их будет считать? Куда их девать? И время ли нам возиться с этим делом, если вокруг столь напряженная обстановка? Я дал этому человеку красноармейца для сопровождения и посоветовал поскорее отправляться в Москву, а если и там не примут, то ехать дальше на восток. Правда, наши автомобилисты не прочь были заменить его новенькую машину ЗИС-5 на более изношенную, но пришлось им отказать в исполнении этого соблазнительного намерения. Так и ушла куда-то на восток машина, полная денег…

Между тем положение на фронте все ухудшалось. В те дни со стороны Высокиничей на Серпухов двигалась колонна немецких войск, не встречая на своем пути какого-либо серьезного сопротивления. 49-я армия до крайности растянулась в обороне, и командарм вспомнил о серпуховском отряде рабочих, проходивших повседневно военное обучение. Он приказал бросить его навстречу противнику. Командование отрядом добровольно взял на себя комбриг П. А. Фирсов, человек решительный и храбрый: сдав мне обязанности начальника гарнизона Серпухова, он временно оказался не у дел. Под его командованием отряд серпуховчан не только остановил немецкую колонну, но и разгромил ее, захватив пленных и трофеи — немалое событие для того времени! П. А. Фирсов вскоре стал командовать дивизией, а затем корпусом и закончил войну в звании генерал-лейтенанта, Героя Советского Союза.

Успех под Высокиничами воодушевил серпуховских рабочих, которые и до этого охотно выполняли любые задания, чтобы помочь Красной Армии.

Москвичи и жители подмосковных районов от мала до велика поднялись на защиту столицы. Строительство оборонительных рубежей составляло тогда одну из самых важных и неотложных задач. На всех дорогах, ведущих к Москве, устанавливались тысячи металлических «ежей», прорывались многие десятки километров противотанковых рвов. В самой Москве на каждой магистральной улице возвышались заграждения. По существу почти стерлись грани между фронтом и тылом. Небольшие заводы и мастерские, цехи больших предприятий на оставшихся после эвакуации станках изготовляли минометы, гранаты, собирали самолеты У-2, ремонтировали пушки, танки, автомашины. На фабриках, в ателье и по домам изготовлялись теплые вещи для воинов; собирали теплые вещи у населения.

Жители Серпухова, Коломны и других населенных пунктов, входивших в полосу обороны 49-й армии, стремились помочь фронту. Женщины добровольно брали на себя обязательства сшить определенное количество ватных курток, шаровар, теплого белья. Мы давали им материалы, лампы и керосин, а особо нуждавшихся обеспечивали продовольствием и топливом.

Как пригодились изготовленные коломенскими и серпуховскими рабочими бидоны и ведра из нержавеющего сплава (с ватными утеплителями) для доставки горячей пищи и чая бойцам на передний край!

Трудно стало, когда начались морозы и снегопады. Ведь на переднем крае почти невозможно было подогревать пищу; немецкие наблюдатели выслеживали появление струек дыма и обрушивали по этому месту минометный огонь. Позже, когда появились банки с сухим спиртом и можно было разогреть пищу без всякого дыма, условия подготовки горячей пищи значительно улучшились. Но в первую военную зиму от длительного отсутствия горячей пищи участились желудочно-кишечные заболевания на передовых позициях.