Я забрала свои вещи из гроба и отнесла их в машину. В кармане я нашла двадцатидолларовую купюру, так что остановилась, чтобы перекусить. Мой Хозяин, должно быть, еще утром засунул деньги в джинсы, прежде чем бросил их мне.

Мысли о том, как хорошо он обо мне заботился, разрывали меня изнутри, так что мне пришлось сдерживать слезы, ведь я была на публике. Девушка возле дороги, с интересом смотрела на меня, пока я рассчитывалась за чизбургер.

― Я ― зомби, ― тупо пробормотала я и едва не рассмеялась над собственной шуткой.

Лампочка над ее головой погасла, когда она осмотрела свою одежду и вспомнила, что сегодня Хэллоуин. На вид ей было лет семнадцать ― светлые волосы с розовыми прядями и развязный наряд, как из телешоу «Панки Брюстер». Вероятно, она выдавала его за костюм, потому что у нее не хватало смелости надеть его в другой день.

― Оу, точно. Умно, ― произнесла она. ― Макияж реально похож на грязь.

Я улыбнулась, подавляя желание сказать, что грязь была настоящей. Поев на парковке, я снова завела мотор. Мне нужно было привести себя в порядок, но я понимала, что у меня больше не было своего дома, а ехать в дом родителей и встретиться с ними, я была еще не готова.

Я не была дома с тех пор, как меня похитили, но у меня все еще имелся контейнер для хранения вещей. Я держала их там, пока не перевезла в собственный дом и оплатила аренду склада на год вперед, потому что никогда не знаешь, в какой момент он может пригодиться.

Я была уверена, что он все еще принадлежал мне. И винила в этом свою мать, которая научила меня быть такой дотошной. Других оправданий собственным действиям у меня не было.

Мой склад находился в ультрасовременном здании, которое было оснащено сенсорными клавиатурами, и я была единственной, кто знал пароль.

Я набрала его дрожащими пальцами, а затем заехала внутрь и выключила зажигание. С того самого момента, как я вышла за дверь, я знала, что не буду звонить в полицию. Я бы никогда не рассказала им ничего из того, что произошло, и не привела бы их по извилистым дорогам к дому, который был моей тюрьмой.

Сидя в машине, я рассматривала вещи, которые находилось в гробу. Я перечитывала журналы, вспоминала, кем была, и тех, кто от меня отказался, запихнув меня в коробку, и поражалась тому, насколько мало они обо мне вообще знали. Независимо от того, были ли это мои собственные упущения или отсутствие у них наблюдательности, узнать меня, им было не суждено.

Мой дом был в пятнадцати милях от дома родителей и располагался на другом конце города, куда добраться пешком было весьма проблематично. Склад же находился всего в пяти милях от их дома, что значительно упрощало мою задачу.

Как только я позаботилась о машине, то вышла на улицу и двинулась через жилой район, поражаясь чудовищности своей ситуации.

Вокруг меня бегали дети, одетые в костюмы тыквы, пиратов и призраков. Они визжали и смеялись, размахивая ведрами с конфетами, пока уставшие родители пытались их догнать.

Их было слишком много. Они звучали слишком громко. Даже поездка на авто показалась мне невыносимо трудной. Но заговоривший со мной человек, и обращенные на меня взгляды, которые принадлежали не ему... нервировали и нарушали мое личное пространство. Я чувствовала себя обнаженной и беззащитной.

За месяцы, проведенные со своим похитителем, моя тюрьма стала моим убежищем, а теперь, когда я оказалась на свободе, заключением мне представлялся остальной мир. Бежать было некуда.

Никто не обращал на меня внимания, пока я шла. Я была уверена, что частично это происходило из-за того, что солнце скрылось за деревьями, и яркий дневной свет уже несколько часов как стал более приглушенным. Никто не узнал меня как Эмили. Любой, кто меня видел, не казался мне испуганным или потрясенным. Я просто была очередной девушкой в костюме, как и все остальные.

Уже стемнело, когда я добралась до дома своих родителей. Их крыльцо освещали типичные символы Хэллоуина ― гигантская тыква со свечой внутри, летучие мыши, свисающие с крыльца и окровавленное пугало, которое лежало на тюке сена во дворе.

Они действительно вычеркнули меня из своей жизни, словно у них произошел какой-то психологический сбой, который позволил им закрыть одну дверь и тут же открыть другую. Мои родители похоронили меня и уже на следующий же день начали раздавать местным детишкам конфеты на Хэллоун вместо того, чтобы уделить должное внимание моим поминкам.

Я видела, как они восприняли гибель Кэти. И знала, что для них это был единственный способ пережить такое горе. Они продолжили жить обычной жизнью. Не скорбели и не горевали открыто, вместо этого мама и папа спрятались, похоронили дочь и стерли ее из памяти. Это не было похоже на то, как себя вели нормальные люди по отношению к тем, кого они должны были любить. Даже если они остались лишь воспоминанием.

Когда я постучала, из-за двери раздался голос мамы:

― Тед, держи!

Я услышала, как что-то упало и разбилось, после чего последовал поток проклятий, а затем дверь открылась. Раздражение моей матери переросло в шок.

― Тед! ― закричала она, будто крик мог защитить ее от дочери, которая не умерла и которая исчезнет навсегда как хорошая маленькая девочка.

В дверном проеме позади мамы показался мой отец.

― Донна, что случилось?

Его лицо побледнело, когда он увидел мой болезненный вид, будто я только что вылезла из могилы.

Мне хотелось сказать ему, что они проделали отличную работу, похоронив того, кто не был мертв на самом деле, но в этом был виноват не только мой отец. Он просто всегда соглашался со всем, что говорила делать моя мать.

Я наконец-то снова обрела голос:

― Мам...

― Ты не настоящая, ― сказала она.

Это не было произнесено так, как сказал бы человек, который действительно скучал по своей дочери и был в восторге, что она вернулась домой. Это прозвучало так, будто своим появлением на ее пороге, я испортила ей всю программу двенадцати шагов по отрицанию того, что я когда-либо существовала. Таким принципом руководствовался клан Варгас.

Возможно, мне следовало пойти в другое место. Но это была извращенная месть, и я не хотела подвергать этой нездоровой сцене кого-то, кто этого не заслуживал.

― Я настоящая, мам.

― Но мы тебя похоронили. Тебя закопали в землю.

Мой отец стоял позади моей мамы, положив руки ей на плечи и успокаивая ее, будто он хоть что-то контролировал в этом доме.

― Нет, ты похоронила не меня. Ты не подумала, что, возможно, я не умерла, или это доставило бы тебе неудобства?

Я понимала, что они, должно быть, страдали, пока думали, что потеряли меня. Бессонные ночи, страх за мою безопасность. Но это не отменяло того факта, что они похоронили меня, чтобы облегчить себе жизнь, чтобы иметь возможность жить дальше, в то время, как я была лишена такой роскоши.

А потом начались слезы. Не мои. Я была уверена, что у меня их не осталось. Я израсходовала свой запас на всю жизнь, и с этого момента все мои слезы будут превращаться в слова, а не в соленую воду. Так что нет, это рыдала моя мать. Я ранила ее чувства.

― Как ты могла сказать мне такую мерзость? Мы жутко волновались. Где ты была? Что с тобой произошло?

Наступило время обвинить во всем меня. А ведь меня даже не пригласили войти в дом. Я все еще стояла на крыльце рядом с гигантским пластмассовым фонарем злобно ухмыляющейся тыквы. Мне не позволили заговорить подоспевшие попрошайки.

― Кошелек или жизнь! ― хором прокричали они и вытянули вперед свои мешки для угощений, как профессиональные нищие.

Одна из девочек была одета в костюм ведьмы. Часть ее зеленого грима уже размазалась по лицу, а бородавка на носу собиралась вот-вот отвалиться.

Вместо того чтобы раздать детям конфеты и отправить их дальше, мама схватила меня за руку и втащила в дом. Она захлопнула дверь и повернулась ко мне.

В своем розовом халате и тапках, мама выглядела нелепо, но Хэллоуин это единственный день в году, когда ей сходило с рук то, что она была неряхой. Она так крепко сжимала в руках миску, что я подумала, будто та вот-вот лопнет, и все конфеты полетят на пол как сосновые шишки. Ее руки побелели от напряжения, и цвет лица им соответствовал. Но все же... она была сердита, а не напугана.