Изменить стиль страницы

С тех пор прошла неделя. Женя вышла из квартиры на лестничную площадку и услышала какой-то гомон и возню этажом выше. Она не придала этому значения и спустилась вниз. Во дворе остановилась в ожидании своей подруги. Они собрались вместе пойти в университетскую библиотеку.

Поблизости стояли пожилые соседки и судачили.

— Сын не смог дозвониться к Василию, пришёл, открыл дверь своим ключом, а он сидит в кресле мёртвый, уже запах появился, — сообщила одна. — Телевизор работает. Как он не загорелся?

— А я смотрю, к нему полиция приехала и скорая помощь одновременно? — подключилась вторая. — Лёгкая смерть, раз — и нет тебя. Не мучился.

— Сын сказал, что он примерно неделю тому назад умер, судя по запаху и признакам разложения, — уточнила первая.

Минуты через две входная дверь подъезда открылась, а из неё четыре человека в халатах, масках и резиновых перчатках с трудом вынесли в чёрном пластиковом мешке труп человека. Тошнотворный запах мгновенно наполнил воздух вокруг.

Без тени сомнения Женя подумала:

— Вот к кому я прогнала смерть от тебя, бабушка! Я узнала её по запаху, и она улетела к нашему соседу.

* * *

Это сейчас Евгения с мамой и бабушкой живёт в московской, трёхкомнатной квартире на третьем этаже кирпичной пятиэтажки. А в её младенчестве все они обитали в добротном частном доме в подмосковном городе. Но однажды бабушка, подсчитав все свои денежки, накопленные на старость, дождалась с работы дочь, покормила её вкусным ужином и начала свою, хорошо подготовленную речь:

— Я, Аннушка, давно наблюдаю за своей внучкой. Растёт она ладненькой, умной. Ей развиваться надо, учиться в хорошей школе, а потом — и в институте.

— Это ты к чему завела такой разговор? — не поняла та.

— А к тому, что переезжать нам надо в Москву.

— У-у-у! — протянула дочь, — какие у тебя далеко идущие планы! Я, мама, давно мечтаю жить в столице. Но там даже хрущёвки пятиэтажные стоят очень больших денег. Нам там жильё не по карману.

Она поднялась с места и, не желая продолжать бессмысленный разговор, направилась в свою комнату. Не прошло и минуты, как баба Мария вошла в её комнату с газетой и журналом в руках. Открыла их на нужных страницах и показала дочери объявления, обведённые карандашом.

— Вот, смотри, доченька, сколько стоит дом в нашем частном секторе. Как я поняла, это Мартынов свой продаёт. А это цены на пятиэтажки в Москве. Разница существенная, но у меня есть достаточно денег, чтобы купить трёшку. Дочь поднялась с постели и начала рассматривать объявления.

— Сколько, говоришь, у тебя денег есть?

Мать назвала сумму. Анна взвизгнула от восторга:

— Если что — у меня тоже имеются кое-какие накопления. Завтра же подам объявление в газету на продажу нашего дома, а ты, мама, внимательно следи за московскими ценами в каждом новом журнале.

Обе они расчувствовались, обнялись и с минуту просидели так, довольные тем, что пришли к единому мнению. На удивление быстро нашёлся покупатель на их дом, а вскоре подвернулась и трёхкомнатная квартира в Москве по доступной цене. Их счастью не было предела. Женечка росла, хорошо училась, всесторонне развивалась, как и хотела баба Мария.

Но их жизнь омрачали соседи. Через стенку от них, в соседнем подъезде жила женщина, одна воспитывающая сына. Рос он непослушным, хулиганистым. Никак не могла мать с ним совладать. Постепенно он пристрастился к алкоголю, дебоширил, в пьяном виде избивал родительницу. Ему было лет двадцать, когда она внезапно умерла во сне, а квартира перешла ему в собственность.

Спустя несколько лет он женился на скромной девушке, приехавшей из провинции. Она родила ему двух сыновей. Теперь одному из них было три года, а другому — пять лет. Но сосед не остепенился, постоянно устраивал дома скандалы, избивал жену и детей. Его измученная супруга уже имела вид доживающей последние дни тяжелобольной женщины, а дети были запуганы до такой степени, что у старшего сына начинались припадки, когда отец возвращался домой.

Было видно, что дети и их мать не доедали. Иногда их подкармливали соседи. Сам он не работал, а то, что зарабатывала жена, отбирал и тратил на наркотики и алкоголь. Уйти женщине было некуда, квартира принадлежала мужу. Снять жильё она не могла, её зарплаты не хватало бы на оплату аренды и питание детей. Когда за стенкой начинались скандалы и слышались крики и рыдания, Женя несколько раз вызывала полицию. Тирана забирали в отделение, но через несколько часов отпускали.

Она не понимала, как его жена всё это терпит, даже ей самой становилось плохо только оттого, что она слышала весь этот кошмар. Вот и сегодня в той квартире стоял грохот, крики и рыдания. Евгения уже и уши ватой затыкала, и уходила на кухню, и пила валериану. Мысленно представляла, какой ужас там происходит, и страдала так сильно, что как зомби, достала из шкафа формочку, приобретённую на Блошином рынке и начала изготавливать свечу в виде мужской статуэтки. И только тогда, когда она уже в готовом виде стояла на столе, пришла в себя и испугалась:

— Вот, гад до чего довёл! Уже мозг не выдерживает. Свечу почти в отключке сделала.

Она взяла шариковую ручку и прямо ей нацарапала на лбу статуэтки имя соседа-тирана «Леонид». Посмотрела на неё и спросила сама себя:

— Ну, и зачем ты мне понадобился? Дарить тебя я никому не собираюсь. Тем более — ему.

Статуэтка эта так и осталась стоять на столе. Ночью следующего дня её снова разбудил шум за стеной, рыдания женщины и визг детей. На часах было без пяти минут двенадцать. Женя совершенно неосознанно сходила на кухню, вернулась с коробком спичек и тарелкой. Поставили в неё статуэтку и подожгла на её голове фитиль. Шум за стеной продолжался.

— Когда ты полностью сгоришь и растаешь, парафиновый «Леонид», не станет и настоящего! — злобно выдала она, оставила на столе свечу зажжённой и легла спать.

Утром она проснулась от звука сирены пожарной машины. В комнате пахло гарью. Из окна соседней квартиры валил дым. Женя вышла на балкон и увидела, что к окну соседа-дебошира приставлена лестница, а на ней стоит огнеборец с пожарным шлангом в руках. Не прошло и минуты, как дым исчез, лишь белый парок, вырывающийся из окна, всё ещё напоминал о пожаре.

К подъезду подъехала карета скорой помощи. Во дворе уже стоял сосед, живущий под квартирой скандалиста и, на чём свет стоит, костерил погорельца, жалуясь кому-то:

— Вот, сволочь, напился, лёг в постель, закурил и заснул!

— Твою квартиру сильно залили, пока тушили пожар? — спросил собеседник.

— Не сильно, потушили быстро, только потолок промок.

Женя вернулась в комнату и увидела на дне тарелки расплавленный парафин. Свеча сгорела почти полностью.

— Вот чёрт! — всплеснула она руками, — забыла её потушить!

Во второй половине дня пришла домой мать Евгении. Она сообщила, что сосед сильно обгорел и скончался в больнице. Только теперь Женя поняла, с ней творится что-то неладное.

— Это я убила соседа и Павла Фёдоровича с помощью статуэток из мыла и парафина. Бабка не случайно подарила мне формочку для их изготовления. Надо её выбросить. Она решительно залезла в шкаф, достала её и вдруг поняла, что не может с ней расстаться. Положила на место и успокоилась.

* * *

Евгения училась в университете ещё несколько лет. Затем окончила интернатуру, а следом — ординатуру, так как решила стать психиатром. Работать она начала в женском отделении психиатрической больницы, находящейся в пятнадцати минутах ходьбы от её дома. В её первый рабочий день заведующий отделением передал ей историю болезни пожилой женщины с шизофренией, которой прежде занимался другой врач. С пожилой женщиной она общалась минут сорок минут. С ней было всё ясно. Спустя полчаса в отделение поступила новенькая, двадцатипятилетняя Галина Яровая с тяжёлой депрессией. Медсестра завела её в кабинет.

— Присаживайтесь, — показала Евгения на кожаный диван.

Девушка еле держалась на ногах, верхние веки почти не поднимались, смотрела она сквозь узкие щелочки, Губы свисали хоботком до нижнего края подбородка. Кожа лица висела, как у старухи, мимика отсутствовала.

— Мне надо лечь, сидеть я не могу, слишком слаба, — невнятно пробормотала Галина.