Выходим на Одер

Вернемся, однако, на месяц назад.

13 февраля начальник штаба фронта сообщил, что маршал Г. К. Жуков приказал начальнику инженерных войск обеспечить к началу ледохода на Висле возможность прохода кораблей флотилии по всему водному пути до Одера. Надо ли говорить, как обрадовало всех нас такое известие! Распоряжение командующего фронтом проясняло наши перспективы на берлинском направлении. Оно означало, что к решающим боям за Берлин днепровцы могут и должны поспеть. И что маршал Жуков считает это нужным.

Пришло время подписать давно уже подготовленную директиву Военного совета «О перенесении боевой деятельности Краснознаменной Днепровской флотилии на территорию Германии». Директива предназначалась для командиров бригад и дивизионов. Она ориентировала в особенностях обстановки, определяла вероятные боевые задачи, к которым следовало быть готовыми, и возможные формы взаимодействия с наступающими войсками фронта на территории противника.

Командованию флотилии пора было осмотреть вслед за рекогносцировочной группой всю трассу предстоящего перехода кораблей, иметь ясное представление о каждом ее участке. Вместе со мной и членом Военного совета отправились к Одеру знакомые уже с этим маршрутом Белявский и Новоселов, а также начальник ВОСО Кобылинский. Для связи с ФКП, где старшим оставался начштаба Балакирев, взяли с собой рацию, установленную на автомашине.

До Бромберга (ныне польский город Быдгощ) ехали берегом Вислы, потом повернули на запад, двигаясь вдоль канала, соединяющего бассейны Вислы и Одера. По мокрым от февральской слякоти дорогам, по которым теперь следовали подкрепления наступающим войскам, двигался нам навстречу пестрый, оттесняемый на обочины поток людей. Кто шел пешком, кто ехал на чем мог. Слышалась речь то польская, то русская. Это возвращались домой те, кого оккупанты угнали в фашистское рабство. А сколько их еще ждало освобождения там, за Одером!..

Бросались в глаза скопления, завалы брошенной гитлеровцами техники — где разбитой и искореженной, где совсем целой на вид. В городке Солец, еще не доезжая Бромберга, у приземистого складского здания привлекли внимание конусообразные ящики, напоминавшие что-то знакомое, связанное с флотом. Остановили машину, подошли. Надпись на ящиках «Научные сельскохозяйственные приборы» явно была маскировкой. Вскрыли один — так и есть! Ящики содержали гирокомпасы известной фирмы «Аншютц» для подводных лодок. Каждые два ящика — комплект для одного корабля. На складе и около него насчитали ровно сто ящиков — ценнейшее навигационное оборудование для пятидесяти подлодок! Должно быть, гирокомпасы отправлялись отсюда на верфи Данцига (Гданьск) или Эльбинга (Эльблонг).

Находка была такой, что я решил донести о ней через нашу походную рацию Наркому ВМФ. Из Модлина был вызван караул для охраны склада.

А в Бромберге, в здании учреждения, ведавшего перевозками по каналу, обнаружили полезную для нас документацию об устройстве канала, о водном режиме связанных с ним рек.

За два дня обследовали все шлюзы, не переставая удивляться их исправности. Действовал и гидравлический судоподъемник, построенный взамен старого пятиступенчатого шлюза и считавшийся крупнейшим гидротехническим сооружением довоенной Германии. Найдя какой-то катерок, мы ввели его в громадное стальное «корыто», вмещавшее суда общим водоизмещением до четырех тысяч тонн, и Исаак Львович Белявский, став к пульту управления, за несколько минут поднял нас на 120-метровую высоту.

То, что отступавшие гитлеровцы не успели вывести из строя судопропускные устройства канала или не получили санкций на это от своего начальства, было большой удачей для нас. Благополучно обстояло дело и с глубинами: промеры показывали, что они достаточны для всех кораблей флотилии.

Но в той поездке я собственными глазами увидел сорок восемь взорванных мостов и почти три десятка действующих переправ, не рассчитанных на пропуск кораблей. И особенно остро почувствовал, насколько зависим мы от разворотливости армейских саперов. А они к работе на канале и реках еще не приступали — видно, имели еще более спешные дела…

О результатах своей рекогносцировки водного пути на Одер я доложил 23 февраля в Бринбауме начальнику штаба фронта. М. С. Малинин заверил, что у начальника инженерных войск генерал-полковника инженерных войск А. И. Прошлякова саперов достаточно, и направил меня к нему для согласования практических вопросов.

Генерал-полковник Малинин вручил мне письменное боевое распоряжение на передислокацию флотилии с началом ледохода в район Кюстрина. Это касалось теперь как 1-й, так и 2-й бригады кораблей.

Особый разговор был об отдельном дивизионе (будущая 3-я бригада). Его корабли, которые пока вырубались изо льда и ставились на кильблоки на берегу Пины, с самого начала намечалось использовать в полосе 1-го Украинского фронта — в районе Бреслау и ниже по Одеру, а возможно, также и на впадающей в Одер реке Нейсе. Но невдалеке от ее устья (уже в полосе 1-го Белорусского фронта) начинался 90-километровый канал Одер — Шпрее, и теперь Малинин высказал мысль, что там силы флотилии могут оказаться нужнее, чем где-либо еще. Однако перебрасывать корабли на это направление, он считал, еще рано. И я получил указание готовиться к отправке эшелонов из Пинска сперва в Познань, с тем чтобы место спуска кораблей на воду определить потом. (Городом и крепостью Познань, где упорно сопротивлялся окруженный фашистский гарнизон, войска фронта овладели как раз в тот день, когда мы находились в Бринбауме.)

В Модлин возвращались уже ненадолго. Еще во время обследования Нетце и Варты Балакирев сообщил о поступившем от фронтового командования распоряжении перенести ФКП флотилии на территорию Германии, дислоцировав его не далее ста километров от штаба 1-го Белорусского фронта. Для размещения ФКП до выхода кораблей на Одер выбрали городок Дризен, в 80 километрах от Кюстрина и устья Варты.

Знакомясь с районом Дризена, мы сделали довольно любопытное открытие. Вблизи городка над рекой и над всей ее поймой возвышались какие-то сооружения, похожие на опоры моста. На лодке добрались до одной из опор. И тогда увидели врезанную в бетон бронированную дверь и амбразуры. Похоже, это был дот. А между «быками» обнаружили квадратные щиты. Белявский первым догадался: «Это же сегментные затворы плотины!» Потом Новоселов раздобыл трофейные документы, из которых явствовало, что закрытие затворов плотины подняло бы уровень Варты на три метра, в результате чего один берег затоплялся на два километра, а другой на десять. Вот какими были гитлеровцы. Собирались брать Москву и Лондон, а в ста с небольшим километрах от Берлина готовились затоплять немецкую землю… Однако что-то, видно, помешало.

До вскрытия Западного Буга оставалось не более трех недель. Подготовленность экипажей 1-й и 2-й бригад к боевым действиям сомнений не вызывала. Мы заботились, чтобы за зимнюю стоянку, хоть и недолгую, не утратили навыков прежде всего огневики. Был оборудован учебный артиллерийско-минометный полигон. Много внимания уделялось огневой подготовке командиров бронекатеров — старшин по званию, командовавших до того сторожевыми катерами и тральщиками.

Радовала активность офицеров на занятиях, посвящаемых опыту действий на Березине, Припяти и Буге. Разбирались как удачи, так и ошибки, промахи, не обходя и допущенные командованием бригад, штабом флотилии. В Военном совете было единое мнение, что нужен именно такой подход к собственному опыту — непредвзятый, без замазывания недостатков.

О том, к чему обязывает переразвертывание на реки Германии, шла речь на партийных и комсомольских собраниях. На них выступали член Военного совета П. В. Боярченко, начальник политотдела В. И. Семин и я. Замечательный боевой настрой матросских коллективов прибавлял уверенности и нам.

В политико-воспитательной работе вставали в порядок дня новые задачи. С перенесением действий флотилии на территорию противника еще больше значила политическая бдительность, готовность ко всяким неожиданностям. И в то же время советские воины были призваны гуманно, великодушно отнестись к мирным жителям Германии, помнить, что Красная Армия несет немецким трудящимся освобождение от фашистской чумы.