На левом берегу, где мы взаимодействовали теперь с 96-м стрелковым корпусом генерал-майора Я. Д. Чанышева, оказался «крепким орешком» опорный пункт противника в приречном селении Коморница. Здесь впервые проверялась в жестоком бою рота берегового сопровождения капитана Старостина. Ей отводилась роль первого броска в десанте, высадка которого в ближайшем тылу противника производилась по заявке командования 70-й армии.
Этот десант сложился не так, как его задумали. На рассвете 25 октября рота моряков ошибочно была высажена не за траншеями противника, а перед ними, иначе говоря — на приречном фланге своих же войск. Трагических последствий ошибка не имела — свои своих опознали вовремя. Наша рота — три взвода автоматчиков с минометной батареей — ощутимо усилила действующий здесь стрелковый полк. Однако десант уже не мог дать тех результатов, каких от него ждали. И случившееся нельзя было оправдать плохой видимостью на исходе непогожей ночи или тем, что готовился десант очень спешно, хотя и то и другое имело место. Командир высадки — а это был офицер решительный, но слишком самонадеянный — пренебрег прежде всего личной подготовкой к действиям в данных конкретных условиях, ну а мы, старшие, не проконтролировали. Еще раз подтвердилось: где-где, а уж в десанте нет так называемых мелочей.
Бои под Коморницей затянулись на три дня. Гвардейские бронекатера Плёхова (его отряд снова действовал в первоначальном составе — корабли-ветераны, поврежденные в Белоруссии, вернулись в строй) еще дважды высаживали в этом районе армейские подразделения. Артиллерия кораблей непрерывно поддерживала атакующие части. 28 октября сопротивление врага было сломлено и его опорный пункт взят.
Рота берегового сопровождения вернулась из полка, к которому вынужденно примкнула (в ошибке с высадкой морские пехотинцы повинны не были), заслужив похвалу и благодарность армейских командиров. По их отзывам, моряки капитана Старостина дрались геройски. Они не раз овладевали переходившей из рук в руки высотой, врывались и в саму Коморницу задолго до окончательного ее освобождения.
В те же дни на правом берегу части 47-го стрелкового корпуса овладели Избицей и, отбивая контратаки противника, подошли к приречной крепости Дембе. Дпепровцам хватало боевой работы и тут. Выполнением заявок сухопутного соседа были заняты плавбатареи и все корабли нашей 1-й бригады. В штабе флотилии уже прикидывали, когда первому эшелону может понадобиться подкрепление из второго.
Однако последовал приказ командующего фронтом о переходе с 29 октября к жесткой обороне на сероцком плацдарме (а затем и в междуречье Западного Буга и Вислы). Много лет спустя я узнал из воспоминаний маршала Г. К. Жукова, что решение об этом было принято Ставкой по его настоянию, чтобы сберечь силы наших войск и дать им подготовиться к дальнейшему наступлению.
Так поздней осенью 1944 года мы остановились перед самой Вислой.
Но боевые действия продолжались. Все корабельные огневые средства были включены в общий план использования артиллерии стоявших рядом армий. Наши корпосты по-прежнему находились в боевых порядках стрелковых полков. Плавбатареи и бронекатера изо дня в день вели огонь по заявкам армейцев, чаще всего — по целям в расположении эсэсовских дивизий «Викинг» и «Тотенкопф».
До середины ноября на передовой линии оставались корабли бригады Лялько. Затем ее сменила, став первым эшелоном флотилии, бригада Митина. Временными базами кораблям служили недавние опорные пункты и крепости противника на Буго-Нареве, в том числе Сероцк и Зегже. Помогая войскам удерживать оборонительные рубежи, артиллерия обеих бригад уничтожила и подавила десятки вражеских артиллерийских и минометных батарей, вывела из строя больше двадцати танков и самоходок, разбила много дзотов.
Многообразное взаимодействие с соседями включало в некоторых случаях и совместную разведку. С этим связан подвиг краснофлотца из зенитного артдивизиона комсомольца А. В. Новосельцева. Он вызвался пойти в группу разведчиков 176-й Краснознаменной стрелковой дивизии, имевшую задание доставить «языка» с определенного участка фронта и пополнявшуюся моряками-добровольцами. Взять «языка» — пулеметчика-эсэсовца — удалось именно Новосельцеву, но на пути к нашим окопам «язык» был убит, а тащивший его Новосельцев ранен. Моряк вместе с товарищами вернулся в расположение врага и сумел взять нового «языка» — капитана войск СС. Попав снова под минометный обстрел, Новосельцев получил еще одно, тяжелое ранение. Он передал пленного напарнику, а сам решил задержать преследовавших их гитлеровцев. И задержал — взрывом гранаты, при котором погиб…
По приказанию комдива тело героя было вынесено из ничейной полосы (рядом с ним лежали четыре убитых гитлеровца). Комдив счел также своим долгом посмертно наградить моряка. Ценный «язык», о котором узнал командующий фронтом, был отправлен на его КП.
После перехода к обороне производились перегруппировки войск, и у нас не раз менялись соседи. В ноябре по Буго-Нареву прошла разграничительная линия между 1-м и 2-м Белорусскими фронтами и флотилия оказалась на их стыке, оставаясь в оперативном подчинении 1-му Белорусскому. Но его теперь возглавлял Маршал Советского Союза Г. К. Жуков (а К. К. Рокоссовский стал командовать 2-м Белорусским фронтом).
Предзимний ледоход и наступивший в середине декабря ледостав заставили отвести корабли в заранее присмотренные затоны на Буге. Плавбатареи, благодаря большой дальнобойности своих орудий, могли и оттуда поражать цели не только на переднем крае противника, но и дальше. В боевых действиях остальных кораблей наступила пауза. Ее использовали для ремонта, для боевой подготовки.
Офицерский состав взялся за изучение по всем имевшимся материалам рек бассейна Одера. В том, что с Вислы пройдем и туда, не сомневался — после того как одолели бугские перекаты — никто. Беспокоило лишь, как бы не задержала зима: наступление в глубь Германии могло развернуться раньше, чем вскроются реки. Надеялись, однако, на то, что весны на западе ранние.